Прости меня, папочка (ЛП) - Олдер Мэй (читать хорошую книгу txt, fb2) 📗
Но потом мое сердце чуть не разорвалось, когда она ударилась об угол кровати и упала. Единственное, о чем я мог думать в тот момент, это о том, как я мог бы унять ее боль, поцеловав ее в щечку, подобно тому, как другие родители делают с ободранными коленками своих детей, хотя поцелуи, которые я дарил ей, были совсем не похожи на родительские. Не было ничего невинного или родительского в том, как я оседлал ее упругие бедра и уложил на свою кровать, ту самую, на которой ее мать изменила мне с этим ублюдком Тимом.
Я долго не мог оторвать своих губ от ее гладкой кожи после того, как поцеловал самое сладкое место на ее теле. Внезапно я обнаружил, что целую ее великолепную обнаженную киску, погружаю свой язык в ее маленькое отверстие и проглатываю каждую сладкую каплю сока, ее киска плакала по мне и становилось все более влажной. Я не смог заставить себя отступить, когда она назвала меня папочкой, когда кончала.
К тому времени я зашел слишком далеко и был слишком возбужден, чтобы поступить правильно.
Я зашел слишком далеко.
Она преподнесла мне самый приятный, самый ценный подарок, и я не оставлю ее киску страдать, вдобавок ко всей той эмоциональной и физической боли, которую я уже причинил ей сегодня вечером.
Как только стенки ее киски начинают расслабляться вокруг моего члена, я расстегиваю рубашку и сбрасываю ее на пол, желая ощутить тепло ее кожи на своей обнаженной груди. Я осторожно прижимаюсь к ее спине, испытывая боль и возбуждение от мыслей, проносящихся в моей голове, когда накрываю ее тело своим.
Папочке не должно нравиться ощущение того, насколько маленькой является его дочь находясь под ним.
Я убираю с ее лица роскошные пряди шелковистых рыжевато-каштановых волос и провожу по щеке тыльной стороной ладони. Ее кристально-голубые глаза крепко зажмурены, и я целую следующую слезинку, которая скатывается из уголка, прежде чем она успевает упасть.
Меня убивает, сколько раз я доводил ее до слез с тех пор, как она впервые застала свою мать собирающей чемоданы.
— Прости, милая. Я не знал, что ты девственница. Если бы я знал…
Ее глаза широко распахиваются, а между бровями пролегает складка.
— Если бы ты знал, что я девственница, ты бы остановился?
— Да, — отвечаю я, хотя и не уверен, что это правда.
В этот момент я не жалею, что взял ее тугую киску, которую она преподнесла на блюдечке с голубой каемочкой, но я, по крайней мере, сожалею о том, как поступил.
— Тогда я рада, что ты не знал, — говорит она со свирепым видом.
Я издаю стон и ничего не могу поделать с тем, как мои бедра изгибаются сами по себе, когда она слегка выгибает спину, смотрит мне прямо в глаза и говорит самым страстным голосом: — Я рада, что именно ты лишил меня девственности. Я люблю тебя, папочка.
Я прижимаюсь губами к ее плечу и стону.
— Не… не называй меня так. Только не тогда, когда мы занимаемся… этим.
Это то, что я говорю словами, но мое тело рассказывает совсем другую историю, когда мой член двигается внутри нее. Я провожу руками по ее ребрам, мои пальцы находятся в опасной близости от того, чтобы проникнуть между ее грудью и матрасом и схватить за сиськи.
В ее голубых глазах вспыхивает вызов, но она прикусывает нижнюю губу и крепко сжимает бедра, выдавливая из меня еще один стон.
— Черт, милая. И так тоже не делай, иначе я кончу в тебя.
Я вообще не должен быть на грани того, чтобы кончить. А должен быть вялым и в ужасе от того, что происходит, и бежать к самому высокому зданию в городе, чтобы спрыгнуть с него.
Затем эта маленькая негодница делает это снова, и часть моего прежнего гнева на ее поведение возвращается. Не задумываясь, я отрываюсь от ее спины, двигаю бедрами так, что только головка моего члена остается погруженной в ее влажное тепло, и подаю бедра вперед, пока они не ударяются о ее сладкую попку. Она вскрикивает, но затем делает это снова, когда я останавливаюсь, тяжело дыша, чтобы взять себя в руки.
