Ключи Пандоры - Ланской Георгий Александрович (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
Михалыч сплюнул и сморщился, точно отведал кислятины.
– А вдруг Максим к ним подался? – осторожно справилась Юля. – Надоело бегать от армии, новых ощущений захотелось?
– У Максимки голова на плечах, а не кочан капусты, – возразил старик. – Сектантов этих у нас давно ухватами встречают. Ходят по дворам, побирушки несчастные, рот до ушей и глазки масленые: «Мир вам, добрые люди!», а сами под шумок то яиц натырят, то огурцов с грядок надергают. Нет, дочка, мы их со дворов гоним.
– Отчего женщины в секте умерли, знаете?
– Дак замерзли они! Посиди-ка зиму на камне голом!
– А как попа их зовут, не в курсе?
– Вот чего не знаю, того не знаю. Сам он в деревне раза два был. В основном бабы его ходют да ребятишки. У меня вон перекладину от ворот сперли! Ума не приложу, чего она им понадобилась? На дрова разве? Так в лесу валежника полно, жги не хочу! А перекладина ладная была, резная! – глаза старика блеснули. – Я ведь резчиком был по дереву, да и по камню баловался. Плиту на могилку сварганить, наличники, ставни… Почитай, вся деревня в моих кружевах. Кому ворота украсить, кому карниз, кому комод или шифоньер. По мелочи тоже ладил. Табуретки, столы, рамки для снимков… Хорошо зарабатывал, а вот сейчас руки уже не те и глаза. В очках плохо вижу.
– Я у Глафиры ваши рамки видела, – сказала Юля, – правда, красивые! Я еще хотела спросить, кто ж такой мастер у вас, да заговорились, забыла!
Честно сказать, про рамки она подумала, что их вырезали лобзиком. Особого впечатления они на нее не произвели, но сейчас ей хотелось польстить старику, чтобы задать следующий вопрос, не видел ли он странный светящийся объект, что запечатлел на своем телефоне Максим. Но Михалыч с кряхтением и сердитым бормотанием неожиданно поднялся с завалинки и, опершись на костыль, захромал к калитке, что вела во двор дома. Не попрощавшись, словно вдруг вспомнил про неотложные дела. Но какие неотложные дела у одинокого инвалида?
Юля проводила его недоуменным взглядом. С чего вдруг всполошился? А Михалыч, затворив за собой калитку, крикнул из-за нее:
– Ты иди, девонька, иди! Глафира, поди, заждалась! А мне недосуг пень колотить!
Юля хмыкнула, наблюдая, как стариковская шляпа продефилировала по двору и скрылась за домом. Она достала телефон и неприятно удивилась. Прошло почти два часа, а Никита так и не появился, но, возможно, он вернулся напрямик через огород? Впрочем, это ее не успокоило! Солнце клонилось к западу, она проголодалась и страшно хотела пить, но более всего желала выбросить непонятную историю из головы и оказаться наконец дома, в городе. Однако в мозгах деловито копошились червячки сомнений и любопытства. Скорее всего, эта история – пустышка, коих в репортерской профессии тысячи. А вдруг, наоборот, то самое, чего любой журналист ждет всю жизнь, частенько напрасно? Словом, Юля поняла, что не успокоится до тех пор, пока не размотает эту путаницу до конца.
Она окинула взглядом дом Михалыча. Старик так и не объявился. Она направилась к дому Глафиры, но уже не корила себя за то, что ввязалась в эту авантюру.
Глава 8
Глафира снова сидела на завалинке. Юля подошла ближе, и старушка обеспокоенно всплеснула руками.
– А парень где?
– Сейчас придет, – ответила Юля. – Решил сбегать в лес за озером.
Глафира охнула и схватилась за сердце. Рот ее перекосился. Судорожно втянув воздух, она приподнялась и снова рухнула на завалинку.
– В лес? Зачем его туда понесло?
Юля пожала плечами, но по венам словно колючие шарики покатились. Она поняла: Глафира боится. Очень боится! Чего или кого, пока непонятно! Но страх ее был связан с лесом. И явно были все основания полагать, что с внуком произошло что-то страшное.
Юле стало по-настоящему жутко. Зачем она отпустила Никиту? Почему не пошла с ним? А вдруг что-то случится? И он исчезнет, как исчез Максим? Что тогда предпринять? Как поступить в преддверии ночи, кого позвать на помощь?
