Ты моя судьба - Сангер Пола (книги полностью TXT) 📗
— Кажется, на эту ночь мы прикованы друг к другу, — раздраженно сказала Мейбел. — Пожалуйста, наслаждайся телевизором, — предложила она и, желая продемонстрировать, что и не хочет делить с ним даже досуг, взяла в руки книгу.
Джереми растянулся на кровати и включил маленький телевизор, вознесенный на хрупкую полочку в изножье кровати.
— Ты забыла купить телескоп, — проворчал он.
Мейбел притворилась, что не слышит его. И не видит. Что было очень нелегко, так как если стоя Джереми занимал всю ее гостиную, то, растянувшись на кровати, он занял, похоже, каждый дюйм ее жизни.
Не обращай ни на что внимания, сказала она себе. Всего-навсего одна ночь. Ты обязательно справишься.
— Том Хэмилтон… — раздумчиво проговорила Мейбел. — Призрак, фантом из нашего прошлого. Я почти совсем забыла о Свонлейне. Неужели он еще стоит?
Свонлейн. Старый дом на нечетной стороне самой захудалой улицы поблизости от студенческого городка. В этом доме жил Джереми, когда Мейбел встретила его в ночь того нелепого свидания с Томом Хэмилтоном.
Том тогда вдруг вспомнил, что забыл кошелек. Им пришлось вернуться за деньгами, и Том предложил ей подождать его в вестибюле — этим словом именовалось небольшое помещение, заваленное теннисными ракетками, каким-то спортивным инвентарем, обувью, мешками с мусором. Мейбел на всякий случай встала у самой двери и развлекалась чтением накарябанных от руки и напечатанных на машинке всевозможных объявлений, когда услышала, что открылась дверь и кто-то вошел. Мейбел оглянулась и уже не смогла отвести взгляд.
Волосы Джереми были тогда длиннее, чем сейчас, а одежда скорее всего была куплена в самый последний день распродажи в секонд-хэнде. Но в его манере держать себя чувствовалось нечто особенное: сразу было видно — этот человек остановится рядом только с тем, кого он сам выберет.
Джереми втиснул свою спортивную сумку между другими сумками и стал откровенно разглядывать Мейбел.
— Что привело вас в Свонлейк? — спросил он.
Она ответила, что ждет Тома Хэмилтона.
— Не думаю, что это стоящая идея, — хмуро заметил он.
И в это время по лестнице, беззаботно насвистывая, сбежал Том.
— Думаю, в кино мы не попадем, — сообщил он. — Оказывается, я забыл заплатить за комнату, пришлось выложить всю наличность. Но мы можем посмотреть телевизор в моей комнате, теперь уже оплаченной.
— Нет, спасибо, — холодно отказалась Мейбел. — Я буду очень тебе благодарна, если ты проводишь меня.
Том, было заспорил, дескать, лучше все-таки посмотреть телевизор, но Джереми велел ему заткнуться и сказал, что сам проводит Мейбел. По дороге он рассказал ей, что красивое название этого дома — «Лебединая лужайка» — проявление черного юмора одного из его владельцев и что тот, кто познакомил ее с Томом, оказал ей плохую услугу.
Мейбел не была в этом уверена. Она сомневалась в этом даже два дня спустя, когда Джереми пригласил ее на вечеринку в студенческий клуб. А через две недели, когда он сделал ей предложение…
Ей бы бежать от него, завязав глаза и закрыв уши, бежать без оглядки, но вместо этого она наскребла какие-то деньги, чтобы снять приличное жилье, и вышла за Джереми замуж. А три или почти четыре месяца спустя, когда замаячило окончание курса, начались поиски работы, словом, подступили настоящие трудности, их непонимание и отчуждение стали возрастать, они с яростью принялись выяснять отношения и… расстались.
— Я в этом сомневаюсь, — сказал Джереми.
Погруженная в свои мысли, Мейбел недоуменно уставилась на него.
— В чем ты сомневаешься?
— Я отвечаю на твой вопрос, — пояснил он. — Я сказал, что сомневаюсь, стоит ли еще Свонлейн.
— О да, конечно. Очень уж непрезентабельно он выглядел. Кстати, сколько ребят там жило?
— Думаю, точно никто этого не знал. Кроме Клайва, который собирал ренту. Может быть, дюжина. А иногда и больше. Особенно к концу семестра, когда с деньгами было совсем туго. Тогда там появлялось много спальных мешков. — Джереми говорил так, словно предмет разговора совершенно его не интересовал.
— Мне показалось, Том Хэмилтон пытался тебя шантажировать.
— Тебе интересует, не занес ли он меч над моей головой?
— Я так не сказала. Я просто сказала, что это похоже…
— Относись к таким вещам с юмором. Спокойной ночи, милая. — И Джереми выключил телевизор.
Мейбел попыталась читать, но, в конце концов, ей показалось, что книга напечатана иероглифами. Она отложила ее в сторону и выключила свет.
Джереми дышал ровно и спокойно, словно ничто на свете его не тревожило, но сердце Мейбел как будто собиралось выскочить из груди. Она никак не могла стереть из памяти последнюю ночь, поставившую точку в их отношениях. Они провели ее в постыдно глупой, ужасающей битве за свои права. Тогда у них тоже не было возможности лечь отдельно, они лежали вместе, в одной кровати, — и все. Ни единого слова, ни единого прикосновения.
Совершенно измученная, Мейбел наконец уснула, а наутро от ее замужества, как оказалось, осталась одна коротенькая записка, извещавшая о том, что Джереми возвращается в Свонлейн. До чего же смешно, подумала тогда Мейбел: когда мне больше ничего не хотелось знать о его планах, он проявил чуткость и оставил записку.
В ту ночь, в последнюю ночь ее замужества, Мейбел приснился волнующий эротический сон, который потом с изнуряющим постоянством приходил к ней в течение первого года после ее разрыва с Джереми. Во сне она опять была с ним, в мучительном сладостном порыве отдавалась его чувственным ласкам с голодной страстью, которую ничто не могло утолить.
На этот раз, когда Мейбел проснулась, записки не было. Зато хриплый со сна голос Джереми сказал ей прямо в ухо:
— Если ты ищешь неприятностей, дорогая, то скоро их получишь.
9
Мейбел открыла глаза так быстро и широко, словно ее ударили. Такую реакцию никак не сочтешь притворной, мелькнуло в голове Джереми.
Едва ли не в первый раз в жизни он пожалел о том, что мать воспитала его как джентльмена. Да и насчет его совести она тоже, к сожалению, позаботилась. В конце-то концов ведь не он обвился вокруг Мейбел: будто, спасаясь от неведомой опасности, она не нашла иного убежища. Джереми проснулся и обнаружил, что лежит на спине, можно сказать, придавленный ее теплым, отяжелевшим со сна телом.
Теперь глаза Мейбел были открыты, но она, видимо, все еще пребывала в темных глубинах сна, потому что так и не отодвинулась от него, не сняла с его груди небрежно раскинутых расслабленных рук.
Мейбел смотрела на него, медленно осознавая, что между их лицами расстояние не больше двух дюймов. Джереми видел, как недоумение, появившееся в ее глазах, быстро сменилось замешательством, а затем и гневом, когда она поняла, в каком положении находится.
— О нет, с этим ты ко мне даже не подступайся.
— За кого ты меня принимаешь, черт побери?! — возмутился Джереми. — Если бы я захотел воспользоваться ситуацией, протестовать было бы уже поздно.
Да и вряд ли ты стала бы протестовать, подумал он. И от этой мысли у него пересохло во рту.
— Если ты задумал растопить меня как масло на хлебе… — продолжала брюзжать Мейбел.
Я бы мог растопить, без сомнения. А может быть, уже растопил? — подумал Джереми. Потому что каждый раз, когда Мейбел касалась его, даже сквозь одежду он чувствовал в этом месте легкий ожог: такое в Мейбел полыхало пламя, хотя намеренно он ни разу не дотронулся до нее.
Ее лицо зарделось, когда она стала высвобождаться из этих неожиданных объятий. Джереми на мгновение крепко прижал ее к себе.
— Запомни хорошенько, Мейбел. Если я еще раз окажусь в путах твоих рук, ног и всего прочего, за последствия не отвечаю.
— Следующего раза не будет! — фыркнула она и мысленно добавила: хватит с меня и этого позора.
Джереми отпустил ее.
Мейбел выскользнула из его объятий, уселась на краю кровати и, скрестив руки на груди, попыталась унять бившую ее дрожь. Отчего ее так трясет? От страха? Конечно нет. От злости на Джереми? Возможно, но… только возможно. Тогда что же это? Смятение. Вот точное слово.
