На мели - Вильямс Чарльз (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Ингрем вернулся в свой номер и улегся. Он долго лежал без сна, перебирая в памяти подробности разговора. Темное оказалось дело. Если предположить, что настоящее имя Холлистера действительно Патрик Айве, это все равно ничего не проясняет. Почему нашей красотке так хочется его найти или узнать, жив он или мертв? И зачем, о Господи, мошеннику и изготовителю фальшивых чеков понадобилось красть яхту, которая для него не представляла никакой ценности и которой он, вероятно, не мог управлять. С таким же успехом можно украсть, например, тротуар.
Ингрем проснулся в поту на сбитых простынях, подозревая, что во сне кричал. Включив свет и посмотрев на часы, он увидел, что едва минуло два часа ночи. Конечно, теперь его реже мучил старый кошмар, да и та жуткая картина раз от разу представлялась все менее ясной: уже не было того острого чувства вины, как будто он запаниковал и оставил Барни гореть, — дико вопящего, с ног до головы охваченного огнем, словно факел. Нет, Ингрем знал, что схватил его и перебросил через борт разбитого судна, хотя собственная одежда уже горела на нем, а кожа Барни оставалась на его перчатках. Было слишком поздно, друг был уже мертв, и никто не мог ему помочь. Теперь Ингрема мучило другое: страх и сомнение, сможет ли он когда-нибудь снова вдохнуть запах бензина на судне без того, чтобы его не вывернуло наизнанку?
Яхта, которая убила Барни и выжгла верфь от конторы до самых ворот, была небольшой. Этот старый, побитый шлюп назывался “Монетка”, на нем следовало произвести мелкий ремонт — перебрать двигатель, установить новый радиотелефон и более надежную пластину заземления на внешней части корпуса. Они наложили медную полосу и подготовили корпус для проведения радиосвязи. Шлюп хотели спустить на воду вечером в пятницу. Катастрофа сложилась из мелких составляющих: долгий уик-энд, маленькая течь где-то в топливной системе, плохая вентиляция и то, что Барни, у которого и так-то был плохой нюх, в понедельник простудился. Катализатором катастрофы оказался паяльный аппарат. Барни как раз присоединил кабель заземления к отверстию в корпусе и собирался запаять серебром, когда Ингрем спустился через люк и почувствовал запах бензина. Он заорал, но в это самое мгновение Барни включил аппарат.
Ингрем попросил разбудить его в четыре часа утра. Когда раздался телефонный звонок, он мгновенно проснулся, встал и, открыв двустворчатую стеклянную дверь, вышел на балкон, откуда открывался вид на гавань и остров Хог. Кажется, им везло — стоял мертвый штиль. Листья кокосовых пальм вдоль Бэй-стрит замерли в предрассветной мгле, лишь слегка рассеянной на востоке бледным розовым свечением. Он позвонил миссис Осборн и, обнаружив, что та уже проснулась, торопливо надел брюки цвета хаки, футболку и кроссовки. Они покинули свои комнаты одновременно. На миссис Осборн были белые брючки до колен, голубой пуловер с короткими рукавами и сандалии на босу ногу. Выглядела она чрезвычайно свежей и привлекательной; может быть, ее и мучило похмелье, но для постороннего взгляда это оставалось незамеченным. У бабы лошадиное здоровье, подумал Ингрем. Он взял ее чемодан и подозвал такси, пока миссис Осборн платила по счету. Всю дорогу в аэропорт она молчала, не последовало никаких объяснений или извинений за ее поведение накануне. Наверно, она ничего не помнит, подумал капитан, впрочем, какое ему до нее дело. Ресторан в аэропорту был закрыт, и они выпили по чашечке кофе в офисе Макаллистера.
— Ваш багаж мы оставим здесь, — предложил Ингрем, — а мой возьмем с собой, потому что я, вероятно, задержусь на судне. Даже если окажется, что надо нанимать буксир, чтобы снять яхту с мели, ее не следует бросать там без присмотра.
Поднявшись в самолет, в заднем отсеке которого лежал скатанный спасательный плот, Ингрем указал своей спутнице на место рядом с пилотом, а сам устроился позади. Уже занимался рассвет, когда амфибия пробежала по взлетной полосе и взмыла в воздух. Капитан закурил сигару и устроился поудобнее, ведь предстояло лететь больше часа.
Они пронеслись над тихой темной громадой острова Андрос и оказались над обширными пространствами Багамской отмели, чьи тихие воды отливали перламутром в свете зари. Выглянувшее позади них из-за горизонта солнце на какой-то момент блеснуло под крылом самолета золотом и пурпуром, но машина нырнула вниз, и вся красота пропала. Казалось, прошло несколько часов, когда Ингрем вновь взглянул на часы. Вскоре они должны увидеть яхту. Капитан поднялся, прошел через узкий вход в передний отсек и встал за спиной миссис Осборн, которая глядела в окно. Через две или три минуты он слегка тронул ее за плечо и показал:
— Вон она.
