Пятнадцатый этаж (СИ) - Д. Жанна (читать книги без сокращений .txt) 📗
— Ну что, доктор?
— Видите, всё решаемо, отправим вашего сына в санаторий. А как выпишитесь, так заберёте его домой.
Она гладила руку сына и улыбаясь, вымученной от боли улыбкой, обещала ему, что всё будет хорошо, что расстанутся они совсем ненадолго. А только она чуть подлечится, и снова они будут вместе. А ещё раз двадцать повторила, как она его любит.
***
После операции Антон завёл Марину в свой кабинет.
— Мариша, сейчас я тебе валерьянки налью.
— Нужна она мне! Тоша, что же будет? Мы вскрыли брюшную полость и зашили. Сколько она проживёт? Неделю? Месяц? Полгода? Сколько? А Семёну двадцать семь, и он совершенно здоров физически. Ты сможешь посмотреть ему в глаза?
— Марина, где была его мать месяц, два, полгода, год тому назад? У неё ничего не болело? Почему она тогда не думала о сыне?
— Тош, а ведь лучше бы он не родился. Хотя, посмотри на неё, она счастлива по-своему. Она его любит вопреки всему окружающему миру. Ты понимаешь? Она его любит!
— Марина! Вернись на землю. Будем продлевать жизнь, как сможем. Кого же ей любить, кроме него? У неё есть только он. Потому что другие не отвернулись, нет. Просто закрыли глаза на чужие проблемы. А потом отодвинули в сторону. Люди жить хотят и быть счастливыми, даже таким образом. Ты их осуждаешь?
— Нет. Я уже никого не осуждаю. Но и ты меня не осуждай, даже мысленно, даже в душе. Я не стану рожать. Потому что… Ты сам знаешь почему. А ещё я вижу твои взгляды на детей на детской площадке, и понимаю, что ты зря вернулся.
— Марина! Не зря, я ушёл тогда зря. Дурак потому что. Самовлюблённый дурак!
— Нет, я же помню. Ты испугался. Ты увидел его раньше меня. Как только он родился. Ты просил отказаться от сына и жить дальше. Ты ушёл от него, а не от меня. Мужчины любят детей позже, не сразу, они не вынашивают их и не чувствуют, как человек растёт и развивается, как он стал твоим сыном или дочерью, когда его официально ещё нет. С первой тошноты и рвоты. Понимаешь? Когда тебе плохо, а ты всё равно терпишь и живёшь ради той жизни, что живёт в тебе.
— Прости меня, Марина.
— Я простила давно. Тогда за мной приехала мама. Если бы ты знал, как она кричала. Она готова была меня с землёй сравнять. Она тоже настаивала на отказе от ребёнка. Только ты просил, а она меня унижала. Считала, что так Бог меня наказал, за то, что не послушала её, что замуж вышла и родила, что не стала её преемницей. Что именно так происходит деградация. Сначала я — никто, а потом ребёнок урод. И во всём был виноват мой отец. Так начиналось её безумие. Уезжай, Тоша. Не мучай, ни меня, ни себя. Я не стою загубленной карьеры и жизни в придачу, — Марина помолчала и добавила, резко меняя тему, — Тош, меня эта постоянная слабость уже достала, и тошнота тоже!
— Марин, две недели прошло с больничного. Ангина, бронхит, антибиотики. Нужно время на восстановление организма. И никуда я от тебя не уеду.
— Да, ты прав, нужно время. Пойду в реанимацию, посмотрю, как там Нина Дмитриевна. Сейчас умоюсь и пойду.
========== Часть 10 ==========
Утро выдалось суматошным.
Во-первых, Марина проспала. Ночью пришлось мыть мать, а потом её саму тошнило. Никак от последствий болезни не отойдёт, возмущалась Марина мысленно, хотя прошёл месяц, пора восстанавливаться.
Теперь от подушки голову оторвать сложно. А впереди рабочий день.
Во-вторых, достал главный: опять её, как диковинку местного значения, демонстрировать комиссии из Москвы собрались. Преемственность поколений, дочка профессора Ивлевой. Сама почти звезда. Вот скоро наберёт материал и защитится.
Враньё! Никакой материал она не набирает и не собирается, и мечтает лишь об одном — чтобы отстали от неё и перестали демонстрировать, как мартышку. И чтобы она не рассказывала легенды о матери, живущей за границей во втором счастливом браке. Настолько счастливом, что та медицину бросила.
Эту байку сама Татьяна придумала, когда уходила с работы, и её гениальный мозг уже осознал грядущую жуткую перспективу.
Марина обещала, что, что бы ни было, никто никогда не узнает истинное положение вещей. Но процесс шёл быстро, и теперь уже казался неуправляемым. Мозг умер. Остались инстинкты, злость и агрессия. А ещё бред о «любимом» муже.
Иногда Марина задавалась вопросом, почему именно о нём. А потом решила, что мать всё-таки действительно любила Виктора. Ненавидела его слабость, пассивность, но всё равно любила.
Кстати, ведь за время общения с ним и сама Марина прониклась к нему как к человеку. Жаль, бабушки нет в живых. Вот с ней бы она точно подружилась. Со второй женой отец развёлся, выселил квартирантов и теперь сам жил в квартире матери, то есть в своей квартире. Выглядеть стал лучше, посвежел.
От всяких мыслей отвлёк голос Антона.
— Мариш, вставай. Сейчас тётя Валя уже будет.
— Не могу, слабость. — Она влезла под одеяло с головой. Но почти сразу откинула его и села на кровати.
— Вставай, утром кровь сдашь. Я тебе направления напишу.
— Хорошо. Потом лечить будешь?
— По результатам. И давай уже оформим отношения.
— Второй раз? Да ты смеёшься?
— Серьёзен, как никогда.
— Ещё фамилию поменять попроси.
— А эта светлая мысль мне безумно нравится.
— Не говори глупостей, мама бы тебя не одобрила!
— Она меня никогда не одобряла. Во всяком случае, как зятя — точно. Так что это старая новость. Всё, собирайся, пошли. Надо успеть сдать анализы.
Пришлось встать и привести себя в порядок. И так и не выпив чашку кофе, ползти на работу.
***
Антона сразу же вызвали к главному, а Марина зашла в палату к Нине Дмитриевне. Но та спала, а потому Марина решила посетить свою пациентку чуть позже.
Дежурная сообщила, что от обезболивающих инъекций Нина Дмитриевна отказалась. Плохая весть, очень плохая.
И тут Марина вспомнила про анализы, заскочила в ординаторскую написать направления самой, но на столе уже лежали бланки, выписанные Антоном. В принципе стандартный набор, кроме одного. Кровь на ХГЧ.
Марина недоумевала. Об исключении беременности она позаботилась. Три месяца назад её гинеколог ввела ей инъекцию Depo-Provera. И она ещё действует. Но если Антон посчитал нужным сделать анализ, то и она ничего против иметь не будет. Всё равно результат ясен.
Кровь сдала. Выпила крепкого чаю с сахаром.
Снова зашла в палату к Нине Дмитриевне. Встретилась с ней глазами и испугалась: казалось, пожилая женщина смотрела Марине прямо в душу или в сердце, и видела то, что скрывалось от людских взоров. Ощущение было именно такое. Странное ощущение.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Марина.
— Почти хорошо. Боль ушла. Я даже поела. Кажется, последний раз. Я об одном жалею, что обнять сына не могу и уже не смогу. Сядь рядом, мне говорить трудно.
Марина пристроилась на стул рядом с кроватью и взяла пациентку за руку.
— Ты, дочка, хоть и молодая, но груз у тебя большой. Сбрось. Оставь и иди дальше. Живи. Ты понимаешь, о чём я говорю. Хорошая ты. Добрая, настоящая. Семёну не говорите обо мне. Пусть ждёт, пусть думает, что я вернусь. Ему так будет легче. А ты живи. Знаешь, о чём жалею? Что Семён у меня один. Зря не родила больше. Боялась. Повторения горя боялась. Теперь жалею. Так бы не ты меня сейчас провожала, а сын или дочка. Ладно, иди. Устала я. Посплю. Пока живая. Иди.
Марина легонько сжала руку женщины, ответной реакции не последовало.
Вышла из палаты, глотая слёзы. Но тут её вызвали в приёмный покой, а потом она ушла в операционную.
Когда вернулась, палата была пустой…
Постовая сестра сообщила, что больная умерла во сне. А историю болезни забрал заведующий.
Очень хотелось остаться одной или на крайний случай с Антоном. Подёргала ручку его кабинета — заперто.
— Марина, там тебя вызывают к главному, комиссия, помнишь? — Коля спешил куда-то.
Все куда-то спешили, только ей шевелиться не хотелось. Но надо к главному.
Тот её встретил очень радушно.
