Обретенный май - Ветрова Мария (первая книга .TXT) 📗
— Видели мои ребята этот пролом, — Ребров повернулся к Калинкиной. — Между прочим, я его тоже осматривал, им пользовались совсем недавно… И что-то вроде тропинки от дома убитого тоже есть…
— А со стороны особняка Паниных? — спросила Аня.
— С нашей стороны там лысая земля и два куста малины по бокам, — ответила ей Маша, опередив Павла. — Мы, когда разговаривали, я стояла со своей стороны, а он со своей…
— Чего он требовал — денег? — поинтересовалась Калинкина.
— Нет, — Маша устало качнула головой. — Не такой он дурак, понимал, что деньги у мужа… Он хотел другого: войти в Женино дело, чтобы я этого со временем добилась какими угодно способами…
— И таким образом вы долгие годы находились ежедневно под угрозой разоблачения… — задумчиво произнес Ребров.
— Любомира убила не я! — твердила Маша. — К вашему сведению, я и пистолета-то в руках ни разу в жизни не держала!
— Значит, — вновь заговорила Калинкина, — в сторону вы кинулись отнюдь не из любопытства.
— Я понимаю, что это глупо, — слабо улыбнулась Маша. — Но я… Я подумала, вдруг он держал документы при себе… Если не в доме, то в этой сторожке… Вот и хотела посмотреть, добежав туда раньше других, и… Посмотреть, поискать…
— Поискали?
— Не успела… Я хотела включить свет, нащупала включатель и вдруг увидела, что электричество вспыхнуло за окном… Это был выключатель от уличных ламп… Что мне оставалось делать? Я понятия не имела, что скажу, когда выйду, про то, что его убили, тоже не знала… Ну и решила — сочиню что-нибудь на ходу, а то потом скажет, что я что-нибудь ценное из его сторожки сперла…
— Но вы ж должны были понимать, Мария Александровна, что бумаги, с помощью которых шантажируют людей, открыто и уж тем более в доступных местах никто не хранит! — возразила Аня.
— Должна была, — покорно кивнула Маша. — Только не всегда все делается как надо… Я вообще ни о чем тогда не думала, кроме как об этом свидетельстве. Тем более он тогда ночью сказал, что свидетельство у него с собой и он может показать его Женьке в любую секунду… Он дал мне на размышление пару дней… Все! Больше мне рассказывать нечего… Можете докладывать все моей замечательной семейке…
— Вы, Мария Александровна, не волнуйтесь, существует тайна следствия… История вашей юности всплывет лишь в том случае, если ваша вина, ваша причастность к убийству гражданина Любомира будет доказана…
— Короче, — усмехнулась Маша, — если вам удастся на меня это повесить… И на том спасибо! Как думаете, сколько у меня еще времени — день? Два? Неделя?
— Вот что, гражданка Панина, — Калинкина наконец устала сдерживаться. — Вы что, хотите нас в чем-то обвинить?
Маша широко раскрыла глаза.
— Но… ведь у меня у единственной был мотив, я думала…
— Неправильно думали! — присоединился к Калинкиной Павел. — Пока что вы — свидетель, и не более того… Подписка о невыезде обязательная для всех, в качестве свидетеля вы можете понадобиться в любой момент, потому и подписка… На сегодняшний день, пожалуй, хватит, как вы думаете, товарищ капитан?
— У меня еще один вопрос, — покачала головой Калинкина. — Скажите, Мария Александровна, в каком детдоме находится ваш сын? Вы хоть в курсе, где он сейчас?..
— Зачем вам это? — Маша напряглась как струна. — Для чего вам нужен ребенок? Вы не имеете права!..
— Мы и не собираемся предпринимать ничего противоправного, смею вас заверить! Просто хотелось бы убедиться, что мальчик жив и здоров!
— Вы с ума сошли! — Машу начало трясти. — Как вы посмели… Иван жив, здоров, в сентябре пойдет в третий класс… Ради бога, не трогайте его!
Калинкина наблюдала за женщиной с откровенным любопытством.
— Похоже, вы и впрямь поступили по образцу и подобию вашей матери? Мальчик вас знает, верно?.. Тем более, простите, неумно скрывать адрес детдома: все равно ведь найдем…
— Послушайте, — Ребров бросил на Калинкину предостерегающий взгляд. — Хотите, я вам лично поклянусь, что мы только проверим, правда ли все то, что вы рассказали о мальчике, причем никто в детдоме и знать не будет, для чего осуществляется проверка?..
