Под покровом чувственности - ван Слейк Хелен (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
– И что же это за местечко?
– Как насчет темницы? – сказал он, улыбнувшись непонятно чему.
Она удивленно рассмеялась.
– Кто же ты такой? Воскресший маркиз де Сад?
– Может быть, Эбони, все может быть.
– Не ты, Алан. Тебе хочется представиться большим злым волком, а на самом деле ты добрый и лохматый медведь.
– Даже медведи могут быть опасны, дорогая. – Он улыбнулся ей в ответ и наклонился, что бы еще раз поцеловать. – Всегда это помни, – прошептал он и легко потрепал ее за щеку. – А сейчас вставай, женщина. Нас ждет корзина с едой, которую приготовил Боб.
Глава 11
– Вот это жизнь, – вздохнул Алан, откидываясь на спинку сиденья и поднося бокал с вином к губам. Они уже прикончили одну бутылку шардоннэ и начали вторую. От приготовленного Бобом обеда из жареных цыплят с хрустящей корочкой, фирменного салата и грубого хлеба остались одни кости и крошки.
Завернувшаяся в одеяло Эбони сидела напротив него. Она смыла всю косметику с лица и выглядела, на взгляд Алана, шестнадцатилетней. Он подумал о том, что, возможно, в этом возрасте, а может быть и раньше, она уже доставляла удовольствие мужчинам.
На мгновение в нем вспыхнула дикая, звериная ревность, но потом он взял себя в руки. Если я собираюсь жениться на ней, то должен подавлять свою ревность, решил он. Или я сделаю это, или просто сойду с ума.
Но вместе с тем для мужа вполне естественно знать о своей жене как можно больше. Что я знаю о жизни Эбони до того, как она стала жить с нами? Пьер и Джудит отнюдь не были их соседями. Я и видел-то их раз в год. Алан уставился на свой бокал, медленно вращая его между ладонями. Когда он понял, что все это время избегал упоминания о детстве Эбони, ему еще сильнее захотелось прояснить этот вопрос. Он поднял голову, твердо решив расспросить ее о жизни с родителями.
– Да? – Она склонила голову набок и улыбнулась ему. Улыбка была такой невинной, что у него стало тепло на сердце. К черту все это, он не хочет знать ничего, что могло бы рассеять эту иллюзию невинности. Не сейчас. Не сегодня.
– Что да? – переспросил он с намеренно глуповатым видом.
В ее улыбке мелькнуло понимание.
– Ты собираешься о чем-то спросить меня. Я вижу по твоему лицу.
Он натянуто улыбнулся:
– Если ты так хорошо читаешь мои мысли, то слава Богу, что ты не мой деловой конкурент. Просто я хочу знать, как твоя нога. Все еще болит?
– Немного беспокоит.
– Может быть, дать тебе обезболивающего?
– Не надо. Лучше налей еще этого вина. Оно такое вкусное.
– Да, неплохое. – Алан наполнил ее бокал доверху, а остаток вылил в свой. – Боюсь, что больше его нет, хотя где-то здесь у меня есть какое-то еще. Хотя не шардоннэ и не охлажденное. Положить бутылочку в холодильник на будущее?
– Сделай одолжение. Надо же использовать то, что тебе не надо будет вести домой машину.
– Кстати, о доме, – вырвалось у Алана, пока он рылся в буфете камбуза в поисках вина, – тяжело, наверное, тебе было в детстве без родного дома. Я имею в виду... вы ведь в основном жили в нанятых квартирах и отелях, не так ли?
И это называется, он решил не будить спящего льва...
Молчание Эбони заставило его посмотреть ей в глаза.
– Ты не хочешь ответить мне?
По ее лицу он не мог прочитать ничего. Эбони, когда этого хотела, была мастерицей скрывать свои чувства. Но хотя угольно-черные глаза были спокойны, напрягшееся тело выдавало чувства. Она не хотела говорить о детстве. Даже само упоминание о нем расстраивало ее.
– Эбони?
– Послушай, Алан, неужели мы не можем найти более интересной темы для разговора, чем мое скучное детство?
На него нахлынули страшные подозрения. Боже мой, несомненно ее принуждали к сожительству! Он читал, что в результате изнасилования или принуждения к сожительству жертвы подобного обращения часто становятся в дальнейшем сексуально неразборчивыми. Сама мысль об этом была непереносима, хотя такая трагическая предыстория могла объяснить поведение Эбони с другими мужчинами.
