Золушка из глубинки, или Хозяйка большого города - Шилова Юлия Витальевна (чтение книг TXT) 📗
Мужчина слушал меня очень внимательно, ни разу не перебил, и если я не ошибаюсь, то он был потрясен моим рассказом.
– Я хочу уйти в монастырь, – тихо произнесла я и посмотрела на мужчину печальным взглядом.
– А почему именно в монастырь?
– Мне кажется, что после того, что со мной произошло, я должна прийти к Богу. Я сейчас выговорилась, и у меня на душе стало легче. Я не могу вернуться домой.
– А что ты хочешь?
– Лев Борисович, все, о чем я вас прошу, – похлопочите, чтобы меня приютил какой-нибудь монастырь. Там я буду в безопасности и будет в безопасности мой будущий ребенок.
– Ты уверена, что хочешь в монастырь?
– Да, – не раздумывая ответила я. – Правда, я боюсь, что меня туда не возьмут. Я же беременная грешница. Лев Борисович, вы такой влиятельный человек! Вас послушают. Вам не откажут. Отвезите меня в какой-нибудь монастырь, где бы меня приняли и дали мне кров. Я не белоручка. Я готова вставать в пять утра и работать до глубокой ночи. Я буду работать до самых родов. Если вы меня спасете и сделаете то, о чем я вас прошу, я буду молиться за вас и днем и ночью. Буду просить у Бога для вас здоровья и благополучия.
– Ты и в самом деле хочешь отречься от всего мирского?
– Хочу. Я понимаю, что таким, как я, не место в монастыре. На мне лежит грех убийства, но я прошу всего лишь крова. Я буду много работать, молиться, и быть может, случится такое, что со временем этот грех будет мне прощен. Я исповедуюсь. Я обязательно исповедуюсь.
Лев Борисович заказал себе виски и растерянно пожал плечами:
– Знаешь, я не совсем готов к такому повороту. Я думал, ты будешь просить у меня денег, защиты, покровительства, а ты просишь устроить тебя в монастырь.
– Я никогда не прошу денег, – замотала я головой. – Я всегда зарабатываю их сама. Я не хочу мирской жизни. Мне в ней некомфортно. Я знаю, что только жизнь в монастыре излечит мою душу. Во мне еще тлеет любовь. Она угасает, скоро от нее останется лишь пепел. Остаются только боль, разочарование, грусть и печаль. В моей душе становится пусто. Там все выжжено, и это нисколько меня не огорчает, а скорее даже радует, потому что в ней уже никогда не будет места новой любви. Если совсем недавно я готова была пойти за своим любимым на край света, то теперь во мне не осталось желания сделать по направлению к нему один-единственный шаг.
Немного помолчав, я выпила глоток морковного сока и с болью в голосе произнесла:
– Лев Борисович, я уверена, что у вас есть взрослые дети. Конечно, они бы никогда не попали в подобную ситуацию, ведь они не так дурно воспитаны, как я, но все же вы не могли бы мне помочь, как своему ребенку. Я же так мало у вас прошу!
– У меня была дочь твоего возраста. Год назад она умерла, – глухо сказал мужчина и принялся пить виски.
– Простите.
Он словно не услышал моего извинения и продолжал:
– Она умерла от передозировки наркотиков. Воспитание ребенка не всегда зависит от его социального уровня. У моей дочери всегда все было самое лучшее: самая дорогая одежда, машина с личным водителем, самые престижные школы… Она никогда ни в чем не знала отказа. Сначала она училась в Англии, но затем она стала проситься сюда и продолжила обучение здесь. Я не знаю, на каком этапе я за ней недоглядел, упустил ее, не услышал своего собственного ребенка. Быть может, это случилось оттого, что она воспитывалась без матери? А однажды ее не стало. Для меня это было настоящим шоком. Я и понятия не имел, что моя дочь – наркоманка со стажем. А позже выяснилось, что об этом знают все. Все, кроме родного отца. Вот так я потерял свою дочь. Я долго размышлял, почему она пристрастилась к наркотикам? Чего ей не хватало? И тогда в мою голову закралась мысль, что, может быть, это произошло потому, что ей всего хватало? Многие мои знакомые имеют большой достаток, но при этом они стараются не слишком баловать своих детей и создают искусственный дефицит. Глядя на них, я теперь понимаю, что они поступают правильно.
– Я вам очень сочувствую.
Лев Борисович отодвинул пустую тарелку и, посмотрев на свои часы, устало спросил:
– Еще что-нибудь будешь есть?
– Нет. Я сыта, – замотала я головой.
– Ну что, поехали?