— Ты чертовски… красивая… драгоценная… маленькая негодница. Ты этого хочешь?
Я рычу, отстраняюсь и снова врезаюсь в нее, заставляя ее маленькое тело двигаться вперед по матрасу, пока ее ноги не начинают отрываться от пола.
— Ты хочешь, чтобы папочка обезумел и кончил в твою девственную киску?
Черт, это не должно быть так возбуждающе.
Слова, слетающие с моих губ, звучат ужасно. Я никогда так не разговаривал с женщиной, и мне стало хуже, когда я опешил и назвал себя папочкой, пока трахал свою дочь. Может, она и не моя по крови, но она моя во всех смыслах.
— Да, папочка! Я хочу, чтобы ты кончил в меня!
Блаженство и эйфория от этих сладких и в то же время грязных слов — слов, которые я столько лет ждал и мечтал услышать от ее матери, — заставляют мои яйца напрягаться, готовые излиться в ее горячую киску. Тем не менее, я сохраняю остатки здравомыслия, даже когда начинаю входить и выходить из нее в бешеном темпе.
— Ты не понимаешь, что говоришь. Что произойдет, если я… ты не сможешь…
— Да, я понимаю! Я знаю, ты хочешь иметь собственных детей, но мама бы тебе их не подарила. Но я это сделаю. Я все исправлю.
— О, милая, нет.
Мне требуется вся моя сила воли, чтобы убедить ее. Я поднимаю ее с кровати и разворачиваю лицом к себе, затем прижимаю к груди, стараясь не надавить на рану, и обнимаю ее. Я запечатлеваю поцелуй у нее на лбу, когда она запрокидывает голову, и шепчу.
— Тебе не нужно все исправлять, Тина. И конечно же, не нужно трахаться со мной и беременеть.
Я не могу поверить в то, что говорю, ведь я так давно отчаянно хотел иметь детей. Передо мной милое, юное создание, которое я люблю больше всего на свете, даже если я не всегда это показывал, и которое охотно предоставляет свою плодородную киску.
И что мне делать?
Вытащить свой член и сказать ей нет.
Рука Тины проскальзывает между нами, и она сжимает мой член, покрытый ее спермой и остатками девственной крови. Она грубо двигает его вверх-вниз, заставляя мои пальцы ног сжиматься в ботинках.
— Я случайно подслушала, понимаешь? Ссору с мамой из-за того, что у нее есть дети. Я знаю, она говорила тебе, что ты можешь начать пробовать, как только вы поженитесь, но после меня она больше никого не хотела.
Я отстраняюсь, но не настолько, чтобы высвободиться из ее теплого, скользкого кулака.
— Она тебе это сказала?
Печаль, а также легкое раскаяние мелькают в ее глазах. — Она сказала, что из-за меня чуть не лишилась рассудка, и что она не собиралась допустить, чтобы это повторилось. Мне кажется, тогда она действительно любила тебя. Но боялась, что ты бросишь ее, поэтому солгала, что хочет еще детей.
Глава 5
Билл
Мне следовало догадаться. Нужно было больше настаивать на ответах Сары, когда она не ответила, почему не хочет обращаться к врачу-репродуктологу после многих лет безуспешных попыток забеременеть. Возможно, она принимала таблетки или делала противозачаточные уколы все то время, что мы были вместе. Столько лет было потрачено впустую на споры о детях, пока я уже не отчаялся пытаться их завести.
Думаю, именно тогда начались наши проблемы. Я обижался на нее за то, что она не хотела испробовать различные способы забеременеть, когда знала, как сильно мне хочется большую семью, и она устала от того, что я настаивал на этом вопросе и мое недовольство только росло.
Мы были обречены с самого начала, и я был дураком, что позволил нашей жизни выйти из-под контроля, вместо того чтобы разойтись и остаться друзьями, пока мы не превратились в холодных, озлобленных людей, которыми являемся сейчас.
Но я не мог заставить себя уйти от нее, не тогда, когда это означало, что я потеряю и Тину тоже.
Пока эти мысли проносятся в моей голове с невероятной скоростью, Тина возвращается на кровать. Мне приходится крепко обхватить себя руками, чтобы не кончить на пол, когда она ложится на матрас, подтягивает колени и говорит: — Я тоже хочу семью, понимаешь?
