Смерть зверя с тонкой кожей - Александер Патрик (серия книг .txt) 📗
– Разумеется наступит, – уверенно сказал он, – но не здесь.
– Ты ведь не про Южную Америку, где все эти военные преступники?
– Нет, – улыбнулся он, – не про Южную Америку. Про другую страну.
– Где мы будем в безопасности?
– …И заживём долго и счастливо.
– Не шути так. Пожалуйста.
Она опять была на грани срыва. Эбботт наклонился к ней, погладил по щеке.
– Поговорим о шутках потом, когда будем гулять под пальмами Шаар-а-Голан.
Он коснулся губ Элис, потом отпустил её и откинулся назад.
– Но к чему теперь говорить о будущем? Нам и сейчас ведь неплохо, не так ли?
– Замечательно, – ей вдруг показалось, что полночь засияла солнечным светом, – чем займёмся сейчас? Пойдём в постель? Или ты слишком устал?
– Я оскорблён и требую примерно наказать виновную.
– Можете начинать хоть сейчас, – и впервые за день она рассмеялась.
Вертолёт доставил Дорис в Лейфилд-Холл вскоре после заката. На ужин подавали дыню из Израиля (в плане гастрономическом Нджала не имел ничего против сионизма), форель в миндале, жаренную утку. Потом бисквиты и сыр, которые очень неплохо пошли под красное вино. И на десерт – клубника со сливками.
Ужин, вино, обстановка и прислуга, столь же незаметная, как и освещение, потрясли простую душу Дорис.
– Ты потрясающий, – повторяла она, – просто потрясающий.
– Давай ещё кофе, немного Арманьяка и – в постель.
Что они и сделали – к обоюдному удовлетворению. Дорис была проституткой не оттого, что ей не хватало денег или не было дома. Она была проституткой по призванию.
Она давала Нджале всё, чего ему хотелось и даже больше. Они занимались любовью во всех мыслимых позициях и изобретённых ими самими вариациях. Что особенно радовало Нджалу – так это явное наслаждение, которое получала Дорис. Многие женщины выдыхались после первого часа. Но не Дорис. Она получала удовольствие от каждого момента. Нджале приходилось поглощать чудовищные количества «Витабикса», чтобы держаться в этом ритме.
– Мне не нравится только одно, – сообщила она.
– Что именно? – встревожился он.
– Столько чёртова «Витабикса» и ни капли шампанского.
– Нет ничего проще, цветок мой.
Он поднял трубку:
– Артур, полдюжины бутылок Хайдсика, хорошо? И принеси их сам.
– Слушай, подожди минутку, мы же голые совсем.
– Дорогая, не обращай на него внимания. Это же слуга. Орудие. Instrumentum mutum. Расслабься и получай удовольствие.
Артур принёс шампанское, открыл бутылку, наполнил два бокала и исчез.
– Ух ты, он на нас даже глаз не поднял!
– Пей шампанское, цветок мой. «Витабикса» хочешь?
Это была великая ночь Нджалы. Ночи лучше у него не было и не будет.
Элис и Эбботт занимались любовью долго, нежно и страстно, отпуская иногда эротические шутки, смешные только для них двоих.
Потом они лежали рядом в темноте, расчерченной клетками лунного света и затягивались по очереди от одной сигареты.
– Тяжело тебе со мной? – спросил Эбботт.
– В каком смысле?
– Любовь ко мне против лояльности Департаменту, например.
– Я всегда на твоей стороне.
– Не совсем.
– Как бы то ни было, я привыкла жить двойной жизнью – в реальном мире и во сне.
– А где ты сейчас?
– Во сне. Но наяву.
– Тебя это не смущает?
– Меня – нет. Особенно теперь. Ладно, дай затянуться. Половину ведь выкурил.
– Почему особенно теперь?
– Потому что сейчас я живу. Живу, понимаешь?
– А «потом» тебя больше не беспокоит?
– Чёрт с ним. Жить надо сегодняшним днём.
– И ночью.
– «Ночь дана нам для любви» – сказал кто-то из великих.
– «…а не для сна», кажется так. Но есть ещё смерть. «Очень долгий сон», как сказал другой великий.
– Знаю, я учила это. Минутку, как это там…»Nox est perpetua…» что-то там ещё…»dormienda».
