В постели с монстром (СИ) - Блэк Тати (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
— А так и не скажешь, — расхохоталась в ответ подруга и тут же замолчала, когда увидела, как от дома к ним направляются сам Ильинский и топающая рядом с ним Алина.
— Болтаете? — поинтересовался Герман, а Нино вдруг вспомнила, каким он был при их первой встрече в этом доме и в очередной раз поразилась тому, насколько человек, которого видела перед собой теперь, разительно отличался от той хмурой тени. И от осознания, что именно она смогла сделать Германа Ильинского счастливым, хотелось смеяться и плакать одновременно.
— Я, пожалуй, пойду в дом, — поспешила ретироваться Света, а Герман, подхватив Алину на руки, присел в одно из плетеных кресел, стоявших в саду.
Ни он, ни Нино, не торопились нарушать установившегося между ними умиротворённого молчания, попросту не требовавшего слов. В этот летний вечер, в уютном садике, за которым Нино ухаживала сама, любой иной шум, кроме мелодичного стрекота цикад, казался каким-то лишним и пустым. И все же, через какое-то время, взглянув на Нино как-то странно, Герман спросил:
— Ты не скучаешь по Грузии?
В ответ она смотрела на него некоторое время, затем перевела взгляд на дом, который теперь, в окружении цветов и зелени, казался словно бы сошедшим с какой-то пасторальной картины, и в нем, как и в Германе, совершенно не осталось прежних хмурых черт того неприветливого жилища, в котором она боялась сделать лишнее движение. Оба они словно преобразились и глядя на это, разве могла она о чем бы то ни было жалеть?
— Скучаю, конечно, — призналась негромко, а перед мысленным взором проплыли старые улочки Тбилиси и все связанные с этим городом воспоминания. Главным образом — об отце, которого не знала, и родных, которых оставила там. — Но главное ведь не место. Главное — люди. И мой дом только там, где ты. А к тете и бабушке мы всегда можем поехать в гости.
Герман медленно растянул губы в улыбке и притянул их с Глебом к себе, а она, доверчиво прижавшись к нему, просто слушала, как размеренно стучит у него в груди сердце, способное любить так, что ничто иное не имело значения. Ни былые рубцы на ее душе, ни шрамы на его лице и теле, которых попросту не замечала в том, кого любила до безумия.
— Можем, конечно, — ответил Ильинский и, в свою очередь посмотрев на дом, хитро улыбнулся и добавил:
— Но, надеюсь, ты будешь рада узнать, что Грузия пожаловала к нам сама.
Проследив за его взглядом, Нино обнаружила, что из дома к ним идёт шумная процессия, состоявшая из бабушки Этери, Татии и ее мамы, а в руках они несли, кажется, запас еды, которого хватило бы, наверное, на целую неделю.
И в этот момент Нино поняла, что, оказывается, у счастья просто не существует пределов. И что счастье — ещё больше и ярче, когда ты можешь разделить его со всеми родными людьми.
Алина была задумчива. Когда сидели впятером в кафе Вернаццы, куда отправились, устав бродить по узким живописным улочкам, Герман смотрел на дочь, пытаясь понять, что именно может её беспокоить, но предположений об этом у него не имелось. Ровным счётом никаких.
Алина очень любила путешествия. Они часто ездили по разным городам Европы с Нино и Глебом, а когда родилась маленькая Таня, ненадолго отложили поездки, и вот теперь впервые после пополнения семейства отправились дальше, чем на детскую площадку возле дома.
— Мне кажется, Алина грустит, — проговорила Нино, когда они вернулись в отель, где нужно было уложить малышей спать. Старшая дочь уже считала себя слишком взрослой для того, чтобы тратить время на дневной сон.
— И почему, как думаешь? — нахмурился Герман.
— Не знаю. Но мне кажется, что мы уделяем ей мало времени.
Ильинский хмыкнул. Он не считал, что Алина получает недостаточно внимания, хотя, возможно, в словах Нино имелось здравое зерно.
— Окей. Тогда мы с Алиной пойдём погуляем вдвоём. А ты отдохни, пока Глеб и Таня спят.
Он поцеловал жену, после чего позвал старшую дочь и, получив заверения, что она будет не против сходить к морю, взял её за руку и вышел из номера.
Вернацца напоминала ему Тбилиси, потому сюда Герман планировал ещё не раз вернуться. Те же домики, льнущие друг к другу, словно поодиночке, без поддержки, не смогли бы выстоять, тот же цветочный запах и ощущение умиротворения.
Алина шагала по улочке, всё ещё сосредоточенно хмурясь, Герман — шёл чуть позади. И когда достигли выхода к морю, Алина просто подошла к кромке воды и стала смотреть вдаль.
— Тебя что-то беспокоит? — задал вопрос Ильинский, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, на деле же испытывая настоящий калейдоскоп самых разнообразных эмоций. Начиная от непонимания, что именно происходит, заканчивая потребностью вызнать всё, даже если это было секретом Алины.
— Я просто…
Дочь заложила руки за спину и всмотрелась в бескрайнее море. Как так вышло, что она настолько быстро повзрослела? Герман этого не понимал. Кажется, совсем недавно он только узнал о её наличии. Только недавно взял на руки крохотный свёрток, в котором лежала такая хрупкая малышка. А после именно её появление принесло в его жизнь столь многое, что он не переставал благодарить за это небеса.
— Просто..? — напомнил он ей о недосказанном, когда пауза излишне затянулась.
— Да… я просто не совсем понимаю, что значит любовь.
У Германа глаза на лоб полезли. Он ожидал услышать, что угодно — например, что Алина хочет новую, стопятую куклу, или что действительно считает себя позаброшенной. Но только не это. Даже не по себе как-то стало, потому что не понимал, куда клонит дочь.
— Что значит любовь? — переспросил он.
— Да. Что она значит?
Алина повернулась к нему, и он увидел по глазам, насколько важным было для неё получить ответ на этот вопрос. А что он мог ей ответить? Только то, что знал сам, пусть это знание и было глубоко субъективным.
— А почему ты об этом спрашиваешь? — осторожно уточнил он, подходя к дочери ближе и присаживаясь рядом с ней на корточки. И услышал ещё более неожиданное:
— Потому что я кажется влюбилась. В Петю Воронцова. Ты его помнишь?
Ильинский едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Нет, чувства его дочери к Пете совсем не вызывали у него смех, просто облегчение, что причина всего лишь в этом, затопило его с головой.
— Да, я помню его.
Он уселся по-турецки на берегу и притянул Алину, устраивая её перед собой. Втянул аромат её волос и всмотрелся в бескрайнюю даль синего моря.
— Любовь — это чудесное чувство. Это то, что я испытываю к тебе, к твоей маме, к Глебу и Тане. Это желание отдавать всего себя и знание, что получаешь в ответ такую же любовь.
— Я как раз Пете сделала открытку, а он мне сделал такую же, — серьёзно кивнула Алина.
— Вот… А ещё это понимание, что без любимых людей невозможно дышать. И они и есть то, что составляет каждый твой день, каждую минуту, каждую секунду. Когда не видишь их мгновение, а уже кажется, что соскучился так, будто любимых не было рядом целый век…
— Это и есть любовь? — Алина повернулась к Герману и взглянула на него очень и очень серьёзно.
И он ответил, сдержав улыбку, хотя, видит бог, ему хотелось смеяться от счастья:
— Это и есть любовь…
Конец
