Соблазненная во тьме (ЛП) - Робертс Дженнифер (библиотека книг .txt) 📗
Обрушив на меня убийственный взгляд, он повернулся и вышел. Мне кажется, он думает, что я на него накрысятничала. Но мне нет до этого никакого дела, потому как это означает, что я могу молчать чуть дольше.
Вернувшись, доктор Слоан была заметно напряжена. Что бы ей там ни наговорили - это оставило ее в раздражении. И если бы я не была настолько убита горем, я бы улыбнулась.
Сегодня она выглядит гораздо спокойнее.
Закрыв дверь в мою палату, и спрятав нас от людских глаз, она не стала задавать мне никаких вопросов... пока что.
Сидя на своей кровати и держа в руках фото Калеба, я раскачиваюсь взад и вперед. Он такой красивый. Я так сильно его люблю.
Усевшись на стул в уголочке, доктор Слоан - подумать только - вяжет свитер. Он весьма странной конструкции - разве только если она не завела себе домашнего осьминога и не одевает его в собственноручно связанные вещи. Несколько раз я даже порывалась спросить у нее, что это за фигня.
Она замечает, что я на нее смотрю.
- Так я могу хоть что-то делать своими руками, - говорит она, послав мне печальную улыбку.
- Чаще всего я - последний человек, с которым люди хотят общаться. Поэтому, я сажусь и начинаю вязать. Я понимаю механическую составляющую процесса, но пока не научилась делать из этого целостный предмет. Думаю, это можно назвать "произвольным вязанием".
Она смеется над собственной шуткой.
Эта женщина смешная.
На мгновение она умолкает и мне кажется, что мы достигли конца нашего одностороннего разговора, но потом, вздохнув, она продолжает говорить.
- Меня никогда не учили вязанию. Думаю, большинство перенимают это у своих мам или бабушек, но я воспитывалась на государственном попечении, поэтому мне пришлось учиться самой. Я занялась этим несколько лет назад, когда моя подруга посоветовала мне обзавестись неким хобби. Бессмысленным хобби. По своей натуре я слишком много думаю. И если я не нахожу способ отключить свой разум от мыслительного процесса, я продолжаю думать, и думать, и думать. Чаще всего, о работе. Порой моя работа бывает такой неблагодарной.
Подняв на меня свой взгляд, она снова улыбается. В ответ, я закатываю глаза. Она, очевидно, пытается надоесть мне до смерти.
- Видишь, я же сказала. Неблагодарная.
Ради Бога - закрой рот! Позволь сучке насладиться своим нервным срывом в тишине.
- Мне это так понравилось, что я решила подобрать себе еще несколько других увлечений.
О, Боже. Пожалуйста, не надо.
- Я делаю свои собственные набивные куклы. Ну, не совсем собственные, потому что мы уже знаем, что ни мое вязание, ни шитье ничего не стоят, но я люблю покупать куклы, потрошить их, и собирать заново, но какими-то интересными способами. Мне нравится называть это `вариативной таксидермией'.
Убейте меня. Просто, мать вашу, убейте меня.
- Думаю, я слегка перегибаю палку, потому что таксидермия включает в себя соединение предметов только одним предполагаемым способом. А я называю это иначе. Это моя собственная маленькая фишка.
- А у тебя есть какое-нибудь хобби, Оливия? - спрашивает она, смотря на меня.
Не справившись с собой, я щурюсь. Мне бы не хотелось, чтобы она меня так называла.
- Тебе это не нравится, да? Когда я называю тебя по имени?
Совсем слегка, практически против своей воли, я мотаю головой. И сделав это, я хмурюсь и перевожу взгляд вниз на свои колени, на которых лежит фотография моего прекрасного Калеба.
Калеб. Не думать. Не думать о нем.
Я снова разбита. Я разделена на мягкую, сентиментальную девушку, любящую Калеба, несмотря ни на что, и жесткую, логичную версию себя, решившую выжить, пускай даже ценой вырезания Калеба из своего сердца.
- Тебе больше нравится Ливви? Твоя мама говорит, что все зовут тебя Ливви.
Подняв взгляд на доктора Слоан, я чувствую, как глаза щиплет от слез. Она старательно избегает зрительного контакта, сконцентрировавшись на очередном 'рукаве' ее странного наряда.
