Немой крик (СИ) - Дана Стар (электронная книга TXT) 📗
Лучше бы и я с ними тоже.
Задумавшись, во время рисования, случайно обронила стакан с красной краской на мамин портрет. Алая жидкость уродливыми кляксами растеклась по её красивому лицу. И меня затошнило.
Кисточка выпала из рук, тело сковала нервная дрожь, во рту мгновенно пересохло, а сердце забилось где-то в ушах.
Нет! Нет! Неееет!!!
Я не должна думать про аварию!
Не должна!
Иначе… будет только хуже.
Считанные секунды оставались до начала припадка, как вдруг, я почувствовала осторожное прикосновение в области плеча.
В ноздри ударил привычный, приторный запах бульварных духов.
Это была наша заведующая — Жанна Михайловна.
Она настолько любила свои духи, что была чертовски эгоистична к мнению окружающих! Меня её запах всегда отрезвлял. Точнее, отрезвлял
от дурных мыслей. Как аммиак, например.
— Милая, а у меня для тебя чудесная новость!
Я на секунду отвлеклась от горестных мыслей и даже от того, что новый рисунок был испорчен.
— Очень красивая работа! — она, видимо, ляпнула это из вежливости. А сама втихаря настрочит рапорт психологам, что якобы у меня произошла вспышка скрытой агрессии-депрессии. Потому что на моём рисунке словно только что расчленили человека. — Но красного кажется много! Это что, кровь??
Что и требовалось доказать!
Огромные тёмно-карие глазища директрисы осуждающе прищурились, а хватка на предплечье, наоборот, усилилась.
Ненавижу, когда ко мне прикасаются!
— Нет. Я случайно опрокинула краску. — Жестом объяснила «Бурёнке». «Бурёнка» — так, кстати, её втихаря называли детдомовские. Потому что тётя Жанна постоянно жевала жвачку, курила, любила носить в ушах огромные золотые кольца и весила ровно столько, сколько весит годовалый телёнок.
— Ладно, не расстраивайся! Так вот… — продолжила разговор, — Представляешь, милая, тебя удочерили! Какое счастье! — когда она это озвучила, я снова принялась рисовать мамин портрет, ощущая затылком, как губы заведующей растянулись в змеиной улыбке.
Вот и настал тот самый день!
День, который я ждала восемь лет. День, который я представляла себе каждую свободную минуту! О котором я грезила каждый праздник!
Загадывала желания, мечтала, молилась...
У меня, наконец, появится дом. И семья.
Интересно, какими они будут?
Сначала, обрадовалась, но затем радость сменилась грустью.
Внутренне я задумалась: действительно мне нужна новая семья?
А если они мне не понравятся? Если я им не понравлюсь?
И смогу ли я принять новых родителей, также как своих?
Погибших…
Думаю, вряд ли.
— Ну, дорогая, ты рада? — Жанна тряхнула меня сильней.
В ответ лишь пожала плечами, продолжая тщательно прорисовать мамины руки, представляя, как она гладит меня этими руками…
Нежно, заботливо… Как старательно заплетает волосы в косы.
— Это наверно для тебя безумно неожиданная новость? Но не переживай! Твои будущие родители очень хорошие люди! И очень обеспеченные. Ты должна быть послушной девочкой, чтобы тебя не вернули обратно. Договорились? Это твой единственный шанс. Шанс начать жизнь с чистого листа, а не отправиться на консервный завод и до самой старости жить на подачки социальных служб.
Нехотя кивнула.
Интересно, почему я не чувствую радости?? Как и не чувствую доверия. Наверно, просто потому, что не верю.
Но почему тогда в груди жжёт и распирает странное напряжение?
— Вот и отлично! А сейчас я провожу тебя в твою комнату. Нужно собрать вещи. Твой новый папа уже ждёт тебя в машине.
Неужели?
Так быстро?
***
Жаль, что у меня не хватило ума задуматься над тем, почему какие-то там неизвестные люди решили удочерить совершеннолетнюю??
А зря…
Наверно, просто очень обрадовалась! Наверно, просто в этот момент меня накрыли сильные эмоции. Я ведь об этом так долго мечтала! О родителях, о любящей семье, о новом доме!
