Статистическая вероятность любви с первого взгляда - Смит Дженнифер (первая книга TXT) 📗
Хедли понимает: жизнь — это не фильм студии «Дисней». Родители не сойдутся снова. По правде говоря, ей этого уже и не хочется. Папа, как видно, счастлив, и мама вроде тоже не страдает. Она уже больше года встречается с местным зубным врачом Харрисоном Дойлом. И все же свадьба поставит точку в конце предложения, которому еще не время заканчиваться, а Хедли не уверена, что готова стать этому свидетельницей.
Правда, выбирать ей не дали.
— Все?таки он твой отец, — без конца повторяла мама. — Конечно, он не идеален, но для него важно твое присутствие. Не так уж много он и просит. Всего один день!
А Хедли считала, что отец просит слишком многого: чтобы она его простила, чтобы чаще с ним виделась, чтобы согласилась познакомиться с Шарлоттой… Все время просит и просит — и ничего взамен! Ей хотелось схватить маму за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы ее мозги встали на место. Отец обманул их доверие, разбил мамино сердце, разрушил семью, а теперь собрался жениться на той женщине как ни в чем не бывало. Словно начать все с нуля проще, чем постараться исправить прежнее.
Мама твердила, что так лучше. Лучше для всех них.
— Знаю, тебе сейчас трудно поверить, — говорила она со сводящей с ума рассудительностью, — но это действительно к лучшему. Вырастешь — поймешь.
А Хедли и так все понимала! Вероятно, мама просто еще не осознала случившееся. Когда обожжешься, поначалу не чувствуешь боли. В те первые недели после Рождества Хедли часто лежала ночью без сна и слушала, как плачет мама. Какое?то время мама вообще отказывалась разговаривать о папе, зато потом несколько дней ни о чем другом не говорила. И так снова и снова — будто на качелях. А потом, недель через шесть, она как?то незаметно вдруг словно пришла в себя и успокоилась. Хедли до сих пор не может этого понять.
Хотя шрамы на душе все?таки остались. Харрисон уже три раза делал маме предложение, одно изобретательней другого — сперва романтический пикник, потом кольцо в бокале шампанского и, наконец, струнный квартет в парке, — а она упорно отказывала. Наверняка еще не совсем оправилась после папиного ухода. Такой разрыв не проходит бесследно.
Поэтому сегодня, в день, назначенный для перелета навстречу источнику всех бед, Хедли проснулась в отвратительном настроении. Если бы все шло гладко, возможно, дело ограничилось бы несколькими едкими комментариями да злобным бурчанием по дороге в аэропорт, но с самого утра на телефоне обнаружилось голосовое сообщение от Шарлотты с напоминанием о том, в котором часу ей нужно быть в гостинице, чтобы успеть приготовиться. От ее отрывистого британского произношения Хедли завелась, а дальше все покатилось.
Конечно, и чемодан отказался застегиваться, и мама запретила брать с собой висячие серьги, которые Хедли планировала надеть на церемонию, да еще она восемьдесят пять раз переспросила, не забыла ли дочка паспорт. Гренки подгорели, Хедли заляпала вареньем футболку, а когда поехала в универмаг за маленькой дорожной упаковкой шампуня, пошел дождь, в машине сломался «дворник», и Хедли чуть не сорок пять минут прождала на автозаправке из?за того, что какой?то тип в очереди не знал, как проверить уровень масла в собственном автомобиле. И все это время часы неумолимо тикали, приближая время отъезда. Когда Хедли наконец вернулась домой и швырнула ключи от машины на кухонный стол, она была совсем не в настроении выслушивать восемьдесят шестой вопрос о паспорте.
— Да! — рявкнула она. — С собой!
— Я просто спросила.
Мама невинно приподняла брови, а Хедли с вызовом уставилась на нее.
— Надеюсь, ты не намерена провожать меня до самолета?
— Что это значит?
— Может, прямо до самого Лондона со мной отправишься, а то, чего доброго, сбегу?
В мамином голосе зазвучали предостерегающие нотки:
— Хедли!
— Нет, а почему я одна должна смотреть, как он будет венчаться с этой женщиной? Вообще не понимаю, почему я должна ехать? Тем более без тебя.
Мама сжала губы, недвусмысленно показывая, что сердится, но у Хедли уже сорвало тормоза.