Против своей воли я задаюсь вопросом, здесь ли моя мать. Я не хочу ее видеть, но... почему она не пришла, чтобы навестить меня? Все, кого я люблю, меня предают.
О, Боже. Калеб.
Да, он тоже. Не думать о нем.
- Вчера я очень долго с ней разговаривала. Она хочет с тобой увидеться, - как бы случайно говорит доктор Слоан.
С каждым последующим ударом, мое сердце готово остановиться. Паника усиливается, но я дышу сквозь нее. С трудом.
- Но когда я заглянула сюда, чтобы узнать, может, тебе что-нибудь нужно...
Она хмурится и сердито качает головой. Я знаю, она думает про Рида.
- Я решила подождать, пока ты сама скажешь о том, что ты хочешь делать.
Я еле заметно киваю, и, увидев, как она кивает в ответ, чувствую, что мной манипулируют. Она пробирается в мою чертову голову, а я еще не произнесла ни слова.
Калеб сказал, что все мои эмоции можно прочесть на моем лице.
Заткнись и перестань думать о нем. Будь умной, хотя бы раз в жизни. Слушай меня.
Я вздыхаю. Думать о Калебе больно, но отказаться от моей любви к нему – еще больнее. Боль не уходит в прошлое, она переходит в другую форму, доступную для моего жадного поглощения.
- Ты хочешь увидеть свою мать?
Это объективный вопрос или угроза?!
Я всячески пытаюсь замаскировать испытываемые мною эмоции, следя за языком своего тела или выражением своего лица. Думаю, что это сработало, потому как доктор Слоан возобновляет абсурдный монолог о своих хобби.
- Я знаю, о чем ты думаешь.
Ты, мать твою, даже понятия не имеешь.
- Что я глупая женщина со смешными хобби.
А может, и имеешь.
- Но ты удивишься, узнав, что меня занимает не только произвольное вязание и вариативная таксидермия. У меня есть и темная сторона.
Хммм... сомневаюсь.
- Когда меня что-то по-настоящему расстраивает, - хихикает она, - ... Я люблю заходить в интернет и менять статьи в Википедии!
Эта сучка... странная.
- Однажды, я придумала целую историю с героем по имени Рождественская Амеба. Знаешь, я не самый лучший пекарь, но как-то раз решила приготовить печенье на весь офис. Они получились ужасной формы. Заметь, на вкус они были совсем неплохими, но по форме - кривыми - косыми. Это тебе не аккуратные круглые печенюшки из банки.
Я посмотрела на ее свитер для осьминога. И была совершенно уверена в том, что ничего, сделанного руками этой женщиной, нельзя показывать остальным людям, не говоря уже о том, чтобы давать пробовать.
- Поэтому к печеньям я приложила записку. В ней была история о маленькой деревушке, рядом с Чогори... ты же знаешь эту большую гору, правда?
Она смотрит на меня, чтобы убедиться, что я ее слушаю. Но я лежу на кровати и с раздражением смотрю в потолок. Где, черт возьми, медсестра с моими успокоительными?
- Неважно, об этом снят целый фильм. Не про мои печенья, - хихикает она, забавляясь сама с собой, - ... так вот, гора. Представь, если бы они сняли фильм про мои печенья? В общем, я придумала историю о том, что у жителей деревни близ горы Чогори вместо Санта Клауса есть Рождественская Амеба. Так как амебы - микроскопические частички, и само собой, их никто не видит, они незаметно пробираются к Рождественской Елке, и оставляют для всех подарки. Взамен, жители этой деревушки готовят для них печенья всевозможных форм. Амеба бывает разной формы, поэтому, все логично.
Она не может видеть моего лица, поэтому я не чувствую себя предательницей, улыбаясь нелепой истории этой женщины.
- А коллеги, работающие в моем офисе - любители докопаться до истины. Знаешь, все должно быть проверено, и все такое. Поэтому, чтобы убедиться, они лезут в поисковик Google и БУМ - находят статью в Википедии про Рождественскую Амебу.
И тут она взрывается от смеха. О, Боже мой, она, на самом деле, сумасшедшая, и чтобы не рассмеяться с ней за компанию, я кусаю внутреннюю сторону своей щеки. Ее смех такой раскатистый и такой заразительный, но мне удается устоять.
