Полуночный лихач - Арсеньева Елена (версия книг .TXT) 📗
– Ну и ладненько, – обрадовался Алик. – Видимо, это были ваши мирные соседи, которые отправились спать. Пошли, что ли?
– Прошу, – Дебрский придержал ему тугую дверь, пропуская в подъезд. Алик прошмыгнул было – но застрял, уставившись на него:
– Ма-ма-ня… Круто! Это круто! Дебрский, а вы абсолютно уверены, что это – вы?
Глаза у него просто на лоб лезли, на лице было написано выражение жалости, смешанной с брезгливостью.
Дебрский скрипнул зубами. Настроение мгновенно испортилось.
Вопрос прямо в точку! А он-то надеялся, что Алик на этот вопрос ответит… Если нет – на фиг он вообще нужен со своими фотографиями? Вот взять ему сейчас и дать от ворот поворот! Подумаешь, какие-то снимки с супругой. Опять смотреть на лицо покойной Нины, опять мучиться угрызениями совести – совершенно непонятно, за что, но мучиться! К тому же небось заломит Алик за эти фотки несусветную сумму, еще и за доставку прибавит… А денег у Дебрского не так уж много. Неизвестно, сколько придется жить на эти три тысячи.
Он откашлялся, уже вполне готовый послать Алика вместе с его товаром туда, куда посылают в таких ситуациях, как вдруг тот расхохотался:
– Нет, это точно вы!
– Да? – пробормотал изумленный Дебрский. – И как вы догадались?
– Ну, я все-таки профессионал. Видеть в людях не только то, что на поверхности, но и глубоко скрытое, их, так сказать, сущность, – это смысл моего ремесла, – словоохотливо пояснил Алик, вызывая лифт.
Судя по шуму, лифт шел откуда-то сверху.
– И в чем же моя сущность? – полюбопытствовал Дебрский, у которого мгновенно исправилось настроение.
– Говоря по-старинному, вы долго запрягаете, но быстро погоняете, – усмехнулся Алик, разглядывая его лицо, но теперь этот пристальный взгляд уже не казался оскорбительным. – А проще сказать – вы долго принимаете решение, но уж потом вас не остановить. Это выражается буквально во всем, в этой манере откашляться перед тем, как сказать, в том, как вы поглядываете исподлобья, прикусываете губу – и вдруг делаете резкое движение вперед, словно бросаетесь куда-то. Как медведь на раззяву! Нет, вам бессмысленно стараться изменить внешность. Даже если на вас намазать пуды грима, обрить наголо и приклеить четыре бороды, вы все равно останетесь собой. Если хотите сделаться неузнаваемым, сперва измените свою манеру поведения!
Это он договаривал уже в лифте, по-прежнему пристально озирая Дебрского. Но неприятное чувство у того исчезло. Более того – образная речь Алика немало забавляла и даже доставляла удовольствие. Главное, конечно, что его наконец признали!
Это было совершенно новое, блаженное чувство – определенность. Такое ощущение, будто он долго-долго что-то искал – и вот наконец нашел.
Конечно, нашел! Всего-навсего себя самого! И тем, кто сочтет его радость несколько преувеличенной, Дебрский мог бы посоветовать как следует стукнуться головой, желательно сунувшись еще и в огонь, а потом посмотреть, что из этого выйдет.
Значит, нет никакого заговора! Инна, и Сибирцев, и даже Красноштанов мгновенно стали казаться милейшими и добрейшими людьми. Собственные имя и фамилия сделались чрезвычайно звучными и даже красивыми своей необычностью. Квартира, в которую они с Аликом как раз в эту минуту вошли, поразила своим уютом. И даже промелькнувшая где-то на обочине сознания мысль, что Антону Дебрскому (то есть ему лично) предстоят похороны жены, не смогла омрачить его чудесного настроения.
– Забавно… – пробормотал Алик, озираясь.
– Что именно? – счастливо улыбнулся Дебрский.
– Квартира ваша. Я ожидал увидеть нечто совсем другое, совсем. Она вообще не в стиле вашей жены. Обыкновенное обывательское жилье – ради бога, не обижайтесь, я в смысле такого стандартного домашнего уюта. Мне почему-то казалось, тут будет везде хром, никель, евроремонт и шкуры снежных барсов на полу. – Он хохотнул, поглядев на желто-коричневый скромный палас. – Теперь понятно, почему ваша супруга ни за что не хотела сниматься дома. Она, видимо, подсознательно ощущала, что изыски не стыкуются с этой обстановкой. Да, та квартира, где мы работали, смотрелась куда эффектнее!