Они упорно молчали всю дорогу до аэропорта, тем самым продолжая тянувшийся неделями спор. А когда затормозили у входа, Хедли уже просто звенела от нервного напряжения.
Мама заглушила двигатель, но ни она, ни Хедли не сделали ни малейшей попытки выйти из машины.
— Все будет хорошо, — наконец мягко сказала мама. — Правда.
Хедли резко обернулась к ней:
— Он женится, мам! Что хорошего?
— Просто, по?моему, тебе необходимо там быть…
— Знаю, знаю! — оборвала ее Хедли. — Ты уже говорила.
— Все будет хорошо, — повторила мама.
Хедли схватила куртку и отстегнула ремень безопасности.
— Ну смотри, ты будешь виновата, если что?нибудь случится!
— Что, например? — устало вздохнула мама.
Хедли от злости чувствовала себя совершенно бесстрашной и в то же время ужасно маленькой. Она рывком распахнула дверцу.
— Например, самолет разобьется или еще что.
Она сама не знала, зачем все это говорит. Просто уже извелась от обиды и горя и очень боялась. Разве не от этого произносятся такие слова?
— Вот тогда ты от нас обоих и избавишься!
Они уставились друг на друга, а страшные, непоправимые слова легли между ними, словно груда кирпичей. После долгого молчания Хедли выскочила из машины, вскинула на плечо рюкзак и выдернула с заднего сиденья чемодан.
— Хедли! — Мама вышла с другой стороны и теперь смотрела на нее поверх капота. — Не надо так…
— Приеду — позвоню! — крикнула Хедли на ходу.
Она спиной чувствовала, как мама смотрит ей вслед, но из?за какой?то болезненной гордости так ни разу и не обернулась.
А сейчас она сидит в крохотном кафе, и ее палец нерешительно застыл над телефоном. Хедли сделала глубокий вдох и нажала на кнопку. В паузах между гудками она слышала стук собственного сердца.
Произнесенные в запале слова до сих пор звучали в ее ушах. От природы Хедли вовсе не была суеверной, и все же так бездумно ляпнуть об авиакатастрофе перед самым полетом… От одной мысли об этом делается нехорошо. Пути Господни неисповедимы. Хедли представила самолет, на который опоздала. Сейчас он уже где?нибудь над океаном — только не хватало накликать беду!
От маминого голоса на автоответчике стало чуточку легче. Хедли принялась набирать сообщение о перемене рейса. И тут вернулся Оливер. На какое?то мгновение Хедли уловила на его лице знакомое выражение — такое же мучительное беспокойство, какое терзало ее саму. Но, увидев ее, Оливер сразу как?то изменился. И вот он уже снова невозмутим, почти весел. И в глазах — беззаботная улыбка.
Он подобрал свою сумку, жестом показывая, чтобы Хедли продолжала звонить, а затем ткнул большим пальцем в сторону выхода на посадку. Хедли только открыла рот — сказать, что почти закончила, но Оливер уже исчез, и она торопливо договорила свое послание.
— В общем, завтра позвоню, как только прибудем, — произнесла она в микрофон чуть дрожащим голосом. — И еще, мам… ты меня прости, ладно? Я не хотела…
Вернувшись к выходу, Хедли поискала в толпе синюю рубашку Оливера, но его нигде не было видно. Ждать в толчее не хотелось, и Хедли свернула в туалет, а потом начала бродить по сувенирным лавчонкам, книжным и газетным киоскам, пока не объявили посадку.
Стоя в очереди, Хедли от усталости даже волноваться больше не могла. Кажется, она уже несколько дней обитала в аэропорту, а впереди еще столько испытаний: теснота в салоне, паническое ощущение замкнутого пространства. Дальше — свадьба, знакомство с Шарлоттой и первая, больше чем за год, встреча с отцом. Хочется только одного: надеть наушники, закрыть глаза и уснуть. Мчаться с невероятной скоростью через океан без всякого усилия со своей стороны — это почти чудо.
Она предъявила билет, и стюард, улыбаясь в усы, неожиданно спросил:
— Боитесь полета?
Хедли заставила себя разжать кулачок, до побелевших костяшек стиснувший ручку чемодана, и жалобно улыбнулась:
