Стрела амура - Мэй Сандра (прочитать книгу TXT) 📗
Продлись танец немного дольше, он бы не смог удержаться. Эти нежные губы были так близки и так желанны, что он изо всех сил сдерживался, чтобы не впиться в них поцелуем.
Они уселись на место и тут же принялись болтать без умолку, оба одинаково смущенные и возбужденные. Пожалуй, за время ужина они умудрились узнать друг о друге больше, чем за неделю общения.
Катастрофа случилась в самом конце вечера. Джон проводил Лизу до дверей номера и остановился, не зная, что сказать. Разумеется, можно было бы зайти посмотреть, как там Брюс, но огонь в крови разошелся в настоящий пожар, и Джон боялся самого себя, боялся не сдержаться и сделать что-то непоправимое, после чего не получится уже ни совместной поездки в Касл-Мэнор, ни совместного воспитания Брюса, ничего!
Лиза взялась за ручку двери, робко подняла глаза на Джона.
— Что ж, спасибо за прекрасный вечер. Умираю — хочу спать. Спокойной ночи?
— Да. Спокойной ночи.
Это вышло само собой. Он наклонился вперед и одновременно взял ее руку, чтобы поцеловать ее, но вместо этого вдруг с силой притянул к себе девушку и поцеловал прямо в полураскрытые губы.
Это был отчаянный и страстный поцелуй, поцелуй-пытка, поцелуй-возмездие. Губы казались раскаленными, и сплелись в жаркой схватке языки, а потом он почувствовал вкус ее крови… или своей?
Он пил ее дыхание, пил аромат цветов и юности, умирал от нежности, задыхался от желания, знал, что теперь все кончено, испорчено безвозвратно, и она не простит, не простит его никогда, так что нет никакого завтра, никакого будущего, есть только сейчас, здесь, немедленно и навсегда, а потом он умрет, закопается в своих экспедициях и больше никогда не посмотрит ей в глаза…
Лиза цеплялась за Джона, как утопающий цепляется за сухую ветку, проплывающую мимо.
Ей казалось, разожмет она руки — и улетит. Ног девушка не чувствовала, они были слабыми и дрожащими, словно желе.
Внутри тоже было пусто, и еще — горячо. Словно огромный костер разгорелся на месте сердца, и кровь закипела золотыми пузырьками шампанского.
Она не знала таких поцелуев раньше, но это не мешало ей отвечать на них инстинктивно и верно. И секунды стали веками, потому что невозможно было разорвать объятия, ибо за ними — только смущение, стыд и невозможность смотреть в его немыслимые зеленые глаза…
А потом все кончилось. Растрепанный, ошалевший, с дикими глазами, Джон Брайтон стремительно отступил назад, порывисто выдохнул и прошептал:
— Простите! Простите меня, мисс Кудроу.
Еще секундой позже хлопнула дверь его номера, а потом и Лиза, едва волоча ноги, смогла войти к себе, запереть дверь и тут же бессильно привалиться к ней спиной.
Ну и как теперь жить дальше? Как завтра здороваться с ним, смотреть ему в глаза, ехать к нему в дом?
Разумеется, мнение свое он о ней составит. Легкомысленная девица, едва ли не в первый вечер знакомства (Америку не считаем, там все было по-другому) позволяет делать с собой все, что угодно.
Да?
Да. Если бы он захотел сейчас с ней сделать ВСЕ, ЧТО УГОДНО, она согласилась бы, не раздумывая.
Подсознание — штука подлая и несвоевременная — немедленно мобилизовалось, и вот в голове Лизы отчетливо вспыхнула картинка, которую она тщательно старалась забыть. Падающая красивыми складками махровая простыня — и практически полностью обнаженный Джон Брайтон с лицом рассерженного небожителя.
Мускулистые руки. Золотой треугольник волос на груди. Плоский накачанный живот и другой золотистый треугольник, только перевернутый и видимый не до конца, исчезающий под резинкой чертовски элегантных трусов-боксеров… И то, что не в силах скрыть даже чертовски элегантные трусы-боксеры!
Лизу обдало жаром. Она швырнула кардиган в кресло, метнулась в спальню — Брюс спал крепким сном младенца, но стакан сока на прикроватной тумбочке был пуст, и сандвичей стало меньше. Девушка кинулась в ванную.
