Шаг до страсти - Энтони Эвелин (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
— Барбадос! Ты собираешься полететь туда? Но почему... почему ты не можешь просто назвать Лодеру место и время здесь и предоставить ему все остальное? — Она встала как вкопанная посредине дорожки, он ласково потянул ее вперед.
— Вот именно это я и делаю, — пояснил он. — Я назначаю ему время и место, а все остальное сделает Лодер. Ты должна поехать со мной, Джуди. Поедешь?
— Я ничего не понимаю, — ответила она, чувствуя, что вот-вот разревется или выйдет из себя. Нагрузка на ее нервную систему оказалась слишком большой, больше, чем она предполагала. Туманность его выражений злила. — Зачем тебе разыгрывать весь этот спектакль, когда достаточно просто зайти в Британское посольство.
— Потому что мне не дадут дойти до него, — объяснил Свердлов. — Не сомневаюсь, что за мной организована слежка. Пока еще я уверен, что они не подозревают о моих намерениях. Прошу тебя, доверься мне, я знаю, что делаю. Я прекрасно знаю, как осуществляются подобные операции.
— Ведь против тебя весь КГБ! — рассерженно воскликнула она. — Не забывай об этом.
— Я и не забываю, — ответил он. — Вот почему и разыгрываю спектакль. Что касается КГБ, то я беру тебя с собой на Барбадос именно для того, чтобы завершить твое совращение. Я сказал, что ты очень непростая женщина и не будешь работать на нас, если я не стану заниматься с тобой любовью под пальмами. Я сказал, что ты знаешь все, что знает Нильсон, и можешь открывать его личный сейф, когда тебе только заблагорассудится.
— Вздор какой-то, — прервала его Джуди. — Сэм глаз не спускает с ключей.
— Уверен, что не спускает, но ведь они этого не знают. В их глазах ты очень важная персона, и я должен отложить поездку к жене, чтобы закрепить отношения с тобой. Уже подготовлен молодой советский офицер, который рвется присматривать за тобой в мое отсутствие. Все продумано и подготовлено. Мой полет на Барбадос вместе с тобой — это часть плана, который я предложил им. Но тебе придется полететь вместе со мной. А там дело только за твоим приятелем Лодером.
— Но это так рискованно, — засомневалась Джуди. — Мне кажется, это слишком запутанный путь. Барбадос — крошечный островок, там с тобой может случиться что угодно!
— Не больше, чем может случиться со мной здесь, сейчас, когда я иду рядом с тобой, — проговорил Свердлов. — Ты думаешь, мне будет безопаснее в Нью-Йорке? Барбадос — британский остров, и там мистер Лодер может по-настоящему защитить меня. Здесь в этом городе, в Вашингтоне, я воистину беззащитный. Ты полетишь со мной на Барбадос?
— Да, — согласилась Джуди. — Если это единственный путь помочь тебе, конечно же, я не могу не поехать. Мне холодно, — пожаловалась она вдруг. — Мне больше не хочется гулять.
Ее била дрожь, Свердлов понимал, что температура тут ни при чем, было очень тепло и тихо, но он ничего не сказал.
— Еще немного. До конца этой дорожки, потом мы выйдем на улицу и найдем бар. Но обсуждать это мы будем только сейчас, пока не вышли из парка. Здесь нас не подслушают.
— Ты действительно думаешь, что за нами следят? Сейчас?
— Не сомневаюсь. Знаешь, есть такие микрофоны, которые позволяют слышать разговор с двадцати ярдов.
— Боже, — прошептала Джуди. — Какой-то кошмар. А ты уверен, что здесь безопасно?
— Мы идем очень быстро, — ответил Свердлов. — И никого нет поблизости, чтобы подслушать нас. За мной наблюдают на расстоянии, и это хороший признак. Значит, они еще не слишком насторожились. Теперь слушай очень внимательно. После того как мы разойдемся, ты свяжешься с Лодером.
— Он ждет моего звонка, — сказала Джуди. — Я сообщила ему, что ты приезжаешь и я свяжусь с ним позже.
— Откуда ты звонила — из офиса Нильсона?
— Нет, — сказала Джуди. — Нет, я решила, что лучше этого не делать. Я звонила из уличного автомата.
— Очень хорошо. — Свердлов сжал ее руку. — Очень хорошо. Теперь ты скажешь ему, что мы вылетаем в пятницу рейсом в четыре часа дня из аэропорта Кеннеди на Барбадос, «ПанАм» двести тридцать восемь. Я зарезервировал места и комнаты в том же отеле на Барбадосе, где мы останавливались. Мы прибываем в восемь тридцать, и я поеду в отель с тобой, если только он не даст тебе других инструкций. Бумаги Синего будут со мной.
— Все так быстро, — удивилась Джуди. — Остается так мало времени. А что, если он не успеет все подготовить? Что тогда?
— Я смог бы подготовить такую операцию, — сказал Свердлов. — Лодер тоже должен суметь. Все, что ему нужно, — это самолет, чтобы вывезти меня в Лондон. Скажи ему, что я хотел бы улететь в субботу, самое позднее в воскресенье. Если в нашем посольстве кто-нибудь начнет просматривать папки Синего и не найдет бумаги на месте в мое отсутствие — неприятностей не оберемся. Даже на Барбадосе. Ты можешь все это запомнить? Номер рейса?
— "ПанАм" двести тридцать восемь, прибытие в восемь тридцать. Это барбадосское время или нью-йоркское?
— Барбадосское время, — ответил он. — Теперь нам нужно найти бар, где можно выпить. Мы будем говорить о нашем уик-энде на Барбадосе, и, возможно, ты сумеешь притвориться, что влюблена в меня, это поможет, если слежка будет и внутри.
— Попробую, — согласилась Джуди.
— Спасибо, — с серьезным видом произнес Свердлов. — Уверен, это у тебя хорошо получится.
Рейчел Патерсон плакала. Она плакала очень респектабельно, как считала Маргарет Стефенсон, у нее был огромный опыт управляться с рыдающими женами младшего возраста. Однажды она развлекала лондонскую компанию рассказом о том, на какие категории они делятся. Те, кто хлюпает носом и распускает нюни, скучая по дому; безудержные плаксы, обливающиеся слезами, потому что за три тысячи миль от них заболела мамочка; жены, ведущие себя как последние дуры и ожидающие выволочки. Или, например, была такая неврастеничка, которая, прибыв в посольство, вела себя с невероятным апломбом, но, попав в историю, выскочила из комнаты Маргарет как плачущее привидение.
Все так хохотали, что она много лет вспоминала тот вечер. В слезах Рейчел ничего смешного не было.
Как и Фергус, Маргарет получила воспитание, хорошо вооружившее ее против потрясений. Вопреки широко распространенному мнению, воспитание их поколения отличалось строгостью и жесткими требованиями по части самодисциплины. За свои немалые привилегии они заплатили немалую цену — привитыми им неколебимыми принципами, которые запрещали выставлять на всеобщее обозрение личные слабости, трусость, нервные срывы. Маргарет сидела на софе времен регентства подле молодой женщины и, поглаживая ее по плечу, всем своим видом показывала самые добрые чувства.
— Я просто не доверяю ему, — говорила Рейчел. — С момента, когда позвонила та женщина, все переменилось. — Она высморкалась, но постаралась сделать это негромко и снова вытерла глаза. — С ним всегда было трудно, но я никогда не думала, что он волочится за другими женщинами. Теперь я не могу думать ни о чем другом.
— А вы не преувеличиваете? Вы же говорите, что эта женщина из Нью-Йорка — всего лишь знакомая, почему она не может иметь уважительной причины для разговора с ним? Моя дорогая, вряд ли она стала бы придумывать историю про русского перебежчика, если бы хотела повидаться с Ричардом.
Для нее самой это сообщение имело даже большее значение, чем для жены Ричарда Патерсона. Первую часть исповеди Рейчел она выслушала с подлинным сочувствием: как они отдалялись друг от друга, как у него пропал интерес к ней, как его одержимость карьерой заставила его позабыть, что ей хочется ребенка, — все это было так знакомо, что она еще раз утвердилась в мнении, что Ричард Патерсон, муж Рейчел, — порядочная свинья.
Она выслушала рассказ про ранний утренний звонок по телефону. О том, что у Патерсона любовница в Нью-Йорке, она давно уже знала, и вопреки всякой логике возмущалась этим. Когда Рейчел повторила, как он объяснил причину телефонного звонка, Маргарет Стефенсон испытала такой шок, что на какой-то момент лишилась дара речи. Потом, в течение нескольких минут, пока другая женщина заливалась слезами и, запинаясь, то и дело от огорчения путаясь в деталях, продолжала свой рассказ, острый ум Маргарет, вымуштрованный в течение жизни, прошедшей в мире дипломатии, сразу смог выделить один настораживающий факт, и она поняла, к чему все это может привести. Обдумав ситуацию, Маргарет снова держалась как обычно, когда сталкивалась с чем-нибудь действительно важным — внешне не проявляя своих чувств, спокойно и сдержанно.
