Испорченная кровь (ЛП) - Фишер Таррин (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Я задыхаюсь и хватаю его за руки, толкая их
прочь.
— Что ты делаешь?
Айзек не отвечает. Он поднимает руки к моей
шее. Где бы он ни касался меня, я ощущаю тепло.
Отклоняю голову назад, и его пальцы обводят мою
челюсть.
— То, чего я хочу, — говорит он.
Я
поворачиваю
голову
влево,
пытаясь
отстраниться от него, но Айзек запускает руку в мои
волосы на затылке и покрывает поцелуями шею, пока
я не начинаю дрожать. Я в невыгодном положении .
Одной рукой стараюсь поддерживать себя, а другой
удержать его от себя. В конце концов, моя рука
выскальзывает из-под меня, и мы падаем на стол.
Айзек целует меня. Его поцелуй сначала
жёсткий, будто он зол, но, когда я прикасаюсь к его
л и ц у , мужчина
смягчается.
Когда он медленно
скользит своими губами по моим, а его язык
проникает в мой рот и обратно, я расслабляюсь. Мои
ноги отрываются от стола и обхватывают его за
талию. Тепло; тепло на внутренней части моих ног,
тепло во рту, тепло зажато между моих ног. Айзек
наклоняется и тянет мой халат, открывая себе путь. Я
поднимаю руки, чтобы освободиться от халата и
обнимаю его. Потом он перекатывает меня, так что я
оказываюсь сверху. Я сажусь, и он поднимает меня за
талию, пока я не соприкасаюсь с его эрекцией. Он
здесь и прикасается ко мне. Всё, что нужно сделать
— опуститься вниз, и Айзек будет внутри меня. И я
хочу, чтобы он был. Потому что мне нужно трогать и
быть тронутой.
Но
Айзек
не
спешит.
Он
продолжает
удерживать меня за талию. Думает о своей жене. Я
думаю о его жене. Собираюсь сказать ему: «З абудь
об этом», когда мужчина резко отпускает хватку на
моей
талии.
Без
замешательства,
и
без
предупреждения, я опускаюсь на него. Из меня
вырывается стон, громкий. Это стон, я вас уверяю.
Одну минуту я была пуста, и в следующую —
наполнена. Глубокая, медленная паника. Он не
принадлежит мне. Что я делаю? Я пытаюсь
подняться с него, но Айзек хватает меня за запястья и
разворачивается, прижав к столу. Медленно целует,
прикасаясь обеими руками к моему лицу, всё время
медленно двигаясь внутри меня.
— Я хочу быть с тобой, — шепчет он мне в рот.
— Прекрати.
И я прекращаю. Позволяю ему целовать, и
гладить, и трогать, и не борюсь с ним. У нас был секс
только один раз; в дождь, на карусели, и я сверху.
Теперь всё ощущается не как секс. Это нечто более
интимное. Никогда не занималась этим так, как
сейчас. Ни с кем. Даже ни с Ником. Никогда не
зарывалась
пальцами
в
волосы
мужчины
и
самозабвенно не стонала и не желала, чтобы он был
так глубоко, как только может, потому что вс ё это
ощущалось более реальным. И мужчина никогда не
утыкался лицом в мою шею и не стонал так, как
будто каждое движение внутри меня стоит этого.
Но мы здесь, на столе, двигаемся вместе и
занимаемся тем видом секса, который душит, и
одновременно является нежным и грубым. Айзек
дотрагивается до меня везде. Его пальцы скользят по
моей груди, спине и бёдрам. От этого я чувствую себя
красивой, а не уродством, в которое меня превратила
жизнь. Когда Айзек находится во мне, я забываю обо
всём. Забываю, что я пленник, и что кости сломаны,
и что мы чуть не умерли. Забываю, что у него кто-то
есть. Забываю, что меня изнасиловали, и что у меня
нет груди. Забываю, что я всю жизнь тяжело
боролась за то, чтобы ничего не чувствовать. Айзек
занимается любовью со мной, и всё, что я чувствую
прямо в этот момент — что я чего-то стою.
Айзек несёт меня на кровать и опускает на
матрац. Я чувствую его влажность на своём бедре,
пока он забирается в постель и ложится рядом со
мной. « Обними меня», — молча прошу я. Это лишь
слова в моей голове, но Айзек приближается и
обнимает меня. Я закрываю глаза.
Пим-пам, пим-пам...
Страх лёгким шагом танцует вокруг меня. Он
обольстительно шепчет мне в ухо. Мы влюблены,
страх и я. Он позвал меня, и я позволяю ему войти.
Прочь. Говорю я ему. Пусти, позволь мне уйти,
позвольте мне уйти, дай мне уйти.
— Солги мне, Айзек.
Кончики его пальцев рисуют причудливый узор
на моём плече.
— Я не люблю тебя.
Он не видит моё лицо, но оно искажается:
ресницы, губы, линии морщин на лбу.
— Расскажи мне правду, Сенна.
— Не знаю, как, — выдыхаю я.
— Тогда солги мне.
— Я не люблю тебя, — заявляю ему. Я тону под
тяжестью сказанного.
Айзек обнимает меня сзади, а потом нависает
надо мной, его локти упираются по обе стороны от
моей головы.
— Истина для ума, — говорит он, — ложь для
сердца. Так что давай просто будем лгать.
Я целую человека, которому лгу. Он целует
меня искренне. Я освобождена.
Через два дня Айзек заболевает. Это болезнь,
которая пугает меня. Сначала, когда я спрашиваю, он
г о в о р и т , ч т о ничего
серьёзного.
Но
теперь
крошечные капельки пота собираются у него на лбу и
над верхней губой, как конденсат. Я прищуриваю
глаза, наблюдая за ним, пока мы едим. Мужчина явно
заставляет себя есть. Его кожа выглядит как воск:
блестящая и бесцветная.
— Хорошо, доктор, — говорю я, откладывая
вилку. — Определи диагноз и скажите мне, что
делать.
Я стараюсь шутить, но что-то во мне говорит,
ч т о дела плохи. У нас больше нет никаких
антибиотиков. На самом деле у нас нет ничего. Чуть
раньше я проверила наши запасы: пара тюбиков мази
от ожогов и слишком много бинтов и спиртовых
салфеток. Мы пытались сохранить энергию и
использовали поленья из колодца, но и их становится
всё меньше и меньше. Я вдруг понимаю, что слишком
долго жду ответа от Айзека. Он уткнулся в свою
тарелку, на самом деле не видя ничего.
— Айзек... — Я касаюсь его руки, и мои глаза
округляются. — Я бы сказала, что у тебя жар.
Мои губы пересыхают. Я провожу по ним
языком, наблюдая, как лихорадит Айзека.
— Давай отведём тебя наверх, хорошо?
Он кивает.
Через
час Айзек начинает бесконтрольно
дрожать. Я помню, меня тоже так трясло. Но моя
дрожь была эмоциональной. Тело борется с недугами
— эмоциональными или нет — одинаковым образом.
Айзек всегда был тем, кто отгонял мою дрожь. