Девушка с холмов - Вильямс Чарльз (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗

Чарльз ВИЛЬЯМС

ДЕВУШКА С ХОЛМОВ

Глава 1

Я остановил свой “форд” на уступе пологого холма и, выйдя из машины, потянулся. Солнце уже не по-утреннему сильно припекало. И на душе у меня тоже потеплело — я был почти дома.

Стоял октябрь, и разноцветные краски сбегали с гребня холма вдоль маленьких ручейков, как языки пламени, вольные рваться куда им вздумается.

О легком ночном морозце теперь напоминали лишь темные холодные тени от столбиков старой изгороди да дышащий холодом заброшенный карьер возле пыльной дороги.

Листья с плетей ежевики и стелющиеся побеги, отороченные белым в тени, черные и влажные, там, где их коснулось солнце, походили на спутавшийся клубок.

Часть большого поля занимали длинные ряды хлопка, извивавшиеся по контуру холма и террас. Черенки хлопка были сейчас мертвы и голы, а остроконечные коробочки пусты и влажны после ночного морозца. Это было старое поле Эйлеров, и я невольно подумал о Сэме Харли. Фермерствует ли он по-прежнему?

Остальное поле, давно никем не обрабатываемое, заросло сорняками, кустами сассафраса и японской хурмы.

Вдруг на склоне холма я увидел охотничью собаку, пробирающуюся сквозь заросли к дороге. Это был большой черно-белый пойнтер. Он рыскал по полю длинными прыжками, высоко подняв голову. И глядя на него, я одновременно испытывал тоску по дому и счастье оттого, что вернулся. Я с ненавистью думал о годах, проведенных вдали отсюда. Появился хозяин пса, и пойнтер замер в великолепной стойке. Держа наготове ружье, человек спустился в заросли, и тут внезапно с шумом вспорхнула стая птиц. В утренней тишине это прозвучало оглушающе. Мужчина плавным движением поднял ружье и выстрелил. Одна птица упала, сложив крылья в воздухе. Он выстрелил снова, но на этот раз промахнулся. Стая рассеялась, и я, почти механически, заметил пару птиц в клубке побегов и кустов сассафраса возле дороги.

Когда мужчина двинулся по склону холма к дороге, в его крупной фигуре и размашистой неуклюжей походке мне почудилось что-то знакомое. На нем была выгоревшая синяя рубашка, поношенное выцветшее пальто, надетое поверх старого синего саржевого пиджака, и пятнистые джинсы, заправленные в высокие зашнурованные ботинки. На плече у него висела связка маленьких холщовых сумок, в каких мы в свое время носили учебники в школу.

Расстояние между нами быстро сокращалось. Да, конечно, это Сэм Харли. Пойдя ему навстречу, я пересек дорогу и перелез через изгородь. На первый взгляд он не сильно изменился. А почему, я тут же усмехнулся про себя, он должен был измениться? Что такое два года для мужчины, которому за сорок? У него все тот же несколько приплюснутый нос, высокие скулы и очень яркие черные глаза, придававшие его лицу выражение некой примитивной силы.

Я помахал ему рукой и крикнул:

— Привет! Как охота?

— Привет, — ответил он достаточно вежливо, но без особой теплоты или большого интереса. Из-под полей бесформенной шляпы он смотрел на меня с некоторой подозрительностью. Он явно не узнал меня.

— Я Боб Крейн. — Я протянул ему руку. Взгляд его подобрел, и он широко улыбнулся, продемонстрировав крепкие, хорошей формы, но потемневшие от табака зубы. Он перевесил ружье на левое плечо и тепло пожал мне руку:

— Я совсем не узнал тебя. Боб! Ты, право, возмужал. А брата твоего. Ли, я встречаю. Когда же мы виделись с тобой в последний раз?

— Думаю, года два назад.

Теперь он улыбнулся несколько сдержанно. Что выдавало в нем нелюдима, привыкшего общаться, только с давно знакомыми ему соседями.

— Да, кажется, чуть более двух лет, — продолжал он, чувствуя необходимость что-то сказать. — Помнишь, как мы готовили сироп у Сюдли, а потом все отправлялись охотиться на опоссумов? Это было как раз два года назад, где-то в первых числах месяца.

— Правильно, — согласился я, оглядываясь в поисках собаки и желая, чтобы она подошла.

Пойнтеры — моя слабость. Пес в этот момент спускался по склону.

— Это старый Бак? — спросил я.

— Да. — Он вздохнул. — Белл умерла. Прошлой весной. Совсем одряхлела.

Я показал собаке, махнув рукой, на кусты, что росли примерно в шестидесяти — семидесяти ярдах вверх по холму, ближе к дороге. Взвизгнув, она бросилась вперед, затем замерла в солнечных лучах, выпрямив хвост, подняв ногу и повернув голову направо.

В ответ на мою улыбку Сэм тоже улыбнулся, и в его глазах засветилось торжество. Затем мы оба рассмеялись, и я с тайной завистью проговорил:

— Прекрасная собака, Сэм. Я дал бы за нее двадцать пять долларов.

Сделав вид, что серьезно обдумывает мое предложение, он сдвинул назад свою старую зелено-черную шляпу, почесал затылок и только после этого ответил:

— Понимаешь, Боб, я, право, не думаю, что могу уступить тебе его за такую цену. Он так хорошо натаскан и вообще…

Я покачал головой разочарованно и недоверчиво, как бы удивляясь, что он отвергает такое щедрое предложение. Хотя прекрасно знал, что он не взял бы за собаку и пятисот долларов. А ведь эта сумма, возможно, равнялась тому, что он выручал на земле Эйлеров за год. Но все дело в том, любите вы охотничьих собак или не любите.

— Ты лучше сходи вон туда. — Я махнул рукой в сторону Бака. — Он не будет их караулить целый день!

— Да, Боб, похоже, ты неплохо знаешь его повадки! — Он улыбнулся, пытаясь скрыть нотки гордости в своем голосе, не желая показаться хвастуном чужому человеку. Кроме того, я ведь приехал из города!

— Возьми! — протянул он мне ружье. Наверное, он заметил, что я смотрел на него голодными глазами.

Я начал было возражать, но ружье все-таки оказалось в моих руках, и я направился к Баку. Я очень шумел, пробираясь по старым песчаным кучам через кусты и высокую траву. Прямо из-под ног, как ракета, вылетела птица и бросилась направо, вниз. Я мгновенно повернулся к ней, выстрелил, но промахнулся. Я никогда не мог попасть в птицу, если она летела направо, сам не знаю почему.

При выстреле вылетела и другая птица, поднявшись надо мной на пятнадцать ярдов. Хлопанье ее крыльев слилось с шумом выстрела. Я невольно отпрянул. Но потом выстрелил из левого ствола. Тут у меня редко бывает промах. И она замерла в воздухе. Будто на нее накинули петлю и тянут за веревку вниз. И тогда у меня возникло полузабытое острое чувство, чувство сильного возбуждения и внезапной жалости или чего-то похожего. Белоснежный перепел — изящный маленький комочек. Никто не смеет убивать! В то остановившееся мгновение, когда он застывает в воздухе, вы испытываете гордость за ловкое убийство и одновременно что-то похожее на резкий толчок сожаления. Потом это проходит и остается только чувство гордости.

Впервые с тех пор, как мне помогли вылечиться в Джерси-Сити, некоторая горечь и саднящий привкус поражения начали проходить. Это был мой дом, и я радовался своему возвращению.

Вынув из ружья гильзы, я поднес их к носу и понюхал сгоревший порох. Потом погладил Бака по голове, взяв у него птицу. И он, похоже, счел вполне нормальным, что отдает птицу мне, а не своему хозяину. Я передал птицу Сэму, и он бросил ее в холщовый мешок.

— Хороший выстрел, Боб, если учесть, что пару лет ты ни разу не стрелял. — Потом, поколебавшись, словно не желая ранить мои чувства, он добавил:

— Но твой брат попал бы в обеих.

Я кивнул, вспомнив, что Ли и Сэм часто охотились вместе.

— Ли — самородок. Прирожденный охотник. Талант, — согласился я. — Он редко промахивается.

— Кстати, я видел его в прошлую субботу.

— Да? Ну и как он?

— О, он выглядел здорово. Это было не дома. — Он ничего больше не добавил, будто было само собой понятно, почему Ли приезжал.

У Сэма, у истоков Черного ручья, за его домом, был самогонный аппарат. Я знал, где он находится, еще будучи ребенком, когда жил с бабушкой здесь, по другую сторону ручья. Но я никогда никому об этом не говорил: за такую осведомленность по головке бы не погладили.