Переходя все границы - Браун Сандра (книги полностью .txt, .fb2) 📗
— Я не могу оставить тебя одну.
— Пока ты будешь в отъезде, я поживу у родителей. Они так переживают за своего будущего первого внука, что сводят меня с ума бесконечными звонками. То и дело проверяют, все ли у меня в порядке. Если я перееду к ним на какое-то время, то лишь облегчу всем нам жизнь.
Он обнял ее.
— Ты восхитительна, знаешь это?
— Так, значит, мне нечего беспокоиться о том, что ты заведешь интрижку с какой-нибудь загадочной восточной женщиной?
Ричард сделал вид, будто глубоко задумался над словами жены.
— Ты умеешь исполнять танец живота?
Она шутливо ткнула его под дых.
— Хорошенькое это будет зрелище, особенно когда у меня вырастет живот.
— Кайла. — Голос его был необычайно нежен, когда он пропускал между пальцами пряди ее волос. — Ты абсолютно уверена, что хочешь, чтобы я поехал?
— Абсолютно.
Эта беседа, произошедшая семью месяцами ранее, всплыла в памяти Кайлы сейчас, когда она смотрела на покрытый флагом гроб. Печальные звуки трубы разносил по кладбищу пронзительный зимний ветер. Люди, которые должны были нести гроб, все офицеры морских войск, стояли на изготовку, блистательные в своей военной форме.
Ричард упокоился рядом с его родителями, которые умерли один за другим еще до того, как Кайла познакомилась с будущим мужем.
— Я был совсем один в целом мире, пока не встретил тебя, — сказал он ей однажды.
— И я тоже.
— Но у тебя есть родители, — озадаченно напомнил он.
— Тем не менее, я никому никогда не принадлежала так, как принадлежу тебе.
Они очень сильно любили друг друга, и Ричард понял, что она имеет в виду.
Его тело доставили домой в закрытом гробу, который Кайле посоветовали не открывать. Ей не было нужды спрашивать о причинах. Все, что осталось от здания посольства в Каире, — лишь горка искореженных камней и стальных обломков. В связи с тем, что бомба взорвалась рано утром, большая часть войск и дипломатических работников еще не прибыли на службу, а жертвами теракта стали те военные, кто, подобно Ричарду, был расквартирован в смежном здании.
Друг Клифа Пауэрса предложил переправить семью на своем частном самолете в Канзас на погребение. Кайла могла оставить Аарона лишь на несколько часов, потому что ей нужно было строго соблюдать время кормления.
Кайла вздрогнула, когда ей передали американский флаг, снятый с крышки гроба и церемониально сложенный. Без этого покрова гроб выглядел обнаженным. Неосознанно она подумала о том, не холодно ли Ричарду. «Боже мой, — мысленно кричало ее сознание, — я должна оставить его здесь. Как же это возможно? Как я могу повернуться и уйти, оставив за спиной свежую могилу, напоминающую открытую рану на теле земли? Как мне сесть в самолет и полететь домой, бросив мужа в этом безжизненном краю, который я уже ненавижу всем сердцем?»
Ответом ей было лишь завывание ветра.
Ей придется оставить Ричарда здесь, потому что иного выбора нет. Его тело мертво, но живая частичка его — Аарон — ожидает ее дома.
Священник прочел последнюю молитву, и Кайла тоже произнесла слова прощания:
— Я сохраню тебя живым, Ричард, клянусь. Ты будешь вечно жить в моем сердце. Я люблю тебя. Ты всегда останешься живым для нас с Аароном, потому что я сохраню память о тебе.
Он находился внутри мягкого кокона. Время от времени внешний мир вторгался в пределы его уютного укрытия, но эти визиты были нежеланными. Звуки казались слишком громкими, а всякое, даже самое незначительное, движение воспринималось подобно землетрясению. Любой источник света причинял боль. Он хотел бы, чтобы никто не тревожил его сладостное беспамятство.
Однако постепенно воздействие внешних раздражителей участилось. Вынуждаемый силой, которую он не понимал, руками и ногами цепляясь за жизнь и за каждое ощущение, свидетельствующее, что он все еще жив, он медленно и осторожно карабкался наверх, подальше от безопасного белого тумана, навстречу пугающей неизвестности.