И чтобы совсем уж не впасть в панику, она предложила:
– Давайте чайку попьем! А то сил нет как проголодалась!
Уловка удалась. Старуха грузно поднялась и засеменила в дом, моментально переключившись на домашние заботы. Юля бросила беглый взгляд на машину. Осоловевшие от жары куры устроились в ее тени, а собачонка под задним бампером. На Юлю внимания никто не обратил. Она миновала двор и поднялась в дом.
На столе в глубокой миске красовалась стопка блинов. Рядом стояла плошка со сметаной. Не выдержав, Юля схватила блин, обмакнула его в сметану и с наслаждением откусила, закатив глаза от восторга. Глафира слабо улыбнулась.
– Вкусно?
– Очень! Сто лет блинов не ела, а таких вкусных – вообще никогда! И сметана у вас – прелесть!
– Ты маслице попробуй, – Глафира подвинула ей тарелочку с топленым маслом.
Юля макнула в него новый блин, откусила и удивленно посмотрела на хозяйку:
– Надо же, соленое! Откуда? С детства не пробовала!
– Так сами маслице делаем! – ответила Глафира. – В погребах храним, для того и солим, чтоб не прогоркло. Первое масло быстрее всего съедается. Максимушка мой сильно любит блины с маслом. Где ж он теперь, кровиночка моя?
Глафира всхлипнула и, закрыв лицо руками, тяжело опустилась на стул. Юля замерла, а затем подсела к ней и стала гладить по плечу. Утешать словами было бессмысленно. Да и тревога за Никиту становилась все сильнее и сильнее.
Эта изба, рассчитанная когда-то на большую семью, но так ее и не повидавшая, стала вдруг средоточием безудержного горя и отчаяния. С улицы не доносилось ни звука, да и в доме, старом, со странным, присущим только деревенским домам запахом, – ни скрипа, ни шороха. Даже занавески на дверях и окнах не шевелились от ветерка, словно все здесь умерло после исчезновения Максима. Пятна от солнечных лучей скользили по полу. Мириады пылинок вспыхивали искорками в хаотичном танце и, покинув поток света, мгновенно гасли, уступая место другим, столь же бездумным танцорам.
Утешая Глафиру, Юля подумала, что останется здесь навсегда, если ночь вдруг застанет ее в Миролюбово. Повяжет голову платком, будет сидеть на завалинке, часами глядеть на дорогу в ожидании Никиты и, так же, как Глафира и ее соседи, бояться леса. И когда она почти поверила в это, во дворе хлопнула калитка. Юля вздрогнула. За окном промелькнула тень.
Дверь открылась. Никита, запыхавшийся, растрепанный, ввалился в кухню. Глаза радостно блеснули, но первым делом он бросился к алюминиевой фляге, зачерпнул ковшиком воды и жадно ее выпил. И наконец перевел дух.
– Уф-ф! Хорошо!
– За тобой кто-то гнался? – удивилась Юля. – Что такой взмыленный?
Никита как-то странно посмотрел на нее, но вместо ответа с преувеличенной бодростью заявил:
– Ну, нам пора! Спасибо за гостеприимство, бабуля! Юля, пошли!
– А чайку? – заволновалась Глафира. – Вы же голодные! – И с робкой надеждой спросила: – О Максиме ничего не узнал?
Никита с виноватой улыбкой развел руками.
– Пока ничего! Но отсутствие плохих новостей уже хорошие новости!
Глафира скривилась и, повернувшись к образам, перекрестилась.
– Не оставь, Господи, раба твоего Максима, в беде, а я уж отмолю, откланяюсь…
Она продолжала что-то шептать серыми от старости губами, креститься и кланяться иконам, словно забыв о гостях, которые, кроме суеты, ничего в ее дом не принесли.
– Баба Глаша! – окликнул ее Никита. В его голосе слышалось нетерпение. – Нам долго до города пилить. Что передать Ирине?
Глафира с горестным вздохом повернулась к нему. Глаза ее покраснели и слезились.
– Пусть приезжает скорее! Я ведь не знаю, что делать. Места себе не нахожу!
– Участковый есть у вас? – нахмурилась Юля. – Плевать теперь на военкомат, первым делом надо к нему обратиться. Где он находится?
– Понятия не имею! – вздохнула Глафира. – В прошлом году приезжал какой-то милиционер на мотоцикле, велел коноплю скосить. После того никто носа не казал.