Алан побледнел, но, ничего не сказав, продолжал искать вино. Если с ней плохо обращались, то вряд ли она горит желанием рассказывать об этом. Ее нужно заставить сказать правду. Вытащив из буфетного ящика две бутылки белого бургундского, он повернулся, чтобы положить их в маленький холодильник, прежде чем снова сесть напротив нее.
– Кажется, вполне естественно, что я хочу знать о тебе как можно больше, – спокойно сказал он. – Я люблю тебя, Эбони. Очень люблю.
Это признание в любви привело ее в замешательство – а может быть, причиной были его настойчивые расспросы о прошлом?
– Ты и так знаешь все, что достойно внимания, – сказала она, недоуменно пожав плечами.
Было видно, что ей не хотелось отвечать, она избегала его взгляда и делала вид, что рассматривает пластырь на ноге.
– Собственно говоря, не совсем, – ответил он. – Пьер и Джудит постоянно были в разъездах, и я редко их видел. И тебя тоже. Если бы твои родители не имели несчастья оказаться на том пароме, когда он перевернулся, я вообще никогда бы не узнал тебя.
Она посмотрела на него напряженным взглядом, который удивил его.
– Но ты же узнал. И знаешь что? Несчастье с моими родителями обернулось для меня счастьем. Потому что в результате него я попала в ваш дом. Бог мой, даже в пансионе, куда ты меня послал, мне было лучше, чем с ними. – Она содрогнулась от отвращения, и это поразило Алана. – Я ненавидела жизнь с ними. Может быть, даже и их ненавидела, – вырвалось у нее.
Алан недоуменно смотрел на нее. Бог мой, неужели все было даже хуже, чем он предполагал? Может быть, с ней плохо обращались в собственной семье? Но кто? Каким образом?
– Не слишком ли ты драматизируешь, ведь это твои родители, Эбони. – Он постарался выговорить это мягче, чем ему хотелось. – Насколько я знаю, они тебя очень любили.
Теперь ее черные глаза вспыхнули от возмущения.
– Разве? – Она покачала головой. – Что ж, может быть, папа по-своему и любил меня, особенно когда я стала походить на него. Но не мама. Она и родила меня только потому, что надеялась, что ребенок навсегда привяжет к ней папу. Она никогда меня не любила.
Алан чуть было не вздохнул с облегчением. Все было не так плохо, как он предполагал. Дочерям часто кажется, что матери их не любят, особенно когда они претендуют на любовь отца. Он слышал подобные признания от Вики, когда ей было тринадцать лет. И все же, надо признать, родители Эбони действительно были слишком поглощены своей жизнью.
– Я уверен, что Джудит любила тебя, – успокаивающе сказал он. – Она была очень сердечная женщина.
– Откуда ты знаешь, какой была мама? – с вызовом сказала Эбони. – По твоим собственным словам, ты редко встречался с моими родителями.
– Редко с тех пор, как они поженились, но до этого я хорошо знал твою мать.
– Откуда?
– Джудит долго была секретаршей моего отца. Разве ты не знала этого?
Эбони была явно поражена такой новостью. Алан тоже был удивлен.
– Разве мать не рассказывала тебе, как встретилась с отцом? – недоверчиво спросил он.
– Никогда. Она... вообще редко говорила со мной о чем-нибудь. Папа тоже не говорил об этом.
Алан нахмурился. Отношения родителей Эбони к дочери трудно было объяснить простым эгоизмом. Скорее тут явное пренебрежение. Ему припомнилось, как его мать вскоре после того, как Эбони поселилась у них, говорила ему о ее «замкнутости». Тогда он подумал, что это следствие горестных событий. Теперь же ему стало понятно, что это было крайнее одиночество.
Боже, каким слепым он был, когда не обращал внимания на то, как благодарна была Эбони за любые крохи внимания и заботы. Она вся светилась, когда он и мать пытались помочь ей в школьных занятиях или когда он забирал ее на каникулы. Черт возьми, девочка просто стосковалась по любви! Теперь он ясно видел это.
Однако его очень удивило, что Джудит, оказывается, была основной виновницей того, что дочери уделялось недостаточно внимания. Как он уже сказал Эбони, ее мать всегда казалась чувствительной женщиной в противоположность Пьеру, который никогда не производил на Алана впечатления душевного человека. По общему признанию, он был человеком общительным и умным, а его великодушная помощь после смерти отца Алана была просто помощью с небес. Однако позднее обнаружилось, что Пьер – в высшей степени рисковый человек. Он вкладывал капитал в самые необычные проекты. Некоторые из них окупались. Другие нет. В конце концов большинство все-таки нет, так что он умер совершенно разоренным.