Он лежал на спине. Дыхание было ровным, сердце билось. Ни в чем другом он не был уверен.
— Вы меня слышите?
Он попытался повернуть голову в ту сторону, откуда доносился тихий голос, но боль тысячами острых иголок впилась ему в череп, подобно отскакивающим рикошетом пулям.
— Вы проснулись? Можете мне ответить? Вам больно?
Прикладывая невероятные усилия, ему удалось коснуться губ кончиком языка. Он хотел облизать их, но во рту было сухо, словно его набили ватой. Он почти не чувствовал лица и не был уверен, что сумел бы повернуть голову, даже если бы его не терзала жестокая боль. Он осторожно пошевелил правой рукой.
— Нет-нет, лежите спокойно, у вас игла капельницы в этой руке.
Стоически превозмогая боль, он, наконец, сумел чуть приоткрыть глаза. Ресницы, отгораживающие его от внешнего мира, показались ему такими огромными, что он мог бы без труда пересчитать их одну за другой. Затем он раскрыл глаза шире и увидел перед собой расплывчатый силуэт, напоминающий парящего в небе ангела. Постепенно картинка стала проясняться. Белая униформа. Шапочка. Медсестра?
— Добрый день. Как вы себя чувствуете?
«Идиотский вопрос, леди», — подумал он.
— Где… — Он не мог поверить, что этот каркающий звук рождается у него в глотке.
— Вы в военном госпитале в Западной Германии.
Западной Германии? Западной Германии? Очевидно, вчера ночью он напился гораздо сильнее, чем хотел, и сейчас видит какой-то дьявольский сон.
— Мы беспокоились о вас. Вы три недели провели в коме.
В коме? Три недели? О чем она толкует? Вчера ночью они с дочкой полковника улизнули, чтобы совершить рейд по злачным мечтам Каира и как следует покутить. Так какого черта этот ангел уверяет его, что он провалялся в коме… где? В Западной Германии?
Он попытался осмотреться и получить более детальное представление о том, где находится. Комната выглядела странно. Зрение его было расплывчатым. Что-то…
— Не беспокойтесь из-за нечеткого зрения. У вас повязка на левом глазу, — мягко произнесла медсестра. — А теперь лежите не шевелясь, пока я схожу за доктором. Он приказал позвать его, как только вы очнетесь.
Он не слышал, как она ушла. Секунду назад была тут, а в следующее мгновение исчезла. Возможно, она ему всего-навсего пригрезилась. Иногда сновидения бывают такими странными.
Стены раскачивались из стороны в сторону, потолок тоже то поднимался, то опускался, ни на минуту не пребывая в покое. Свет единственной лампы слепил глаза… то есть глаз.
Медсестра сказала, что на его левом глазу повязка. Для чего это? Невзирая на ее предупреждение, он снова попытался поднять правую руку, прилагая максимум усилий. Лента, удерживающая иглу капельницы, намертво приклеилась к волоскам на его руке. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем ему удалось дотронуться рукой до головы. Тут его охватила паника.
«Черт побери, у меня вся голова забинтована!» Он попытался оторвать голову от подушки, чтобы осмотреть свое тело, но смог приподнять ее не более чем на дюйм или два.
Крик, разнесшийся по коридору мгновение спустя, исходил именно из его палаты, и доктор с медсестрой со всех ног поспешили туда.
— Я подержу его, а вы делайте укол, — распорядился доктор. — Он сведет на нет все наши усилия, если будет продолжать в том же духе.
Почувствовав, как игла вонзается ему в правое бедро, пациент закричал от негодования на собственную неспособность говорить, двигаться, бороться.
Затем его мир снова погрузился во мрак. Заботливые руки уложили его обратно на подушку, и, коснувшись ее, он в очередной раз впал в сладостное забытье.
Несколько дней — или недель? — он балансировал на грани сознания, то приходя в себя, то снова проваливаясь в блаженное небытие. Время ему сверять было не по чему. Постепенно он научился различать моменты, когда меняли капельницу, или мерили его кровяное давление, или проверяли трубки и катетеры, тянущиеся от его тела. Однажды он распознал голос медсестры, потом доктора, но в его мягком туманном сновидении эти люди двигались бесшумно, как привидения.
