Эксклюзивный грех - Литвиновы Анна и Сергей (мир бесплатных книг txt) 📗
– Он в общаге жил?
– Да. Он откуда-то с Севера. Из Череповца, что ли.
– В комсомольской работе, наверно, участвовал… – вслух предположил Дима.
– Нет. Вы знаете – нет. От общественной работы Костя тогда уклонялся.
– А в СТЭМе выступал?
Снегуркина засмеялась каким-то своим воспоминаниям.
– Знаете, любил Костька театр. Но, как говорится, без взаимности. Таланта сценического в нем не было. Так что он вечно вокруг нашего факультетского театра сшивался, но был в основном на подхвате. Реквизитором, осветителем, суфлером… Только раз ему дали роль – почти без слов. Изображал Костя в одной миниатюре ребеночка-дебила. Ему там папаня говорит: “Что ж ты такой у меня неуч, такой тупой…” – и по голове ему стучит. А Костька делал лицо придурочное и говорил:
"Папаня, стучат…” Очень у него это “папаня, стучат” хорошо получалось. Очень к его лицу – довольно простодушному на первый взгляд – подходило. Зал обычно просто со смеху покатывался. Котова даже дразнили одно время этим “папаня, стучат”. Это его звездный час был. Он в этой роли переиграл даже того, кто роль отца исполнял – а им сам Шепилов был…
– Кто?! – в один голос воскликнули Надя и Дима – они оба вспомнили инициал Ш., стоявший в тетради Евгении Станиславовны рядом с “тем самым К.”.
– Шепилов, – удивилась их реакции Снегуркина. – А вы что, знаете его?
– Нет, – быстро сказал Дима. – А кто это?
– Друг Кости Котова. Тоже с нашего курса. Отличник, звезда… Вот у него, в отличие от Котова, настоящий театральный талант был…
– Значит, Шепилов с Котовым дружили? – уточнил Дима.
– О, не разлей вода!
Надя с Димой переглянулись, и Надежда, опережая журналиста, выпалила:
– А где он сейчас – Шепилов?
– Он тоже у вас, в Москве. И тоже – большой человек.
– Кто конкретно? – быстро спросил Дима.
– Бизнесмен. Довольно крупный. Торгует лесом, нефтью, тракторами… Всем подряд. Он приезжал в феврале на встречу курса. Все как полагается: “Мерседес” с шофером, костюм от “Хьюго Босс”… Но он, знаете ли, без этих… – Снегуркина изобразила пародийно на обеих руках “пальцы веером”, – ..новорусских понтов. По-прежнему милый парень. Без выпендрежа. Половину нашего стола тогда, в феврале, оплатил. Ой, что это я говорю!.. Не записывайте! Он же просил меня никому об этом не рассказывать!
– Это останется между нами, – успокоил женщину Полуянов. И подался вперед:
– А Шепилов с Котовым до сих пор дружат?
– В последний раз Кости Котова на встрече выпускников не было – он как раз ездил с парламентской делегацией в Страсбург. Но у меня создалось впечатление, что Котов и Шепилов дружат. Пусть не близко, как раньше, – но они порой пересекаются, там у вас, в Москве.
– Шепилов-то давно в бизнесменах ходит?
– Да. Он в Ленинграде был одним из первых кооператоров. Еще в конце восьмидесятых. Потом в Москву перебрался.
– Может, это Котов перетащил его в столицу?
– Скорей уж наоборот, Шепилов с его-то деньгами помог Косте депутатом стать. Но это мои домыслы! Не пишите!.. Вернее всего: они оба друг друга стоят. И никто никого никуда не тащил. Оба – ребята умные, дельные. И карьеру каждый сделал сам по себе.
– А они. Котов с Шепиловым, дружили в университете только вдвоем? – продолжил выспрашивать Дима. – Или у них целая компания была?
На Полуянова приятно было посмотреть: разрумянился, глаза разгорелись. Похоже, он понял: они вышли на след, и Снегуркина – для них бесценный источник информации: много знающая, бескорыстная, говорливая и обаятельная. Однако последний вопрос омрачил легкой тенью лицо их информаторши. И тут, как по заказу (или как в книге), солнце, словно решив, что хватит ему освещать гранитный северный город, исчезло за тучами. Сразу стало видно, что уже глубокая осень, и скоро сумерки, и со дня на день пойдет снег. Снегуркина вздохнула:
– С Котовым и Шепиловым еще один дружил. Да, они втроем всюду ходили. Третьего Толиком звали. Толик Желяев.
И снова Надя глянула на Диму и по его лицу поняла, что тот тоже вспомнил: третье загадочное имя в записной книжке Евгении Станиславовны, рядом с К, и Ш. начиналось на Ж… Неужели?.. Неужто они отыскали троицу друзей из семьдесят восьмого далекого года?
– Желяев – как пишется: через “е” или “и”? – спросил Дима, и голос его от волнения дрогнул, впервые за весь разговор.
– Через “е”.
Дима быстро записал фамилию в блокнот. Выстрелил следующим вопросом:
– А этот Желяев – что он за человек?
– Желяев? Очень обыкновенный. Спокойный, ровный, даже суровый. Слова из него не вытянешь.
– А они, Желяев, Шепилов и Котов, когда в университете учились, между собой ругались? Может быть, дрались?
– Дрались? Да нет, ну что вы. Никогда о таком не слышала.
– А кто он сейчас, Желяев?
– Он служит где-то в ФСБ.
– Вот как! – не удержался, чтоб не воскликнуть, Дима.
– Да, и тоже у вас в Москве. Уже в изрядных чинах. Может, полковник, а может, даже генерал.
– А не знаете, Юлия Павловна, – заторопился Дима, – они, все трое – Желяев, Шепилов и Котов, – сейчас друг с другом отношения поддерживают?
– Представления не имею. Кости Котова, как я уже сказала, на последней встрече не было. А Шепилов с Желяевым на этой встрече держались друг с другом, я заметила, довольно отчужденно. На шею, во всяком случае, друг другу не бросались. Да что вы все только о них троих расспрашиваете?
– Они чинов достигли известных, – не моргнув глазом, ответил скрытой цитатой из Грибоедова Дима. – К тому же, вы говорите, они звездами вашими факультетскими были. Стройотряды, общественная работа, самодеятельность…
– Ну, Желяев в самодеятельности никогда не блистал. Если не считать, конечно, песен под гитару. – Снегуркина саркастически скривила рот. – Причем непременно, как тогда говорили, “высокого патриотического звучания”: “Слышишь, время гудит: БАМ, на просторах крутых: БАМ!.."
– А вы не любите Желяева, – заметил Полуянов.
– Почему же не люблю? – возразила Снегуркина. – Просто я к нему абсолютно равнодушна.
Тут раздался телефонный звонок. Снегуркина сняла трубку и со сдержанной гордостью проговорила в телефон:
– У меня тут корреспонденты из Москвы. Давайте через часок, ладно?
– У меня такое впечатление, – улыбнулся Полуянов, когда та положила трубку, – что половина вашего курса в Москву уехал. Это что – тлетворное влияние фильма “Ирония судьбы”?
Снегуркина от души расхохоталась.
– Ну, бросьте, у нас и в Питере немало ребят осталось.
– А арабы у вас на курсе учились?
– Арабы?! – удивилась неожиданному повороту разговора женщина. – Нет. – Задумалась на секунду, подтвердила:
– Точно – нет. Был болгарин, трое немцев учились – естественно, из Восточной Германии, пара кубинцев… Чех по фамилии Правда. Двое монголов. Фамилия у парня монгола была, – Снегуркина улыбнулась и единым духом произнесла:
– Баззаракчагийн. А девушку звали Батджанцагийн.
– Ну, у вас и память, – восхитился Дима.
– Так ведь я старостой потока была. Помогала начальнику курса переклички устраивать. А сейчас, в феврале, приглашения на встречу рассылала… Правда, из иностранцев не приехал никто. Письма некоторые прислали. Трудно им сейчас живется, в бывших братских странах народной демократии.
– А в “академку” у вас многие уходили?
– Ну, в основном девушки, в декрет, – улыбнулась Снегуркина. – На старших курсах… У нашего курса теперь в общей сложности (мы в феврале анкеты рассылали) сто пятьдесят три ребенка, а также уже трое внуков!..
– А у вас лично?
– И у меня двое. Мальчик, – рассмеялась Снегуркина, – и мальчик. Четырнадцать лет и семь.
– Значит, вы лично в “академку” не уходили… – понимающе улыбнулся Дима.
– Бог миловал. Получала от государства полноценный больничный.
– Ну а если не в декрет, – мягко вернулся к разговору Дима, – кто-нибудь по болезни от курса отставал?
Женщина задумалась, потом покачала головой.
