Обретенный май - Ветрова Мария (первая книга .TXT) 📗
— Кажется, мы с вами вернулись к тому, с чего начали. Мне действительно необходимо напоминать вам, что есть такое понятие, как тайна следствия?
— Извините, — устало сказала Эля. — Считайте, что я ни о чем у вас не спрашивала… Да, а что касается моего шефа, узнать об убийстве он элементарно мог из прессы. Из того же «Московского комсомольца», который выписывает и регулярно прочитывает от корки до корки. Вы хотите узнать у меня еще что-то?
— Пожалуй, на сегодня достаточно, — Калинкина задумчиво посмотрела на Элю. — Я бы хотела еще раз побеседовать с вашей свекровью. И еще: можете вы завтра часикам к двенадцати подъехать к нам вместе с Катей, чтобы, как положено, оформить все показания?
— Да, конечно.
— Кстати, она так и собирается жить у вас?
— Это решение свекрови, поэтому сказать, сколько она здесь пробудет, не могу. Нина Владимировна ее пожалела, услышав эту ужасную историю… У нее самой был чудесный муж, а тут — настоящее предательство… Хотя на деле, думаю, все гораздо сложнее… Кстати, у него столь определенного алиби, как у нас, нет?
— Если не считать того, что у этого господина просто не было времени, чтобы обежать сторожку, заскочить убитому в тыл и выстрелить, а затем вернуться назад… Так что его алиби почти в точности повторяет алиби вашего супруга и его брата… У вас есть еще вопросы?
— Нет, только просьба: будьте помягче с Ниной Владимировной, она в самом деле проболела всю зиму. Она и собрала-то нас всех здесь подле себя, потому что уверена — это ее последнее лето… Вам ее пригласить сюда?
— Желательно. Но если она себя неважно чувствует…
— Вы просто не знаете мою свекровь, — слабо улыбнулась Эля и встала. — Она очень сильная женщина. Как бы ни чувствовала себя, обязательно придет сюда. Разговаривать с вами лежа было бы для нее верхом неприличия… Я могу идти?
Нина Владимировна в этот день действительно чувствовала себя неважно, чему немало способствовал разговор с младшим сыном.
Маша засела в комнате, которую после ее появления Евгений покинул, даже не взглянув на жену, и теперь уже часа три подряд бродил по саду, погрузившись в свои невеселые размышления, и ни с кем не общался. Приезд следователя Калинкиной и ее длительная беседа с Эльвирой тоже не добавили генеральше хорошего настроения: о чем таком можно допрашивать человека, обладающего столь очевидным алиби? Так что приглашение Калинкиной побеседовать с ней Нина Владимировна восприняла чуть ли не с облегчением, надеясь хоть как-то прояснить для себя сегодняшнюю ситуацию. Остановив рукой нахмурившуюся и открывшую было рот Нюсю, коротавшую время возле своей хозяйки с вязанием в руках, Нина Владимировна направилась в кабинет.
Поздоровавшись, она опустилась на стул, на котором только что сидела Эля, и вопросительно посмотрела на следователя. Калинкина, в свою очередь, не торопилась, перекладывая свои бумаги с места на место и понимая, что ее вид — вид чужого человека, расположившегося в святая святых этого дома, за столом покойного генерала, его вдову радовать не может. Ане было немного стыдно оттого, что настоящего сочувствия к Нине Владимировне она не испытывает. Что так же, как и остальные члены этой семьи, она ее подспудно раздражает.
— Вы хотели спросить меня о чем-то конкретном? — Нина Владимировна не выдержала молчания.
— Да. Я хотела узнать, почему вы не сказали об услышанном вами разговоре, из которого следовало, что убитый шантажирует одну из женщин, живущих в вашем доме?
— А почему я должна была считать, что шантажирует он кого-то из членов моей семьи? — спокойно поинтересовалась генеральша, явно готовая к этому вопросу. Анино раздражение усилилось.
— Потому, что именно так вы и решили, верно?.. Подумай вы иначе, сообщили бы это нам при первой возможности, чтобы отвести подозрение от своих, разве не так?
