В плену у любимого: Любовь исцеляет раны, которые не под силу излечить времени - Райт Лора (читать хорошую книгу .TXT) 📗
— Благодарение Богу, ты вернулась ко мне.
Его голос доносился до Тары откуда-то издалека и казался нереальным, но она знала, что не спит, что это происходит наяву.
Тара изо всех сил старалась удержать взгляд на дорогом лице Клинта, но веки были слишком тяжелыми. Она медленно поморгала и снова посмотрела на него. Неужели мужчина может быть столь прекрасен, даже в простом черном свитере и испачканных сажей джинсах?
Клинт Эндовер, заветная мечта всей ее жизни, с нежной улыбкой смотрел на нее.
— С Рождеством тебя, солнышко, — тихо проговорил он.
В голове у Тары царила неразбериха, мысли путались. Не может быть, чтобы она так долго провалялась на больничной койке!
— А что, уже Рождество?
— Канун Рождества. Но ты уже подарила мне праздник. — Он приподнял бровь. — Надеюсь, возражать не будешь? Ведь в этом деле ты большая мастерица.
Ей удалось чуть-чуть скривить губы в слабой улыбке.
— Не буду.
— Должен заметить, сестра Робертс, вы преподнесли мне чертовски дорогой подарок тем, что пришли в себя.
Он смотрел на нее так, как смотрел во сне — нежно. Может быть, я ему действительно небезразлична? — внезапно подумала Тара.
— Как долго я была без сознания? — спросила она. — Если сейчас канун Рождества…
В его синих глазах сквозила печаль.
— Ну… прошло несколько дней.
При этих словах Тара сокрушенно покачала головой. Несколько дней… Она закрыла глаза, и снова из глубин памяти всплыл ужасный пожар. Удушливый дым, мешающий дышать. Языки пламени, подбирающиеся все ближе и ближе. И страх неминуемой смерти, накрывший ее огромной океанской волной. То, что ей довелось пережить той ночью, она уже никогда не забудет.
Но теперь уже все позади, подумала Тара и заставила себя снова поднять тяжелые веки. Вот он, Клинт, сидит рядом и смотрит на нее с таким выражением, как будто… как будто…
Нет, нельзя принимать желаемое за реальность. Отогнав от себя глупые мысли, Тара тихо спросила:
— Это был он, верно?
— Мы думаем, да.
— Но почему? Я не понимаю…
— Ни одному нормальному человеку не понять поступков психически неуравновешенного маньяка, Тара.
Дрожь пробежала у нее по коже.
— А Джейн и малышка…
— Живы и здоровы, — успокоил ее Клинт.
— Мой дом…
— Не думай сейчас об этом.
— Мой дом, — повторила она, на этот раз вложив в свой голос побольше убедительности. Ответ Таре был заведомо известен, но ей хотелось услышать его от Клинта.
Он глубоко вдохнул.
— Мне очень жаль.
Тара отвернулась, чувствуя невыразимую боль в сердце. Этот дом принадлежал ее семье, здесь она родилась и росла, здесь заботилась о любимой маме, особенно когда та заболела. А потом этот дом сделался ее единственным пристанищем, где Тара могла укрыться от всех и где она была совсем не такой, какой она становилась, покидая стены дома.
А еще позже именно они, эти родные стены, стали свидетелями полного раскрепощения Тары, ее превращения в ту самую женщину, которой она все время хотела быть. Там ей наконец удалось отказаться от всех своих ограничений и запретов и — по-настоящему влюбиться.
Клинт осторожно взял ее руку и поднес к губам.
— Я понимаю твои чувства, милая, но ты осталась жива, и это самое главное.
— Да, конечно…
Не выпуская ее руки, Клинт склонился к ней и очень тихо произнес:
— И еще одно. Примешь ты мое предложение или нет, знай — у тебе есть дом. Мой дом.
Тара замерла, не веря своим ушам.
— Что?
Клинт откашлялся, прочищая горло.
— Ну, то есть я хочу сказать, если ты простила меня. — Голос ею звучал глухо и напряженно.
— Простить? Но за что?
— За то, что оставил тебя одну той страшной ночью…
— Пожар случился не по твоей вине, — пылко возразила Тара, придя наконец в себя. — Надеюсь, ты не поджигал мой дом. Ну-ну, не хмурься, это я пытаюсь шутить. Я хочу, чтобы ты перестал винить себя и понял — во всем случившемся нет твоей вины. Ты самый замечательный человек на свете, на тебя можно положиться в любой ситуации. Ты — лучший, и поверь, я не шучу.
Синие глаза Клинта наполнились слезами. Справившись с волнением, произнес:
— Я люблю тебя, Тара.
И снова Тара не могла поверить своим ушам. Она наверняка ослышалась, этого просто не может быть…
— Ты — что?
— Я тебя люблю. Очень. Люблю страстно, безрассудно… — Клинт потянулся к ней и поцеловал со всей нежностью, на которую был способен.
— О, Клинт…
Он прислонился лбом к ее лбу и голосом, прерывающимся от нахлынувших на него чувств, заговорил:
— Понимаешь, я думал, что никогда не сумею полюбить снова. После смерти жены мне казалось, будто я умер. Честное слово, не вру, любимая. — Он выпрямился, снова взял ее руку и приложил к своей груди. — Этот жуткий шрам был как бы олицетворением меня самого. Таким я стал. Искореженным, сожженным, уродливым. Я не жил, а существовал. Не шрам у меня болел, а душа. Со временем я стал понемногу приходить в себя, но таким, каким был прежде, все равно не стал.
Тара слушала как завороженная. Если бы ей не пришлось пройти через весь ужас пожара, а после — преодолеть трехдневное беспамятство, она могла бы поклясться, что по-прежнему спит, и все это лишь сон. Тот прекрасный сон, где Клинт — ее муж — раскачивал на качелях их маленькую дочурку.
Но нет, сейчас это был не сон. Боже мой!..
Клинт неотрывно смотрел на нее, и в его глазах Тара видела настоящую любовь.
— Знаешь, — негромко продолжал он, — те последние недели, что я провел с тобой, стали для меня самыми удивительными и неповторимыми в моей жизни. — Клинт помолчал. — Кто бы мог подумать… То есть я хочу сказать, что судьба свела нас при таких странных обстоятельствах…
— Не странных — ужасных, — вставила Тара.
— Да, но…
— Но — что? — поторопила его Тара, чувствуя, как часто-часто бьется ее сердце.
— Никогда не думал, что скажу такое, но благодаря этим дурацким письмам с угрозами и всем остальным напастям все и получилось. Я… полюбил тебя.
Таре хотелось снова и снова слышать эти три прекрасные слова из уст самого желанного человека на свете.
— Ты и правда любишь меня?
— Ты даже представить себе не можешь, насколько глубоко мое чувство.
— О, Клинт, я…
Я тоже тебя люблю.
Слова замерли у нее на устах.
Мысли Тары заметались. В чем дело? Что с ней происходит? Она любила этого мужчину, казалось, всю сознательную жизнь. Юношеское увлечение переросло в самую настоящую взрослую любовь. Так почему же сейчас ей так трудно произнести эти слова вслух? Что ей мешает?
Глядя на ее мятущееся лицо, Клинт мягко улыбнулся:
— Не бойся сказать, солнышко. Я тоже боялся, но, оказывается, это не так уж и больно.
— Больно?! — изумилась Тара.
— Ну, знаешь… когда человек понимает, что весь его самоконтроль, все защитные меры против внешнего мира куда-то улетучиваются, он становится… немного пугливым и воспринимает все очень болезненно.
Так вот он какой на самом деле. Впрочем, чему удивляться, он всегда был таким, и она это знала.
Клинт снова улыбнулся:
— Сама увидишь, как это чудесно — сказать то, о чем думаешь, что хочешь больше всего на свете.
Она хотела. Хотела так, что спазм сжимал горло. Много лет назад Тара закупорила свое чувство к Клинту в пыльную бутылку, и с тех пор оно томилось там, подобно древнему джинну или изысканному коллекционному вину. Тара должна была так поступить, хотя бы просто для того, чтобы выжить. Это была ее жертва. Сознательная жертва.
Тара посмотрела на Клинта и увидела в его глазах искренность. Мало того, она увидела в них свое будущее, если, конечно, у нее достанет храбрости это будущее принять.
— Я тоже тебя люблю, — проговорила она и чуть-чуть приподнялась на подушках, чтобы их глаза оказались на одном уровне. — Так люблю, что сердце замирает в груди.
Он придвинулся к Таре, согревая ее теплом своего тела, своего дыхания.
— Может, начнем все сначала, Тара, а? Вместе.
