Лили (Том 2) - Гэфни Патриция (серия книг .TXT) 📗

У ног братьев стоял бочонок, вмещавший пол-анкера [2] мармандского коньяка, о происхождении которого никто из присутствующих тактично не упомянул. Горячность Клея в споре возрастала по мере потребления Золотистого напитка. Правительство, на защиту которого встал Дэвон, он сделал мишенью насмешек, подвергнув ряду язвительных замечаний распространенное мнение о том, что беднякам следует быть более бережливыми и что они сами виноваты, если не умеют жить по средствам. Жирные старые подагрики в парламенте, говорил он, лицемерно твердят, что все дело не в бедности, а в расточительстве. И хотят исправлять нравы обездоленных путем обучения их в воскресных школах. Разумеется, заметил он с сарказмом, с одной-единственной целью: не мешать бедным гнуть спину остальные шесть дней недели. Дэвон ответил, что Клей совершенно прав, но, чтобы изменить положение, нужно дать беднякам работу, к примеру, на медных рудниках, а не раздавать им в виде милостыни доходы от контрабанды.

Лили слушала как зачарованная. Никогда раньше ей не приходилось присутствовать при политическом споре между людьми, имевшими реальное влияние на ход событий в государстве. Ее отец весьма условно считал себя вигом [3], да и то лишь потому, что консерваторам он доверял еще меньше. Сидя тихо, почти не участвуя в разговоре, она тем не менее не ощущала себя посторонней. Было совершенно очевидно, что даже в пылу спора братья не забывают о ней. К тому же она не сомневалась, что на деле они куда ближе к согласию, чем могло показаться со стороны, и занимают противоположные позиции по любому поводу просто из любви к спору.

Спина у нее немного заныла. Едва разговор зашел о телесных, духовных и умственных недостатках членов королевской семьи, она извинилась и встала, чтобы полюбоваться луной и звездами. С берега, из-за гряды утесов, послышался унылый и тревожный крик козодоя.

Машинально кивая в ответ на слова Клея, Дэвон не сводил с нее глаз. Глядя на усыпанное звездами небо, Лили стояла на самом краю мерцающего светового круга, очерченного желтоватым огнем фонаря. Даже в поношенном холщовом платье она была прекрасна. Для него это не было новостью: он знал, что она прекрасна, с той самой минуты, как впервые ее увидел. Но раньше он всячески остерегался ее очарования и даже ставил его в вину Лили, стараясь видеть в ней лишь волнующее его женское тело. Что же изменилось? Теперь он знал, какая она. Вопреки своей собственной воле, да и (в этом Дэвон не сомневался) вопреки ее воле тоже, он начал ее понимать. Помимо прекрасного лица, эта девушка обладала добрым и благородным сердцем. Теперь от нее уже нельзя было запросто отмахнуться, как от женщины, недостойной доверия. Слишком много раз она доказала ему обратное. Продолжать по-прежнему сопротивляться ее чарам можно было только из трусости. К тому же он ведь не собирался на ней жениться! Каковы бы ни были последствия их романа, на сей раз он не потеряет все. Такое могло случиться только раз в жизни. С ним это уже случилось, стало быть, больше опасаться нечего. А она была неотразима.

– Ну что ж, – чересчур бодрым голосом произнес Клей, – мне пора.

Лили удивленно обернулась.

– Куда вы собрались?

– Да я пообещал Уайли, что мы с ним сегодня отпразднуем окончание нашей веселой жизни.

– Но…

– В Лоствизиле есть один погребок, где мы с моей командой провели немало счастливых часов.

– Вам действительно необходимо уйти? – ошеломленно переспросила Лили.

Клей бросил лукавый взгляд на Дэвона.

– О, да, мы договорились уже несколько недель назад. Представляете, капитан и его помощник устраивают веселые поминки по добрым старым временам. – Он прошел на левый борт и ловким прыжком перебросил ноги через край, приземлившись точно на веревочный трап. – Доброй ночи вам обоим. Благодаря вам я провел чудесный вечер. Увидимся утром.

Его голова исчезла за бортом. Минуту спустя они услыхали скрип весел в уключинах и плеск воды. Потом наступила тишина.

Клей нарочно оставил их одних! Лили была потрясена. И Дэвон тоже знал все заранее. Она попятилась к борту, глядя, как он медленно подходит к ней.

Он подошел так близко, что даже в бледном свете луны она смогла различить бирюзовый цвет его глаз.

– Как вы думаете, он действительно сможет все это оставить? – стараясь оттянуть время, спросила Лили не совсем твердым голосом, и описала рукой широкую дугу, охватившую и “Паучка”, и реку, и небо.

Но Дэвон не желал говорить о Клее.

– Не знаю, – ответил он. – Почему ты не надела платье, Лили?

Она заглянула ему в лицо, ища признаков гнева, но они окончательно исчезли.

– А зачем вы мне его принесли? – задала она встречный вопрос.

– Чтобы ты улыбнулась. Она улыбнулась.

– Других соображений не было? Он прекрасно понял, что она имеет в виду, и ответил правдиво:

– Я хочу заботиться о тебе.

– Правда? А зачем? Несколько недель назад вы хотели от меня избавиться. Вы предложили мне денег. Вы больше не хотели меня видеть.

Слова Лили ранили Дэвона до глубины души. Интересно, ей самой так же больно, как и ему? Но она не бросала ему обвинений, в ее голосе, звучавшем горестно и печально, не было ожесточенности. И опять он ответил честно:

– Я не знаю, что изменилось.

Но Лили ему не поверила. В разговоре с Клеем она сама назвала его новое отношение к себе “приятной смесью благодарности и вины”. Теперь, когда ей стала известна его история, недоверие Дэвона уже не казалось Лили таким убийственным, как раньше, но тем не менее оно заставляло ее страдать.

– Вы предлагаете мне стать вашей любовницей? Ее прямота покоробила Дэвона, но ему все-таки стало легче.

– Да.

– Я отказываюсь. Я никогда не отдам вам свое тело в обмен на деньги, или красивое платье, или крышу над головой. – Стараясь унять дрожь, Лили взглянула ему прямо в глаза и для храбрости ухватилась рукой за рукав его куртки. Ее голос, так твердо звучавший вначале, перешел на шепот:

– Я отдам его вам просто так. Даром.

Она вовсе не это хотела сказать, мало того, еще минуту назад она даже не думала об этом. Но она любила его. Поняв, что любит. Лили почувствовала боль, потому что вместе с пониманием к ней пришла уверенность, что Дэвон заставит ее страдать. Однако сейчас это не имело значения. Она полюбила его уже давно и не сомневалась, что полюбила навсегда.

Дэвон стоял молча. Она поднесла его руку к губам и поцеловала пальцы. Видно было, как он борется с собой, как пытается справиться с недоверием, и на мгновение Лили пронзила острая ненависть к женщине, которая сделала его таким.

– Дэв, – прошептала она, обнимая его и целуя в губы, – любовь моя. Все так просто.

Дэвон, отстранив ее от себя, заглянул ей в глаза. Взгляд этих ясных серых глаз, такой нежный и такой серьезный, сказал ему, что все ее слова – чистая правда.. Прядь ее волос, подхваченная ночным бризом, защекотала ему щеку, лаская и дразня. Желание вспыхнуло мучительно и неумолимо, но он поцеловал ее со всей нежностью, на какую был способен. Ее губы, подобные влажному шелку, смягчились и раскрылись перед ним. Когда его язык проник внутрь и коснулся ее языка, по телу Лили волной пробежала мучительная дрожь.

– Тебе холодно, дорогая?

Она улыбнулась с закрытыми глазами.

– Нет, но я чувствую себя так… – и она выразила свое состояние тихим стоном, искренним и безыскусно-чувственным.

Дэвон крепче сжал одной рукой се талию и обвел указательным пальцем контуры ее рта, очарованный нежной и бесстрашной улыбкой. Прижавшись лбом к ее лбу, он еле слышно прошептал:

– Я так хочу тебя. Лили, что просто теряю голову. Дрожь возобновилась. Она ухватилась за его плечи и прижалась к нему, ощущая стук сердца – его или свой собственный, сказать было трудно. Подняв руки, она наконец обняла его за шею. Они снова поцеловались. У обоих одновременно перехватило дыхание, тела напряглись, обуревавшая их жажда была так велика, что губ уже не хватало для насыщения.