— Я вам не верю… — в Машиных глазах закипали злые слезы. — Не верю!..
— Напрасно! Даю вам слово мужчины…
Быстро обтерев ладонью выскочившую слезинку, она взяла себя в руки так же внезапно, как вспыхнула.
— Вы действительно все равно его найдете… Записывайте адрес, а если обманете… Бог вам судья!
Последняя фраза была настолько неожиданной и даже неуместной в устах этой разнаряженной блондинки, что оба следователя на мгновение примолкли. Наконец Павел кивнул головой:
— Вот и хорошо. Я рад, что мы договорились… Вы свободны.
— Хотите сказать, что я… Что я могу идти? — Маша недоверчиво посмотрела на Реброва, потом на Калинкину. Сообразив, что ее и правда отпускают, резко вскочила на ноги и бросилась к двери. На пороге Маша резко затормозила и, повернувшись к следователям, спросила: — Мне обязательно возвращаться на дачу или я могу сегодня переночевать в городе?..
— Можете в городе, — хмуро кивнула Калинкина. — Но желательно, чтобы завтра с утра вы были на Беличьей Горе… Подписка о невыезде означает не приказ сидеть в одном и том же месте, а пожелание сообщать нам о всех своих перемещениях… Адрес вашей городской квартиры у нас есть.
— Я собиралась ночевать не дома, — покачала головой Маша.
— А где же еще? У какой-нибудь подружки, посвященной в ваши тайны?
— Нет у меня никакой подружки… Я поеду к себе. На ту самую квартиру, которую получила благодаря матери… Записывайте адрес.
Она наконец ушла, и Аня смогла дать выход своему раздражению.
— В следующий раз, товарищ Ребров, принимая столь важное решение, как задержание или незадержание подследственного, не забудьте предварительно осведомиться о намерениях старшего по званию коллеги!
Павел слегка вздрогнул, внимательно посмотрел на Калинкину и неожиданно сделал то, что делал крайне редко. Обойдя огромный письменный стол, заваленный бумагами, он обнял Аню за плечи и, наклонившись, заглянул ей в лицо.
— Анюта, что с тобой? Что-то случилось, да?.. Ты ведь и сама отлично знаешь, что при нынешнем раскладе никто разрешения на задержание не даст… Нас и без того постоянно обвиняют в том, что хватаем и засаживаем в предвариловку всех без разбору. А тут еще жена богатого, влиятельного мужика, покойный свекор — заслуженный генерал… Так что там у тебя стряслось?..
Анна Алексеевна Калинкина дернула плечом, пытаясь высвободиться из крепких Пашиных объятий, а когда это не получилось, вдруг вся как-то обмякла:
— Сережка ушел… Совсем, — тихо проронила она. — Так гадко и так пошло… Оставил мне ужин на столе, а сверху — записку…
Ребров прижал к себе Аню, не зная, что в таких случаях надо говорить. В прокуратуре многие знали, что у Калинкиной нелады с мужем.
— Одни, — вдруг горько прошептала она, — рожают как кошки и выкидывают на помойку, а другие…
Она не договорила, и Павел, выпустив дрожащие плечи Калинкиной, вернулся на свое место.
— Ты же понимаешь, что здесь не совсем такой случай… — пробормотал он. — Да опамятуется твой Серега и вернется… В первый раз, что ли?
— В третий, — автоматически ответила Калинкина. — А случай как раз такой, вся разница с выбрасыванием младенца на помойку — не более чем оттенки дерьма… Он больше не вернется!
— Вернется, — тупо повторил Ребров.
Спустя полтора часа такси подкатило к обшарпанной пятиэтажке, расположенной на одной из московских окраин. Пятиэтажка наверняка предназначалась на снос, просто руки у властей до этого микрорайона еще не дошли.
Маша расплатилась с хмурым молчаливым дядькой-водителем, вышла из машины и направилась ко второму подъезду. Ее квартира, в которой за последние годы она почти не бывала, находилась на втором этаже. Дверь с нехитрым замком, такая же облезлая, как и сам дом.
Миновав тесную темную прихожую, Маша прямо в обуви шагнула в комнату. И тут же вздрогнула, почувствовав, что в квартире она не одна… Маша медленно повернулась в сторону кухонной двери, распахнутой настежь, и слегка вздрогнула.