Думаю, я смогу справиться со своими чувствами и смогу впустить в свою унылую жизнь новых людей. Хотя бы попробую.
Бог дал мне шанс. Шанс начать всё заново, а не гнить медленно, закрываясь ото всех, отсиживаюсь в холодной, покрытой плесенью кладовке.
Мои новые опекуны будут очень добрыми, щедрыми, заботливыми!
Они позволят мне поступить в университет и больше никто не будет надо мной издеваться! Ни мальчишки из соседней группы, которые вечно дёргали меня за косы, обзывали, поколачивали и ржали над тем, что я не могу ответить.
Ни словом, ни делом.
Ни воспитатели… Которые любили избивать меня грязной шваброй и закрывать в холодной кладовке с крысами на целую ночь.
Просто потому, что им мало платили. Просто потому, что таким образом они избавлялись от собственных личных проблем! Или же собственной несостоятельности.
Как, например, наша уборщица.
Я ведь не могла ничего рассказать заведующей. Как и не могла закричать, когда она лупила меня шваброй, за то, что Ларису Викторовну не устраивала её унизительна работа с копеечной зарплатой.
Никто не слышал моего плача.
Никто не слышал моих криков.
Всем было плевать!
Уборщица, после жестокой расправы, угрожала мне, что, если проболтаюсь, утопит в ведре с помоями, а начальству скажет, что я сама решила утопиться. Якобы потому, что устала от такой жизни. Потому что после аварии превратилась в невменяемую истеричку.
И естественно, поверили бы ей, а не мне.
А я уже привыкла к такому скотскому обращению и жила лишь просто потому, что надеялась на лучшее.
Жила в память о моей маме, которая закрыла меня своим телом, а сама погибла. В тот момент, когда в нашу машину на бешеной скорости врезался грузовик.
Просто так сдаться и порезать себе вены… станет оскорблением её чести.
***
Я надела самое лучшее платье, которое только нашлось в моём убогом гардеробе, в старом совдеповском шкафу, который до дыр проели термиты. Волосы заплела в тугую косу, а вот косметикой никогда не пользовалась. У меня её просто не было. Была лишь одна единственная бледно-розовая помада, которая пахла прогорклым маслом.
Вещи собрала за пять минут. Моё ущербное приданое состояло из пары носков, пары застиранных платьев, альбома с красками, блокнота для записей, с помощью которого я общалась с людьми, и трёхлапого медвежонка-рюкзачка, оставшегося у меня в память о младшей сестре.
Этого мишку подарила ей я. В день аварии у Катюши был день рождения. Моей сестрёнке исполнилось всего лишь четыре года.
В тот день сука судьба преподнесла ей жестокий подарок.
Маленькому, беззащитному ребёнку… Отобрав, черт возьми, жизнь в день рождения. В день рождения!!!
Удар был настолько сильный, что медики говорят, якобы они погибли сразу. Без боли. Даже понять ничего не успели...
Когда я смотрю на эту потрёпанную игрушку, мне кажется, что я до сих пор вижу на ней кровь. Именно поэтому, во время таких вот разрывающих душу всплесков, я, захлёбываясь в собственных слезах, пулей несусь в ванную и по часу вожусь в холодной воде, замачивая, застирывая, затирая покоцанное тельце медвежонка, пытаясь избавиться от невидимых пятен боли.
А вот выкинуть игрушку не могу! Ведь у меня ничего не осталось.
Всё наше имущество отобрали плохие дяденьки в качестве оплаты за долги отца. А меня… меня засунули в сиротский приют.
После гибели семьи, на фоне мощного шока, я потеряла не только себя, но и голос. А ещё, исходя из заключений психиатров, моё психическое развитие остановилось в возрасте десяти лет.
Ровно тогда, когда нашу машину раздавил грузовик.
ГЛАВА 2.
— Боже, Алина! Ты почему надела это убожество? Быстро переоденься!
Испугавшись внезапного крика директрисы, резко подскочила на месте, неловко выронив на пол рюкзачок сестры, когда позади себя услышала звонкий цокот каблуков, сопровождающийся недовольным мычанием заведующей.
Проклятье!