Холодная вода горячила кожу лица, а потом защипало губы, и Лиза удосужилась впервые взглянуть на себя в зеркало. Припухший, счастливо и глупо улыбающийся рот, пылающие щеки, лучистые распахнутые глаза, буря растрепанных волос цвета ночной бури…
Непонятное, дикое торжество захлестывало девушку с головой, мешало дышать. Она чувствовала себя желанной и прекрасной, почти всемогущей, и ничто на свете сейчас не могло поколебать ее уверенности в себе.
Невозможно лечь спать. Невозможно убедить себя, что ничего не было. Она сейчас пойдет и скажет ему обо всем, что почувствовала в его объятиях, почувствовала впервые в жизни. Пойдет — потому что все равно не сможет завтра делать вид, будто ничего не произошло. Скажет — потому что нельзя молчать о том, что чувствуешь.
Лиза босиком выскользнула в коридор, плотно прикрыла за собой дверь номера. Толстый ковер заглушал звук ее шагов, но и без того они были легки.
Девушка постояла несколько секунд перед дверью, и уверенность начала ее покидать. Стучать было страшно, и Лиза малодушно подумала: если дверь заперта, она не станет стучать. Уже почти час ночи, это неудобно.
Она осторожно нажала на ручку.
Дверь отворилась. Лиза осторожно шагнула внутрь номера — и замерла на пороге, не в силах пошевелиться.
10
Джон первым делом прошагал тяжкими шагами в ванную и ровно три минуты простоял под холодным душем. Не помогло.
Он небрежно вытерся и вышел в гостиную. Стоял, обнаженный, перед весело горящим камином и искренне подумывал о бегстве в Иностранный легион.
Что за глупая, неприличная, дикая выходка! Испортить своими руками хороший… ну, нормальный вечер! Теперь она замкнется в себе, будет думать о нем невесть что, и совершенно правильно, совершенно верно будет думать, потому что джентльмены, тем более графы, не бросаются на девушек, как только им приспичит целоваться.
В этот момент память историка с тоской подсказала эпизоды из прошлого, когда английские графы просто перекидывали полюбившуюся девицу через седло и везли ее в свой замок. И все, между прочим, было прекрасно, и разводов тогда не было в помине! А демография!
Он вдруг явственно представил себе спальню в Касл-Мэнор, высокие черные балки под потолком, и жаркий огонь в громадном каменном — не то что здесь — камине. И шкуру медведя на полу, а на этой шкуре — раскинувшаяся в жаркой истоме маленькая черноволосая фея, нежная и страстная, желанная и единственная во всем белом свете. Лиза.
Он вцепился скрюченными пальцами-когтями в каминную полку. Мышцы на спине затвердели, словно каменные. Еще более каменной была некая часть его тела, и никакой холодный душ не мог с этим ничего поделать.
Джон Брайтон не расслышал, а, скорее, почувствовал легкое движение за спиной. И повернулся.
И утонул в черных, как ночь, глазах маленькой женщины.
Она дышала так тяжело, словно только что пробежала несколько километров по склону горы. Напряглись и закаменели соски под тонкой тканью вечернего платья, жаркой истомой таяло тело, подгибались колени, и впервые в жизни она неистово, бесстыдно и жадно хотела мужчину. Этого мужчину.
Она впилась скрюченными пальцами в дверной косяк, закусила губу. Стоявший у камина Джон медленно повернулся к ней…
Отблески пламени играли на светлой коже, делали ее золотистой. Обнаженный мужчина был прекрасен, словно языческий бог, и внушал такое же языческое желание. Лиза порывисто всхлипнула, а потом бросилась к нему, на ходу яростно освобождаясь от невыносимо раздражавшего ее платья. Миг — и два обнаженных тела покатились по пушистой шкуре, сплетаясь в немыслимый, нерасторжимый, единый клубок страсти, желания и восторга.
Она была очень горячей и гладкой на ощупь. Немыслимо нежной — и в то же время упругой. Казалось, в ней воплотились все идеальные представления мужчин о женском теле.
У нее была небольшая грудь — он легко накрывал ее ладонью. В то же время эта маленькая грудь была округлой и упругой, и крошечный темный сосок был нежнее лепестка розы.