Дебрский вспомнил лицо своей жены – то, что видел в альбомах. Эта замкнутая, явно смущенная вниманием к себе женщина – и шкуры снежных барсов? Надо полагать, хиленькая шубенка из норковых охвостьев, которую Антон заметил, когда из любопытства заглянул в шкаф, была для нее пределом экзотики. Однако что-то этот фотограф разговорился не по делу!
В этот момент Алик, словно спохватившись, обернулся к напряженно умолкнувшему Дебрскому и хлопнул себя по лбу:
– Ох, гром меня убей! Язык мой – враг мой. Просто дурацкая привычка мыслить вслух. Можно написать интереснейшую статеечку на тему соответствия или несоответствия жилища хозяину, совпадения среды обитания – и его внутренней сущности. Я это когда-нибудь сделаю. Но сейчас давайте обменяемся ценностями, что ли?
Дебрский молча протянул руку, но Алик не спешил открывать сумку, висящую через плечо:
– Извините. Сначала я бы предпочел получить деньги. Если помните, мы договаривались именно так: утром деньги – вечером стулья. Вы заказывали шесть снимков – вот и заплатите мне девяносто долларов с учетом такового же аванса. Мы договаривались, – с нажимом повторил он, – что заказ оплачивается в любом случае. А то была у меня история, когда клиентом за те три дня, что я печатал фотографии, вдруг овладели пуританские настроения. Он даже с женой развелся, когда посмотрел со стороны на свои любовные семейные игры! Но это ладно, это его личные проблемы, но мне-то он при этом не заплатил ни цента! Поэтому я теперь работаю с частичной предоплатой – и не отдаю заказа прежде, чем получу остальное!
Господи, какой болтун… У Дебрского в висках заломило от картавой скороговорки Алика. А хуже всего, что он, сразу вспомнив, что такое доллары, не мог сообразить, как они соотносятся с рублями. Потому что не было у него никаких долларов!
– Я же вам говорил, что попал в аварию, – сказал он как мог спокойно. – И все, что было при мне, сгорело. Могу расплатиться только в рублях, если подскажете, какой теперь курс.
Смуглое лицо Алика разочарованно вытянулось.
– Ну, ребята… – протянул убито. – Мы ведь железно договаривались насчет оплаты в у.е.! Хотя ладно, что с больными спорить. Давайте две тысячи триста сорок – и чао.
– Две тысячи триста сорок – чего? – недоверчиво уточнил Дебрский. – Рублей, что ли?
– Можно и долларов, – усмехнулся Алик. – Только ведь вы говорите, что они все огнем сгорели.
Антон даже зажмурился. Две тысячи триста сорок рублей за шесть фотографий?! Нет, это только половина суммы – значит, за три. А всего, получается, должно быть уплачено четыре тысячи шестьсот восемьдесят, что, очевидно, соответствовало ста восьмидесяти долларам.
Он был так ошеломлен громадностью суммы, что даже не испытал удовольствия от скорости, с какой в его голове прокручивались цифры, умножаясь, делясь и складываясь.
Ни хре-на из дома пишут! Вот это курс! Вот это поддержка заокеанских империалистов, называется! Да и Алик очень не хило оценивает свой труд. Что ж там за фотографии такие, на бумаге с золотым обрезом, что ли?! Или вообще на золоченых пластинах отпечатанные?!
Но хуже всего другое. Если из своих трех тысяч он отдаст две триста сорок, то у него в кармане останется шестьсот шестьдесят рублей. Опять-таки не помня цен, он нюхом чуял, что деньги это не просто несерьезные, но даже и никакие. А ведь впереди похороны и все такое! Нет, Алик явно переоценил клиента. Вот сейчас Дебрский откроет перед ним дверь – и пусть валится вместе со своими семейными портретами с золотым обрезом!
Он уже привычно кашлянул, чтобы сказать Алику именно это, только более доходчивыми словами, однако поймал грубость на кончике языка. Почудилось, словно откуда-то высунулась змеиная головка и ужалила в самое сердце. Это было любопытство, и оно просто-таки вцепилось в Дебрского своими острыми зубками, грызя его и словно бы шипя при этом: «Тебе нужны эти фотографии! Нужны! Забери их! Они помогут тебе вспомнить то, что ты забыл!»
