Полуночный лихач - Арсеньева Елена (версия книг .TXT) 📗
– Ну, что? Полежите еще несколько денечков, пока вам не получшает настолько, что вас будет можно выписать, и пойдете домой, – пожал плечами доктор.
– А еще кого-нибудь вы ко мне пригласите на опознание?
Доктор вильнул глазами и с пристальным вниманием начал разглядывать стену.
– Ну, может, и пригласим. А что?
– Да ничего. Просто любопытно: почему вы позвали сюда совершенно посторонних мне людей, а жену мою, к примеру, и не подумали пригласить? Или у нас с ней отношения настолько препоганые, что нас опасно даже ставить рядом на одном жизненном пространстве? Но если так, странно, что мы не развелись. Помните, я вас спросил, но вы сказали, что мы не в разводе.
Доктор дико глянул на него и с беспомощным видом повернулся к Сибирцеву, но тот упорно буравил глазами стену.
Доктор зло дернул углом рта:
– Ладно. Вот какая штука, Дебрский. Тот ваш пассажир, которого вы тщетно пытались спасти из горящей машины… Ну, в общем, это была ваша жена. И она погибла. Извините, я не хотел пока говорить, но так уж получилось. Мне очень жаль.
– Мне тоже, – тихим эхом отозвался Сибирцев.
– Да, – сказал Дебрский. – Да, спасибо…
И откинулся на подушки, закрыл глаза – словно шторки опустил, пытаясь скрыть от врачей, что ничего не почувствовал при этом известии. Но от себя это скрыть было невозможно.
Домой они добрались только к вечеру, совершенно разбитые. Милиция, протоколы, опять пожарный инспектор, то да се… Каждый почему-то считал своим долгом спросить Инну, был ли застрахован дом, а услышав сумму, многозначительно крякал, умолкал, а потом начинал смотреть подозрительно. Хотя что уж такого особенного в ста тысячах рублей, если мыслить масштабно? По-нынешнему несчастные три тысячи баксов. Ну, три с гаком. Тьфу, и больше ничего. То ли дело до кризиса! Почему-то особенно настораживало всех, что Инна застраховалась только три месяца назад, в июне. Раньше годами дом стоял незастрахованный, а тут вдруг… Больше всех пожимала плечами и делала многозначительные глазки сама страховщица, как будто это не она лично годами уговаривала Инну обезопасить свою собственность! А если учесть, что новый баллон был привезен вообще две недели назад, тоже как нарочно…
Шустрый инспектор из райотдела милиции, чем-то похожий на молоденького петушка с этим его хохолком над высоким юношеским лбом, попрыгав по развалинам, быстренько пришел к выводу, что газ взорвался не на кухне, где обычно стоял баллон («Картина обрушения в этом случае была бы совершенно иная!»), а в подвале, точно посередине, под центром дома. То есть баллон был нарочно занесен в подвал, а потом, очевидно, включены электроприборы. Взрыв окончательно утратил характер случайности, и неприятные вопросы начали звучать чаще.
Раз двести, не меньше, пришлось повторить Нине, что в момент взрыва они с Инной находились в десяти километрах отсюда, куковали на обочине дороги, но чем настойчивее она это твердила, тем с большей подозрительностью таращились на нее все официальные и неофициальные лица, как если бы ей полагался процент со страховой суммы за упорное подтверждение Инниного алиби. И неизвестно, чем бы кончился весь этот кошмар, если бы невзрачный мужичонка в телогрейке, надетой прямо на тельняшку, который, заплетаясь ногами, бродил туда-сюда, жадно прислушиваясь к разговорам, вдруг не начал шлепать себя по ляжкам, громко и бесстыдно матерясь при этом.
– А ведь я его видел, фашиста! – заорал он, выпучивая свои покрасневшие, мутные глаза, в уголках которых скопилась белая слизь. – Видел вчера, гадом буду!
– Кого? – насторожился инспектор.
– Ну, его… – Красноглазый странно закрутил руками вокруг головы.
– Вовка, мать твою, бабушку и прабабушку! – тяжелым басом рявкнул крепкий дяденька с окладистой бородой классического нижегородского купчины. – Говори путем, какого-этого придуряешься?!
