В эпицентре любви - Лукас Дженни (читать полную версию книги TXT) 📗
Она пробовала даже раствориться в прошлой жизни, в общественной суматохе, состоявшей из обедов с друзьями в Лондоне и шопинг-туров в Нью-Йорк. Но все это только еще сильнее угнетало ее. Те люди не были ее настоящими друзьями – никогда не были. Теперь она осознавала, что всю жизнь преднамеренно заводила знакомства с поверхностными людьми, с которыми могла держать дистанцию. Она не хотела, чтобы кто-то узнал ее характер. Только так она могла сосредоточиться на своей мести. И что ей осталось теперь?
К ней вернулась память, но она не стала прежней. И не осталась счастливой, жизнелюбивой, наивной девушкой, которой была во время амнезии.
Хотя она не отказалась бы остаться такой. Ив закрыла глаза, тоскуя по счастью, оптимизму и любви, которые она тогда ощущала. К нему. Она скучала по своей любви. И даже по ненависти. Но теперь все было кончено. Ее глаза наполнились слезами, и весенний пейзаж размылся, как картина в стиле импрессионизма.
– Мне жаль, – прошептала она, положив руку на могильную плиту. – Я не смогла уничтожить его, как планировала.
Встав на колени, Ив смахнула землю с серого мраморного ангела и положила часть маргариток на могилу.
– Ребенок может появиться на свет в любой день. И я заставила Талоса держаться от нас подальше. – Она вытерла слезы, оставившие холодные следы на ее щеках, ежась от свежего весеннего ветра, и приглушенно проговорила: – Что же мне делать?
Могила матери ответила молчанием. Ив слышала только ветер, колыхавший листву. Она прочла надпись на могильной плите.
«Любимая жена», – гласила она. Она посмотрела на соседнюю плиту – над могилой отчима: «Любящий муж».
Ее отчим был влюблен в Бонни еще с детских лет. Но в Бостоне она встретила красивого янки, который выбил почву у нее из-под ног. Однако Джон продолжал любить ее – так сильно, что почти заставил вернуться, когда она овдовела, и даже признал чужого ребенка.
Но ее мать продолжала любить Далтона – а он никогда не отвечал ей той же преданностью.
Неужели все любовные истории одинаковы? Один отдает – другой только принимает?
Нет. У нее запершило в горле. Иногда любовь и страсть взаимны, как одно общее пламя. Она сама чувствовала это.
Страсть Ив и Талоса была взрывной, и она была равной. Ив была так счастлива, сама о том не подозревая. Всю сознательную жизнь она была сосредоточена не на том. На мести. На воспоминании, которое – не приносило ей ничего, кроме страданий.
Ив горько усмехнулась.
Она отталкивала отчима, который так любил ее, проводя время с людьми, совершенно ничего не значившими для нее, следила за модой, училась флиртовать, думая о мести. Ради чего? Что она могла предъявить теперь – взамен на растраченную молодость?
Ничего, кроме могил людей, которые любили ее, денег, которые заработала не она, и будущего ребенка, у которого не было отца. Ничего, кроме пустой постели и одиночества, когда поблизости нет никого, кто мог бы обнять ее в холодную зимнюю ночь.
– Прости меня, Джон. – Она прижалась лбом к могильной плите, положив букет первых весенних маргариток на землю. – Я должна была приехать домой на Рождество. Приезжать на каждое Рождество. Прости меня.
Услышав пение малиновки, доносившееся из кроны дерева, Ив ощутила странное спокойствие. Она поднялась на ноги, потирая затекшую спину и живот.
– Постараюсь скоро вас навестить, – сказала она тихо. – И рассказать, как мы справляемся.
И, в последний раз помолившись перед двумя безмолвными могилами, двинулась обратно к дому.
Дом, думала она, вглядываясь в поместье Крейга на той стороне холма. Забавно называть так этот особняк. Ведь единственным местом, которое она всегда считала домом, была их старая семейная ферма в Массачусетсе.
По крайней мере, до недавнего времени. Теперь она каждую ночь мечтала о вилле на частном острове в Средиземноморье, переливавшемся миллионами оттенков белого и синего… Ив глубоко вздохнула.