Он протянул ей сигарету.
– Нет, я – пас.
Он сделал глубокую затяжку, огонёк выхватил из темноты его лицо.
– Ты не обижаешься на меня? Что я тебя использую и всё такое?
Она улыбнулась в темноту.
– Ты меня не используешь. А если даже и так – это судьба. Или что-то вроде этого «потом».
– А сегодняшняя ночь нам всё-таки дана для любви, – Эбботт погасил сигарету и обнял Элис.
На этот раз он усадил её верхом.
– М-м-м-м, – вырвалось у неё, – Хорошо! М-м-м-м, как хорошо. Всё, что ты делаешь так хорошо.
В темноте, чуть разбавленной лунным светом он видел только её силуэт и длинные волосы, рассыпавшиеся по обнажённым плечам.
– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя красивые плечи?
– Никогда не знала, что во мне есть что-то красивое. Это всё от темноты.
– Это не от темноты.
Тяжело дыша она выдохнула:
– Господи, я хочу, чтобы так было всегда. Чтобы я тебя видела, а ты меня – нет. Особенно глаз моих косых.
– Я и чёрного муравья замечу на чёрной скале чёрной-чёрной ночью. И мне нравятся твои глаза.
Она прижалась к нему, так что её длинные волосы падали ему на лицо.
– Если я бы жила до ста лет, – прошептала она, – и то не была бы счастливей, чем теперь.
Ему нравилось сидеть в сумерках на веранде и смотреть, как белая дымка саваном наползает на город со стороны мангровых болот. Потом поднималось солце, выжигало дымку, а на жестяных крышах занимали свои места пыльно-чёрные грифы, похожие на разорившихся стряпчих.
Так он потел день за днём в ожидании судна в Англию.
Если повезёт, он окажется там почти одновременно с Нджалой, в настоящее время находившимся на совещании стран ОПЕК в Женеве. Делегаты собирались ещё раз взвинтить цены на нефть, ну и хорошенько погулять за казённый счёт.
На следующие недели у Нджалы намечался плотный график. После Швейцарии он ехал в Кампалу на встречу стран Организации Африканского единства (ещё одна гулянка), потом на секретную встречу в Бейруте. Официально – неделю отдохнуть перед Лондоном, на самом деле – на встречу с лидерами «Чёрного Сентября», который он поддерживал финансами и не только.
В Англии Нджала ожидался к концу апреля. К тому времени требовалось и судно, но, его-то как назло и не было. Если не повезёт, Нджала может уйти. Впрочем, безразлично. Он последует за Нджалой куда угодно, наподобие Ока Божья.
20.
Понедельник выдался ясным и солнечным. Завтракали опять у окна. Оба молчали. Потом чуть не поссорились – всего из-за одного-то тоста.
Тост съел Эбботт. Выпил три чашки кофе. Элис сказала, что он должен поесть ещё, а Эбботт сказал, что больше не хочет, и получилась вдруг настоящая семейная сцена – из-за полной чепухи.
Потом Элис плакала, а Эбботт прижимал её к себе и они постепенно успокоились.
– Это сегодня, да? – спросила она.
Он кивнул.
– Если всё получится.
– О чём это ты?
– Планы – дело тонкое – их может похоронить что угодно – от проколотой покрышки до громкого чиха.
– И что ты будешь делать?
– Всё, от меня зависящее. А потом – надеяться, что оно не пойдёт кувырком, как в прошлый раз.
Он ещё держал её за руку.
– Дай мне уйти, – попросила она, – или не отпускай вообще.
Он отпустил её. Она поцеловала его в щёку.
– Ненавижу прощаться, – сказала она.
– Ага.
Короткое молчание. У самой двери она обернулась:
– Я еду к маме. Тебе понадобится машина?
Эбботт покачал головой. Элис стояла у самой двери.
– Забавно, – сказал он, – полжизни говоришь «Спасибо» и «Благодарю», а когда благодарен на самом деле – и сказать-то нечего.
– Просто возвращайся, – ответила Элис и вышла.
Некоторое время он прислушивался к затихающим шагам на лестнице, потом подошёл к уличному окну.
Долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Элис не оглянулась.
Потом позвонил в Скотленд-Ярд.
– Старшего суперинтенданта Шеппарда, пожалуйста.