– Ну ты чё, дядь Леш, я и говорю, – присмирел Вовка. – Иду вчера по делу, – он вильнул было глазами, но тут же вновь честно выкатил их на окружающих, – еще не стемнело, магазин был открыт. Навстречу прет какой-то… Ну сущий бомж! Одет абы как, патлы торчат из-под кепки, рожа такая подозрительная, – Вовка чистоплотно передернулся. – Не наш, думаю. Надо, думаю, за ним проследить, как бы не содеял он чего-нибудь криминального. Я тихонько повернулся и пошел за ним на цыпочках. Сам к заборам прижимаюсь, глаз с него не свожу…
Вовка внезапно метнулся к ближнему забору, припал к нему и, вытянув тощую немытую шею, тревожно завертел головой, изображая, как он выслеживал незнакомца.
Страховщица нервно захихикала.
– Вовка, – скучным голосом сказал «купчина», – тебе же сказали: не придуряйся!
Вовка мгновенно увял, отлип от забора и таким же скучным голосом поведал, что патлатый свернул в проулок и больше он его не видел, не считая того, что «встрел на возвратном пути», приблизительно через час, когда шел по тому же делу (тут красные Вовкины глаза опять совершили замысловатый вираж). Патлатый торопливо уходил из деревни.
– Я сильно занят был, – виновато сказал Вовка. – Не то непременно проследил бы за ним. Да и кто же знал…
Он не договорил, испуганно уставившись на Инну, которая вдруг громко ахнула и схватилась за горло.
Все как по команде обернулись к ней.
– Что с вами, девушка? – официально осведомился инспектор. – Вам плохо?
– Это же Голубцов, это же Голубцов! – вскричала Инна.
– Голубцов? – Опер сделал стойку и выхватил из кармана блокнот совершенно таким движением, как в американских боевиках выхватывают пистолет. – Подробнее попрошу!
– Нина, я тебе рассказывала, помнишь? – Инна схватила ее за руку. Глаза – совершенно черные, возбужденные до безумия. – Он приходил к нам в консультацию и качал права насчет того, что его не стали в больнице лечить. На ноге у него жуткая язва… Хотел затеять процесс против больницы, требовал бесплатного адвоката, а сам-то, господи, бомжара такой, ужасно вонял… Я его поперла! Помнишь?
Нина не помнила, но на всякий случай неуверенно кивнула. Нет, ну правда, разве мыслимо упомнить все, о чем стрекочет Инка по телефону? Она в последнее время стала такая разговорчивая, выкладывает все подряд подружке Ниночке, не заботясь, досуг той или недосуг выслушивать эти откровения. Половина разговоров происходила так: Нина возилась на кухне, зажав трубку между щекой и плечом, то и дело ее роняя и еле успевая подхватить над самым полом, а в это время у нее что-нибудь сбегало или подгорало, Антон ворчал, Лапка хохотала… Да разве тут мыслимо что-то запомнить и вообще – услышать?!
Но ее воспоминания уже никого не интересовали. Инспектор зацепился за слово «адвокат» и в два счета вытянул из Инны, где она работает. И положение несчастной подозреваемой изменилось в одну минуту: опер уже смотрел на нее как на коллегу и твердил, что наверняка это обыкновенная месть, какой часто сопровождается деятельность работников юстиции. Дядя Леша оглаживал бородищу и высказывался насчет того, что беднота завсегда норовит причинить урон крепкому достатку. Косился он при этом почему-то на Вовку, а тот вытирал уголки глаз и смотрел в небеса, словно искал защиты у высших сил. Страховщица теперь сочувственно улыбалась и говорила, что, конечно, «ваше имущество» следовало застраховать на еще более крупную сумму, потому что «вещи, конечно, были очень хорошие, прямо как в городе». Даже соседка, дом которой пострадал от взрыва и пожара больше остальных, внезапно сменила гнев на милость и пригласила погорелицу зайти к ней, выпить чайку, «а также подружку вашу и девочку, а то оне совсем сморились».
«Оне» с радостью приняли приглашение и провели час за чаем с молоком и оладьями со сметаной, пока наконец все формальности не были исполнены и подруги не смогли уехать. Да, в самом деле, время прошло совсем недурно, если забыть о том, почему среди бела дня в доме было включено электричество: окна-то забиты, новое стекло соседкин муж только вечером из города привезет, а за этими разбитыми окнами зияет черная, обгорелая яма бывшей Инкиной «игрушки».