Ей словно раскрыли глаза, а потом оставили одну в темноте. Она больше не знала, кто она на самом деле. Не знала, во что ей верить.
Она тосковала по старым надеждам. Тосковала по нему.
Ответом на ее безрадостные эмоции был сильный толчок ребенка в ее животе. Ожесточенно вытирая слезы, она ощутила боль внизу спины. Талос по ней уж точно не скучает. Если бы скучал, то бросился бы за ней, невзирая ни на какие обещания. Он бы не оставил жену и ребенка, доискиваясь каких-то глупых доказательств, когда она вот-вот родит!
«Не заставляй меня это делать, Ив. – Она слышала эхо его голоса, полного страданий. – Что угодно, только не это».
Она почувствовала острую боль внизу живота. Судорожно вздыхая, спотыкаясь перешла через дорогу и поднялась по ступенькам к боковой двери.
– Это вы, мисс Крейг? – позвала ее экономка из кухни.
Мисс Крейг. Словно ее брака никогда и не существовало. Или как будто она и правда последовала своей глупой угрозе подать на развод. Ив до сих пор не могла спокойно слышать свою девичью фамилию, хотя сама настаивала на том, чтобы ее так называли.
– Я в порядке.
Пухлощекая экономка, улыбаясь, вышла в вестибюль со стопкой писем.
– Я разбирала вещи вашего отчима, как вы и просили. Чуть было не выкинула этот конверт с остальным мусором, но случайно увидела на нем ваше имя.
– Оставьте, – в волнении выдохнула Ив.
Сжимая конверт в руке, она села на массивный стул в столовой, опасаясь, что если уляжется на диванчике в гостиной, то не сможет встать. Это просто ложные схватки, успокаивала она себя, – схватки Брэкстона-Хикса. Но спустя минуту, откинувшись на спинку стула, она вновь ощутила сильную боль.
Ив принялась глубоко вдыхать, как ее учили на занятиях для будущих мам, и попыталась справиться с нахлынувшим страхом. Каждый нерв ее тела кричал о том, что время пришло. Она была готова родить.
И она не хотела рожать в одиночестве.
Несмотря ни на что, все это время она почему-то была уверена, что он вернется к ней.
Но с чего ему было возвращаться? После всего, что она ему наговорила? Он смог простить ее жестокое предательство, когда она сбежала от него в июне, а она даже не допускала вероятности того, что он мог говорить правду о ее отце.
Ее отце…
Вздохнув, она посмотрела на конверт, подписанный рукой отца, и раскрыла его.
«Дорогая Иви!
Я нашел это письмо среди вещей твоей матери после ее смерти. Я не знаю, должна ли ты это увидеть. Но иногда все-таки лучше знать правду. Пусть решит судьба. Твоя мама всегда любила тебя, как и я. Благослови тебя Господь».
Внутри конверта лежало еще одно небольшое письмо. Увидев выцветшие строки, написанные острым почерком отца, Ив выпрямилась, не обращая внимания на сильные схватки. Это было личное письмо, написанное за день до того, как мошенничество ее отца было раскрыто в прессе.
«Бонни!
Я не могу больше лгать. Я оставляю тебя и уезжаю. Моя секретарша хочет приключений, как и я, – как раньше хотела и ты. Но не переживай, дорогая. С тобой и ребенком все будет в порядке. Мне удалось отхватить большую сумму – в общем-то эту премию я должен был получить от них за все годы моего труда. Половину денег я оставляю тебе.
Далтон».
Задыхаясь, Ив прижала письмо к груди. Она думала, что ее мать умерла потому, что Талос уничтожил ее любовь. Она ошибалась.
«Ты никогда не называл своих источников. Кто тебе рассказал?»
«Я дал слово, что не раскрою его тайны».
Ее мать предала отца. Но спустя несколько месяцев, не вынеся бессердечности собственной мести, она покончила с собой. Спасаясь от того же леденящего холода раскаяния, который убивал Ив на протяжении этих пяти месяцев.
Ив непроизвольно повторяла жизненный путь матери. Она убежала от любви и, руководствуясь собственным эгоизмом и холодным, гнилым желанием мести, лишила своего ребенка отца.
