Нарисуй мне дождь (СИ) - Гавура Виктор (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
— От, паразит!
— Да, и вот он весь голый, в этих своих носках залез к Мисочке в постель, она только и успела вскрикнуть, как он ей рот зажал. И все! Тишина…
— От и верь после этого людям!
— А теха эта, я-те скажу, она ни какая-нибудь торба, а такая боевая, заведует овощным ларьком возле базара на проспекте Металлургов. Она что-то услышала и сразу разбудила своего мужа Петю, и давай ломиться в комнату к Мисоче, а зэк перед этим ручку двери со своей стороны спинкой стула подпер. Тетка сразу догадалась, здесь что-то не то, потому что Мисочка раньше никогда двери не подпирала. Свет не включается, темно, но теха дверь все-таки открыла и этого тюремщика нашла на ощупь и кричит: «Петруччио, держи урода!» Петя, ее муж, как верный пундель Артемон, вцепился в зэка и держит его намертво. А теха тем временем слетала на кухню, схватила с газовой плиты конфорку, одела ее на руку, как кастет, нащупала этого зэка и конфоркой его по голове бабах!
‒ Вот те нате!
‒ А Петя, верный Артемон, держал зэка за волосы, потому что этот уголовник, до чего странный тип, все время пытался от него увильнуть. Может, он стеснялся своих носков, поэтому и свет отключил? Не всю же он совесть на каторге своей пропил.
— Ото ж то!
— Да-а… И вот эта теха, первым своим ударом попала Пете по пальцам, от неожиданности он завопил на весь дом не своим голосом, но теха его все равно узнала. Она подумала, что каторжанин его больно укусил. Тут она разбушевалась вовсю, кричит: «Так ты, гадюка, маво Петюню кусать будешь!» Представляешь?
‒ Цирк уродов!
‒ Этʼточно! Когда подсчитали, теха все-таки в торговле работает, кстати, с моей мамочкой в одном тресте столовых и ресторанов, на голове у тюремщика оказалось двадцать рубленых ран. Ну, а потом уже, после калькуляции, его, как полагается, сдали в милицию.
‒ Заходи, не бойся, выходи не плачь…
‒ Через день к техе с извинениями явились родственники этого каторжника, они ей объяснили, что в кровать к Мисочке он залез случайно, просто так, шутки ради, без никаких серьезных намерений.
‒ Он оно как…
‒ Ну, да. Теха им поверила, пошла в милицию и забрала свое заявление. Правда, перед этим они подарили ей пятьсот рублей, она и поверила.
— Дурдом «Вэсэлка»! — восхищенно протянула Шмырина.
‒ Да-а, это точно, ‒ задумчиво согласилась Минкина.
Прозвенел звонок, началась лекция. Лекции по истории КПСС читал говорливый старичок, его ласково называли Дедушка. Это был коммунист старой закалки, преданный делу партии и очевидно добрый человек, но возраст и склероз брали свое. Ему трудно было удерживать наше внимание, скармливая нас сухим материалом, состоящим из названий съездов, дат их проведения, трескучих лозунгов и заумных цитат. Он не умел выделить главное, с мучительной дотошностью вываливая нам на голову ворох ненужных подробностей, он преподносил их с таким пафосом, словно это были перлы премудрости. В конце лекции его никто не слушал, он истощался и чтобы окончательно не потерять контакт с аудиторией, старался приводить примеры хоть как-то приближенные к жизни, и опять-таки преподносил их с величайшим глубокомыслием.
— Во время гражданской войны Красной армии приходилось сражаться в исключительно тяжелых условиях! — изо всех сил напрягался Дедушка, безуспешно пытаясь перекричать галдящих студентов. — И коммунисты всегда были в первых рядах, — он крякнул, и вытер платком блестящую лысину. Заметно было, как он устал от своей словесной жвачки.
— После разгрома черного барона Врангеля в ноябре одна тысяча девятьсот двадцатого года, все силы окрепшей и закаленной в боях Красной армии были брошены на ликвидацию банд Махно. В конце августа одна тысяча девятьсот двадцать первого года повстанческая армия Махно была уничтожена. Мускулистая рука диктатуры пролетариата выполола эти сорняки с коммунистического поля! — Дедушка облегченно вздохнул, закрыл свой конспект, для надежности прихлопнув его рукой, и посмотрел на часы.
— Но ростки остались! — задиристо выкрикнул кто-то из зала.
Дедушка сделал вид, что ничего не услышал и уже без пафоса продолжил.
— В то время я служил в политотделе Первой Конной армии. Под селом Петрово на Херсонщине мы взяли в плен много махновцев и среди них, представьте себе, был поп из нашего местечка!
Но на Дедушку уже никто не обращал внимания, время лекции подходило к концу и в аудитории нарастал гул, однако до звонка оставалось еще десять минут. Отпустить нас раньше он не решился, то ли не позволяла партийная сознательность, то ли остерегался декана и его бдительных соглядатаев.
— У кого из вас будут вопросы?! — силясь перекричать нарастающий гомон, выкрикнул Дедушка.
Голос его утлой ладьей утонул в шуме прибоя. По рядам ему передали записку, он прочел ее вслух: «А правда, что в гражданскую войну вы были попом?» В задних рядах громко заржали. В аудитории всегда найдется кто-то особенно восприимчивый к юмору.
— Да нет же! Вы неправильно меня поняли! Я сказал, что в числе взятых в плен махновцев, был поп. Ну, как бы вам объяснить?.. Это то же самое, что священник, поп-священник из нашего местечка. А местечко, это такой поселок городского типа, наподобие теперешних райцентров, — с возмущением принялся пояснять Дедушка.
Ему передали еще одну записку, он зачитал и ее: «Уважаемый Наум Давидович! Расскажите, пожалуйста, как во время гражданской войны вы работали у Махна гармонистом».
Дедушка совсем вышел из себя, швырнул в зал скомканную записку, и заголосил, как резаный:
— Не гармонистом, а попом! Тьфу ты, совсем заморочили голову! Я оговорился… Ну, сколько раз вам надо объяснять? Я вам повторяю еще раз, что среди махновцев в плен попал поп, с нашего райцентра, такого поселка…
Он хотел еще что-то сказать, пытался добавить что-то важное в свое оправдание, но его не было слышно, он сам подписал себе приговор, как кому-то тогда, в гражданскую. Вокруг поднялся сплошной регот, некоторых прямо крутило от хохота, через катарсис и очистительные слезы они освобождались от сковывающего напряжения нудного высиживания на лекции. Мне было грустно.
Вечером в кафе «Париж» я встретился с Ли.
Мы пили кофе с «Лимонным» ликером, здесь было тепло и мы расположились надолго. Сегодня здесь было много молодежи, в ней, как в живой воде растворилась кучка напыщенных снобов. Вокруг красивые, одухотворенные лица. Я заметил нескольких наших студентов. Две мои однокурсницы по фамилии Кацара и Хороняка стояли в очереди за кофе. Повсюду встречавшийся мне болгарин Тонев из нашего общежития угощал шампанским двух смазливых девчонок в одинаковых клетчатых пальто. Тонев был большой любитель выпить и посмеяться. Как он не раз заявлял, для него главное в жизни: стакан вина, удачная шутка и женщина с пышным бюстом. Все остальные качества последних, для него не имели значения. Тонев имел пристрастие к пестрым мотыльковым цветам. Сегодня на нем была, играющая павлиньим пером атласная куртка нараспашку, на шею он накрутил себе длинный канареечный шарф.
— Видишь ту блонду в песцах?
Ли кивнула мне на сидящую через стол от нас видную девицу, примерно, того же возраста, что и Ли, с буйными, распущенными по плечам золотистыми волосами в шикарном кожаном пальто с воротником и рукавами опушенными голубым песцом. Она обольстительно улыбалась и периодически подносила к губам рюмку с коньяком, но я не заметил, что бы уровень коньяка в ней уменьшался. За столом вместе с ней сидят двое начальственного вида мужчин по возрасту годящиеся ей в отцы. Первый, с колобочным лицом в очках с увеличительными линзами, и в каракулевой шапке пирожком. Второй, в велюровой шляпе, одышливый и такой толстый, что не понятно, как он до сих пор не лопнул, настоящая гора сала. Первый, до неприличия громко гоготал, тараща глаза и щеря, торчащие в разные стороны зубы, похожие на сколоченный кем-то нетрезвым частокол. Периодически, он вроде бы невзначай, а на самом деле изо всех сил хлопал своего одышливого приятеля по пухлой, как подушка спине. Брюхан громко квакал, потел и колыхался похожими на грелки складками подбородков. Да, сладкая парочка.