Женщина молча кивнула.
Отдаленная точка выросла в размере и разделилась на песчаный бар и судно. Эвери начал снижение. Ингрем, наклонившись к самому его уху, попросил:
— Давайте еще раз осмотрим яхту сверху, прежде чем высаживаться. У меня есть одна идея насчет прилива.
Эвери кивнул. Они пролетели над шхуной, оставив ее по правому борту в тысяче футов под ними. Ингрем напряженно смотрел вниз. В раннем утреннем свете было видно, что пустая палуба чуть накренилась к левому борту, беспомощная, как выброшенный на берег умирающий кит. Она лежала на мели в том же положении, что и вчера, носом к северу. Эвери описал широкий круг, и они прошли позади нее в какой-то сотне футов от поверхности воды. Кажется, ничего не изменилось, разве что крен немного уменьшился, потому что наступал прилив. Приглядевшись, Ингрем заметил, что вода вокруг неподвижной яхты медленно поднимается.
— Все еще идет прилив, — прокричал он сквозь рев мотора, — но, похоже, довольно скоро высокая вода начнет спадать. Вы не сможете долго дрейфовать.
Эвери кивнул:
— Хотите отложить спуск?
— Нет, давайте сделаем это сейчас.
— Хорошо, пристегните ремни. Ингрем прошел на свое место и затянул ремень. Он видел через окно, как Эвери сделал заход на запад, к краю отмели, совершая предварительный облет, чтобы проверить, нет ли каких помех на воде, развернулся и зашел на посадку. Гладкая, как масло, вода ринулась к ним, они коснулись поверхности, и амфибия приводнилась, подняв белую завесу водяной пыли. Погасив скорость, машина остановилась. Ингрем отстегнул ремень и прошел в кабину. Они находились в двух милях к западу от песчаной косы и шхуны. Амфибия развернулась и заскользила по направлению к судну.
— Слишком близко подходить не будем, — сказал пилот. — Не нравятся мне здешние мели.
— Вполне достаточно, если мы подойдем на полмили, — ответил Ингрем, — а потом, пока идет отлив, вам лучше отвести машину на запад и подождать нас там.
— Вы долго пробудете на борту?
— Наверно, мне удастся доставить миссис Осборн назад через полчасика. Может, я смогу позвонить по радиотелефону, если он действует. У вас есть канал для межсудовой связи?
— Звоните 26-38.
— Прекрасно.
Ингрем направился в хвостовой отсек, присоединил баллон со сжатым воздухом к клапану надувного плота и накачал его так, чтобы тот смог держаться на плаву. Эвери открыл дверь, и они вместе выпихнули плот наружу. Ингрем встал на колени в дверях и закончил надув, чувствуя, как амфибия мягко покачивается, издавая булькающие звуки. Эвери придержал плот, пока Ингрем помог миссис Осборн устроиться на корме, после чего капитан, выгрузив свой чемодан, баллон со сжатым воздухом и легкие алюминиевые весла, сам перебрался на плот и оттолкнул его от корпуса амфибии.
Ингрем пристроил весла в ушки, служившие уключинами, и начал грести. Когда они немного отдалились от самолета, он взглянул через плечо и понял, что амфибия подошла к яхте даже ближе, чем намечалось, — до “Дракона” оставалось всего лишь ярдов четыреста. Солнце вставало как раз за шхуной, изящным силуэтом обрисовывающейся на его фоне. Красивое зрелище, подумал капитан, если бы она не сидела на мели. При виде яхты, попавшей в беду, у него всегда щемило сердце.
Стоял мертвый штиль, поверхность воды" была ровной, как стальной лист, лишь едва заметная рябь иногда пробегала по ней из пролива Сантарен, — это все, что осталось от волн, уже сглаженных на пяти милях мелководья между песчаной косой и краем Багамской отмели. Ингрем приналег на весла. Когда плот достаточно удалился, Эвери завел мотор и продвинул амфибию к западу, на более глубокое место. Работая веслами, капитан внимательно смотрел за борт. Судя по цвету воды и тому, что он мог рассмотреть под плотом, дно было песчаным, а глубина на всем пути к “Дракону” едва достигала двух морских саженей. Более глубокая протока, добрых сто ярдов в ширину, находилась футах в семи от яхты, так что, если бы удалось дотащить ее до этого места, есть надежда вернуться в глубокие воды, конечно, при условии, что вся операция будет проведена при хорошем освещении.