– В монастырь? – на моем лице появилась тревога.
– Да в какой монастырь? Неужели похоже, что я дружу со всеми попами и монахинями в этом городе?
– Значит, вы отказываетесь мне помочь?
– Поживешь пока у меня, а там видно будет. Все равно комната дочери пустует. Дом большой. Чем тебе не монастырь? Хочешь работать – помогай прислуге. Только в пять утра не вставай, в доме все еще спят. Хочешь молиться – молись. У меня есть комната с иконами. А насчет того, чтобы исповедоваться… Мне кажется, что сегодня ты мне уже исповедовалась. Правда, я не могу отпустить тебе твои грехи, но думаю, что со временем жизнь все расставит на свои места. Ты согласна или тебе монастырь подавай?
– Я уже настроилась на монастырь.
Лев Борисович постучал пальцем по циферблату наручных часов.
– Посмотри на часы: уже вечер. Ну какой тебе сейчас монастырь? Поехали.
– А это удобно?
Лев Борисович от души рассмеялся и, покачнувшись, чуть было не упал со стула.
– Светлана, а я и не думал, что тебя могут беспокоить подобные вопросы. А тебе было удобно сегодня набрать мой телефонный номер и предложить мне необыкновенные райские и неземные наслаждения?!
– У меня не было выхода!
– Можно подумать, он сейчас у тебя есть.
Я и сама толком не поняла, что судьба сделала очередной зигзаг и забросила меня в обеспеченный дом к одному очень влиятельному человеку. Проведя меня на второй этаж, Лев Борисович открыл дверь в одну из комнат и с особой болью в голосе произнес:
– Проходи: это комната Вики. Тут ничего не изменилось с того самого дня, как ее не стало. Рядом – ванная и туалет. Я не могу здесь долго находиться. Поэтому сразу желаю тебе спокойной ночи.
– А может быть, мне лучше переночевать в другой комнате? Мне кажется, что я нарушаю память о вашей дочери.
– Мне будет приятно, если я буду проходить мимо этой двери и чувствовать, что за ней есть жизнь.
Увидев на стене большой портрет, нарисованный маслом, я взволнованно на него посмотрела и не могла не спросить:
– Это Вика?
– Она. Чем-то на тебя похожа, – с трудом проговорил мужчина, и в его глазах появились слезы.
Как только за ним закрылась дверь, в комнату постучалась горничная и принесла мне чистый махровый халат и ночную рубашку.
– Это Викины вещи, – в ее глазах тоже появились слезы. – Я их еще год назад погладила, так и лежат на полке в шкафу.
– Спасибо, – поблагодарила я горничную и пошла в ванную.
Я приготовила теплую ванну и добавила в воду ароматное масло, зная, что теплая ванна с маслом снимет нервное напряжение и усталость. Промокнув руки полотенцем, я дотянулась до полки, взяла зажигалку и зажгла несколько ароматизированных свечей, стоящих на бортике ванны. Янтарное мерцание заставляло мое сердце учащенно биться, а мой мозг просто отказывался верить в реальность происходящего. Я вдруг подумала о том, как здорово родиться Викой и как глупо ей умереть. Столько возможностей и столько открытых дверей… Только протяни руку и сделай всего один шаг!..
В голове промелькнула шальная мысль: а что было бы, если бы я была Викой и познакомилась с Димкой. Его родители наверняка говорили бы мне массу приятных вещей и мечтали бы, чтобы я стала их невесткой. А Димка… Димка снимал бы с меня дорогое белье, вдыхал запах моих изысканных духов и при первой возможности обязательно, с особой гордостью, представил бы своим друзьям (правда, если честно, у меня никогда не было никакого желания с ними знакомиться).
Стоп. Хватит о Димке! Он – пройденный этап моей жизни. Я не Вика, а он предал Светлану.
Надев ночную рубашку, я подошла к огромной кровати и приподняла одеяло. Под одеялом лежал плюшевый мишка и ласково мне улыбался. Чистые простыни и пододеяльники говорили о том, что белье здесь меняли регулярно, и при этом обязательно клали под одеяло медведя, боясь нарушить придуманный ритуал. В этой комнате все напоминало о Вике, словно она где-то рядом и скоро выйдет из ванной. Ее недорисованные рисунки на столе, недочитанная книга на пуфике… Здесь сохранилась ее аура, ее дух. Здесь ее помнили и очень сильно любили. Я представила, как Лев Борисович иногда приходил в эту комнату, включал компьютер, на котором была заставка: Вика в костюме пиковой дамы на фоне новогодней елки. Он смотрел на эту заставку, на Викины вещи, и сердце его разрывалось от боли.