— У каждого своя логика, — генеральша упрямо сжала губы и даже не подумала отвести глаза под пристальным взглядом Калинкиной. — Разумеется, я думала о том, что услышанный мною разговор и убийство как-то связаны. В тот вечер, когда случился этот… этот кошмар, я о разговоре просто-напросто, забыла, вылетело из головы. Полагаю, в моем возрасте это и объяснимо, и простительно… Ну а потом, вплоть до сегодняшнего дня у меня и вовсе не было возможности кому-либо это сказать… В день, когда вы проводили свой следственный эксперимент, я устала так, что едва дошла до постели. К тому же хотела все обдумать еще раз. Сама.
Аня задумчиво посмотрела на генеральшу. До чего же крепкий орешек эта дама! Ясное дело, будет стоять на своем, оправдываясь чем угодно: возрастом, забывчивостью, болезнью… И ничего с ней не поделаешь. Действительно: и возраст, и болезнь. Не исключено, что и забывчивость, хотя Анна Алексеевна верила в последнее с трудом. Что ж, попробуем зайти с другой стороны.
— Нина Владимировна, — мягко спросила Калинкина, — а сами вы кого-нибудь подозреваете? Ведь что-то же вы думаете об убийстве соседа?
— Ну, милочка… — Нина Владимировна слегка развела руками, демонстрируя явное удивление. — Я же не следователь, чтобы выстраивать собственные версии! Да и информацией располагаю самой что ни на есть минимальной… Например, я даже и предположить не могу, что за документ вы разыскали — тот, которым столь откровенно, прямо на наших глазах, шантажировали мою младшую невестку…
— Что-о?! — Аня от неожиданности даже подпрыгнула в жестком генеральском кресле. — Ну, Нина Владимировна, вы и… Да вы хоть понимаете, в чем обвиняете следствие?!
— Хорошо, — генеральша и не подумала смутиться или испугаться, — в таком случае, возможно, вы сами скажете, как называется тот метод, которым вы ее вынудили вчера отправиться с вами в город?
Аня несколько секунд смотрела на твердокаменную старуху и неожиданно даже для себя самой рассмеялась. В ее душе шевельнулось восхищение мужеством панинской вдовы. Ведь наверняка понимает, что ей самой светит как минимум неприятность за то, что ухитрилась в свое время не сдать пистолет генерала! И при этом держится как ни в чем не бывало! Словно какой-нибудь случайный свидетель, проходящий по чужому делу… Что это — сила натуры или обыкновенное безразличие и к сыновьям, и к невесткам, да и к себе самой, доживающей свои последние годы?..
— Ну ладно, — сдалась Калинкина. — Допустим, это и впрямь походило, с вашей точки зрения, на шантаж. В таком случае странно, что вы все еще спрашиваете, что это за документ… Кстати, подскажите мне другой способ заставить вашу невестку поехать с нами.
— Не знаю. Маша необыкновенно своевольная девушка… О документе я не спрашиваю, поскольку ничуть не сомневаюсь, что отвечать на подобный вопрос вы не уполномочены.
— Вы так ничего и не сказали мне насчет ваших собственных подозрений, а они у вас наверняка есть, — увернулась Калинкина от прямого ответа на вопрос Нины Владимировны.
— Если вас это действительно интересует, я думаю, что господина Любомира убил кто-то из людей, не имеющих отношения к приглашенным на вечеринку… Но кто-то, знавший о пистолете, вопреки тому, что сама я считала это тайной… Видите ли, вчера я звонила прежним хозяевам соседского особняка…
— И что? — Аня заинтересованно уставилась на генеральшу.
— Мне хотелось выяснить одну вещь… И я ее выяснила… Оказалось, что и хозяева, и даже их домработница Галя знали о пистолете. Видите ли, с их участка при желании или, как это вышло по уверениям Гали, случайно можно заглянуть в окна кабинета, если портьеры там раздвинуты… Словом, если уж о пистолете знала домработница соседей, не удивлюсь, если о нем знала вообще вся Беличья Гора… Странно другое: моей Нюсе, своей лучшей подруге, Галя при этом не сказала ни слова… Так что соседи об оружии хорошо знали.
— Поразительно то, что вы не сдали оружие, — заметила Калинкина. — Насколько знаю, в те времена с этим было куда строже, чем сейчас. Пистолет должны были изъять у вас сразу.
Нина Владимировна безразлично пожала плечами и пояснила:
