Разбитое сердце июля - Арсеньева Елена (читаем книги онлайн .txt) 📗
Тогда почему бы и нет? Почему бы не пойти в бассейн с Вадимом? Она теперь совершенно свободна, и не только до пятницы, как поросенок Пятачок, а навсегда! На всю оставшуюся жизнь!
Кстати, русская пословица советует: клин клином вышибай…
Интересно, способен ли клин Вадима вышибить навязчивую тоску о клине Игоря?
– Я совершенно не понимаю, как можно даже подумать о том, чтобы хотя бы окунуться в ту самую воду, где буквально только что утонул человек! – раздался в этот момент голос Леониды Леонтьевны, подобный по внезапности звуку трубы архангела Гавриила, которой тот когда-нибудь – внезапно! – возвестит наступление конца света.
Из дневника убийцы
«В который – в тысячный, двухтысячный, двадцатимиллионный! – раз думаю о том, не ошиблась ли я в своих подозрениях. И снова убеждаюсь: нет, не ошиблась. По сути дела, Сергей сам утвердил меня в моих догадках. Разве не я говорила ему раньше, что они близки, как родственники? Такая дружба бывает редко, говорила я, друг может предать, и только родственники способны сплотиться, несмотря на любые разногласия. Потому что голос крови – это нечто особенное, это особенный зов, и даже какой-нибудь троюродный брат окажется надежнее в трудную минуту, чем друг. Он говорил, что я идеализирую родственные отношения, потому что я одна как перст. Какое счастье, что Сергей не рассказал им о наших разговорах. Когда я прочла его последнее письмо, мне сразу стало ясно, что не рассказал. И о том особом значении, которое я вкладываю в это слово…
Мне кажется поразительным, что они не обратили на него внимания. Как же они все предусмотрели! Как классно обставили! Но их подвела бравада и невнимание к деталям. Они, как та лягушка-путешественница, кричали: „Это мы! Это мы! Это мы придумали!“ Неужели они не догадались, что я съезжу туда, где принял смерть любимый мною человек? Неужели не догадались, что я огляжу там каждую травинку, каждую трещинку на той проклятой березе, и то, что прошло мимо равнодушного взгляда чужих, наемных людей, не ускользнет от моего взгляда?
В самом деле – не ускользнуло».
«Ну а почему ты ждала чего-то другого? – уныло спросила себя Алена. – Ничего другого тут просто быть не могло – по определению!»
Последнее время ей очень нравилось это выражение – по определению, – и она норовила ввернуть его к месту и не к месту. В данной ситуации оно было однозначно к месту. Разве мог получиться иным банкет в провинциальном пансионате, пусть даже принадлежащем продвинутой и богатой компании нефтеторговцев? Салатиков, это правда, на столах оказалось не счесть, но ведь все их не съешь, да и не для салатиков пришла сюда Алена. И не ради того, чтобы пить «Советское шампанское», немецкое пиво или красное французское вино, в невероятных количествах выставленное на столы! Она пришла сюда ради общения, ради того, чтобы людей посмотреть и себя показать. Но так уж вышло, что ни на нее, ни ей смотреть было решительно некому и не на кого. Публика подобралась самая кошмарная: все какие-то низкорослые мужики с понурыми плечами, тройными подбородками и животами, перевешивающимися через ремешки летних брюк от «Хьюго Босса». Запах здорового нижегородского пота смешивался с ароматом последней парижской фишки – горьким, душноватым «Монтрезором».
Этот непристойно дорогой парфюм Алене очень нравился, когда она обоняла его в первом этаже «Галери Лафайет», однако здесь, в пансионатской столовке…
– Ради всего святого, опять «Монтрезор»! – не могла не пробормотать Алена, когда мимо нее проплыло очередное облако в штанах.
«Облако» взглянуло на нее диким взглядом, осведомилось:
– Чо? – и направилось к столу с выпивкой.
Но бочонка «Амонтильядо» там, конечно, не было, к тому же «облако» вряд ли про него слышало. Образованность, увы, в моде только среди производителей дорогих парфюмов! А здешнюю публику вполне устраивает караоке. Вон орут нестройным хором все подряд – от «Мороз, мороз» до «Ах ты, бедная овечка, а-а…». Какая, однако, это жуть – караоке в массовом народном исполнении!
Слинять отсюда, что ли?
Алена огляделась. Вадима все еще нет. Чего греха таить – именно ради него она так нафуфырилась нынче вечерком, именно с ним намеревалась общаться, именно из-за его отсутствия у нее такое отвратительное настроение. Нет, это свинство, конечно: делать девушке (условно говоря, конечно, но не будем сейчас спорить из-за терминов) такие авансы, так зазывать на вечеринку, а самому не явиться!
Впрочем, рано обижаться. Мало ли что его задержало! Он вроде упоминал, что должен помочь хозяину банкета. А ведь и самого хозяина тоже нет, до Алены уже не раз и не два долетели досадливые реплики: «Да где же Холстин? Какого трам-пам-пама нас сюда завез, а сам не появляется?»
Не было, судя по всему, и сестры Вадима. Вряд ли она пришла бы сюда без брата и без обожателя. Интересно будет посмотреть на эту очаровательницу. Может, и впрямь нечто? Прочие девицы производили впечатление поистине удручающее. Все, как одна, очень красивые, в меру худые (в отличие от кавалеров), отлично одетые (Аленино новенькое платьице выглядело по сравнению с их туалетами каким-то скромным пляжным халатиком, не более того), в потрясающих украшениях, с искусным макияжем, они были обворожительны… пока стояли молча. Стоило хоть какой-то открыть рот, как уши у чувствительной писательницы начинали вянуть.
«Где их насобирали, на какой помойке?» – с тоской размышляла Алена. Видимо, такая уж страна Россия, здесь даже в куче мусора можно откопать красавицу, при виде которой умрет Голливуд. Но помойную сущность свою она все равно скрыть не сможет, как бы ни старалась строить из себя леди.
– Слушай, твою мать… – доверительно обратилась к Алене одна из таких чаровниц с чистыми сапфировыми глазами и льняными волосами ниже талии. В руках она держала хрустальный (вернее, сделанный из того, что понималось под этим словом в пансионате «Юбилейный») бокал с шампанским (или с тем, что понимается под этим словом в России). – Ты не знаешь, где здесь уборная?
Несколько мгновений Алена тупо смотрела на девицу, переваривая услышанное. Видимо, процесс этот несколько затянулся, потому что девица покрутила у виска пальцем с блистательным ногтем и, чуть пошатываясь, сама отправилась искать нужное место. В ушах у нее нежно, словно извиняясь, звенели длиннющие перламутровые серьги, крошечное, облившее бесподобную фигуру платьице фосфоресцировало и шелестело, словно смеялось над Аленой.
Писательница потрясенно смотрела вслед девице. Нет, пора бежать, точно! А вдруг все это племя питекантропов знает друг друга наперечет, вдруг кто-нибудь из приятелей девицы спросит ее, кто она вообще такая и как сюда попала? И добавит, что вечеринка сия – исключительно для избранных, еть твою мать… Вот стыдобища-то будет! Что, у Леониды просить подтверждения, что она не самозванка, что ее пригласили? Ведь Леонида – единственная знакомая Алены в этой компании!. Правда, знакомство она предпочитает не демонстрировать и держится так, словно в упор не видит соседку по столу. Нет, порой Алене все же удается перехватить взгляд толстухи. Поверх бокала то с красным вином, то с шампанским (жуткая смесь) Леонида смотрит на нее с таким же выражением, как сама Алена – на расфуфыренных девиц. Но иногда, кроме откровенного отвращения, в глазах Леониды мелькает столь же откровенное злорадство. Наверное, до сих пор смакует удовольствие, которое испытала за обедом, разрушив купально-сексуальные планы Вадима и Алены.
Разрушила-таки, зараза!
Конечно, услышав о трупе в бассейне, Алена не смогла скрыть ужаса: как, еще один отдыхающий отдал Богу душу в пансионате «Юбилейный»?! Директор рассказывал только о том, который скончался в медпункте после посещения парной бани… Так здесь, оказывается, имели место два смертельных случая? Может быть, в пансионате вообще опасно для жизни находиться?!
