Кошечка и ягуар - Мюр Маргарет (версия книг txt) 📗
— Ай-ай-ай! Как расточительна природа, — огорчился Алан. — Зачем, спрашивается, художнику такое прелестное личико, такие очаровательные округлые...
— Ну?! — рявкнула Тори.
— ...брови! — невинно закончил Алан. — Округлые брови. Чем ты опять недовольна?
— Не понимаю, почему я до сих пор не захлопнула дверь перед твоим носом? — задумчиво спросила Тори, прислоняясь к косяку.
— Наверное, есть хочешь, — объяснил Алан, для убедительности выставив перед собой корзину. — Телячьи отбивные, овощной салат, клубника со сливками.
М-да, меню было впечатляющим. Тори сглотнула слюну и молча посторонилась. Алан с деланной опаской проскользнул мимо нее в холл, а потом, весело насвистывая, отправился на кухню — хозяйничать. Тори почему-то сразу стало спокойно и уютно в этом пока что чужом доме. Она удовлетворенно улыбнулась, вспомнив, как загорелись его зеленые глаза, когда она появилась в дверях.
Пока Алан готовил еду, Тори продолжала разбирать ящики с вещами, присланные из Аризоны. Открывая их один за другим, она проникалась горячей благодарностью к отцу. Он прислал все, что она просила, упаковав вещи с толком и с любовью. Чего нельзя сказать о тех чемоданах, которые упаковывала сама Тори в рассеянности и тоске, накануне своего бегства. Ни одна из вещей, полученных из Аризоны, не напоминала ей о Джордане. Отец прислал только то, что она покупала сама или получала в подарок от него — единственного теперь близкого человека. Близкого человека, который был сейчас так далеко от нее... Внезапно на девушку нахлынули воспоминания.
Когда Тори была маленькая, родители называли ее Кошечкой. Она действительно походила на хорошенького и забавного котенка. Большеглазое личико «сердечком», мягкая грация движений, копна блестящих черных волос... Глаза у Тори и вправду меняли цвет: гнев делал их темно-синими, радость — голубыми, печаль — серыми... А уж если они становились зелеными, родители точно знали, что их ненаглядная Кошечка задумала какое-то озорство. В те времена ее переполняли радость жизни, любопытство и непрерывная жажда деятельности.
— Виктория, давно пора спать. Ну закрой свои глазки, дай им отдохнуть, — уговаривала ее усталая няня.
— Я же тогда ничего не смогу видеть! — возмущалась неугомонная Тори и таращила глаза, пока сон не делал ее веки такими тяжелыми, что они закрывались сами собой.
Но уже на рассвете у двери в комнату родителей раздавалось звонкое мяуканье, и, услышав долгожданное: «Заходи, Кошечка!» — маленький лохматый тайфун в пижамке врывался в комнату и с разбега запрыгивал на широкую родительскую кровать, бурно ласкаясь сразу к папе и маме и без умолку болтая.
Родители были художниками. У маленькой Тори тоже обнаружился талант. Она могла рисовать с утра до вечера, и ее рисунки были необычными. Отец называл их антропоморфными: растения и животные имели человеческие черты, а люди походили на цветы, птиц, рыб и зверей. Большие листы бумаги, которые Тори ежедневно вывешивала на большой стенд, сделанный отцом специально для этой цели, поражали буйством красок. На них причудливо переплетались пальмы и люди, огромные яркие цветы принимали в объятия маленьких девочек, дети летали на спинах радужных птиц. Мальчики и девочки вместе с зайцами и медвежатами играли Солнцем и Землей, как мячиками, и дарили друг другу живых слонов, жирафов и синих китов.
— Цыганский темперамент! — загадочно говорил отец. Родители уверяли, что и внешностью Виктория удивительно напоминает прабабушку Магду, чей портрет висел у папы в студии. Бабушка на нем была молодой и очень красивой. А еще она была цыганкой. Тори долго смотрела на себя в зеркало, а потом опрометью бежала к портрету, чтобы сравнить. На картине была изображена молодая женщина в старинной одежде. Волны черных волос свободно падали на точеные плечи, большие темно-синие глаза смотрели Отрешенно и печально. Высокая шея, нежное лицо, формой напоминающее сердечко, изящный нос с легкой горбинкой, алые, безупречно красивые губы...
Неужели я на нее похожа? — шептала малышка, и в груди разливалось странное тепло. Она будет красивой, как прабабушка Магда! И такой же вечно юной, словно волшебница из сказки. Ведь прабабушка никогда не была старенькой. На портрете она была совсем молодой. А живую прабабушку Виктория никогда не видела. Она знала, что в жизни красавицы Магды случилось что-то трагическое. Мама обещала рассказать Тори об этом позже, когда она станет взрослой. Но не успела.
До двадцати лет жизнь Кошечки была совершенно безоблачной. Родители ее обожали, ровесники любили. Правда, особенно близких друзей у нее не было. Жизнерадостная девочка относилась ко всем ровно и доброжелательно, и ей отвечали тем же. То есть она дружила со всеми, и все дружили с ней. Парни пытались ухаживать за хорошенькой девочкой, но до поцелуев дело не доходило. Где ты, цыганский темперамент? Ау! Тори нисколько не волновали «взгляды со значением» и прикосновения жадных мальчишеских рук. Да и она их, сказать по правде, не слишком волновала. Не было в Тори обворожительного лукавства и кокетства, которые делают привлекательной и сексуальной даже некрасивую девчонку. Она была хорошей партнершей в спортивных играх и на танцах, ее охотно приглашали на пикники и дискотеки... Веселая, остроумная, легкая девчонка эта Виктория Грейхем! — таково было общее мнение. Закадычной подружки у Тори тоже не было. Ей хватало родительской нежности и понимания, занятий творчеством и спортом, учебы... Все это доверху наполняло ее светлый день и не мешало спокойно спать темной ночью.
Но в двадцать лет прежняя Тори умерла. Вместе с мамой. У мамы обнаружился рак. Болезнь протекала быстро, как это бывает только у молодых, еще полных сил людей. Когда ее не стало, отец и Тори с головой ушли в свое — каждый в свое — творчество. Но этого было мало, чтобы продолжать жить. Только тут девушка поняла, как она одинока. И она потянулась к людям, как тянется лиана — обвиться, найти опору. Долгое время усики ее души нащупывали не тех. После нескольких неумелых попыток дружеского сближения и искренности с кем-то из прежних приятельниц, возникало лишь чувство неловкости. Ровесницы Тори оставались в том светлом и безмятежном мире, который был теперь так же далек от нее, как песочница с яркими совочками и ведерками — от ученицы колледжа. Повзрослевшая и исстрадавшаяся девушка хотела иного. Сама того не сознавая, она тянулась к мужчине — сильному, любящему. К тому полному слиянию душ и тел, которое только и могло излечить от боли и дать новые силы для жизни, И однажды, на вернисаже...
— Где прикажешь накрывать, хозяйка? В кухне или гостиной?
Голос ее нового знакомого вовремя извлек Тори из прошлого. Воспоминания о ее первой любви были далеко не из приятных, хотя начиналось все просто сказочно... Она посмотрела на пакет, который только что машинально достала из коробки, — там было аккуратно сложено ее белье. Тори вздохнула. Милый папа! Похоже, он понял ее и не рассердился за то, что дочка решила порвать с прошлым и начать новую жизнь. Эта жизнь будет полностью посвящена творчеству. И больше никаких мужчин!
— Тори, детка, ты не заснула? Я накрываю стол прямо здесь!
Только теперь Тори почувствовала, что из кухни доносится изумительный аромат. Она вдруг поймала себя на нелогичности. Никаких мужчин? А кто там хозяйничает на кухне? Это — не мужчина! — твердо сказала себе Тори. Это — подарок судьбы в компенсацию за все ее страдания. Подарок в виде корзинки, полной отборных продуктов, с незаурядными кулинарными способностями в придачу. Только и всего.
— Хорошо, я сейчас приду! — живо откликнулась она и заставила себя еще немного поработать, разложив белье на полке большого старинного шкафа, хотя теперь все ее мысли приняли исключительно гастрономический характер. Ничего удивительного — за месяцы, проведенные в пустыне, она ни разу не ела досыта. Впрочем, и аппетита у нее тогда не было. Ее добрый спутник, которого Тори про себя называла Стариком, с трудом уговаривал ее съесть хоть кусочек. Она ела, чтобы его не огорчать, не чувствуя вкуса, не испытывая удовольствия... Сейчас Тори отметила про себя, что аппетит неожиданно вернулся. Наверное, это действие целебного горного воздуха, сказала она себе и поспешила на кухню, с удовольствием вдыхая запахи жареного мяса, пряностей и свежих овощей.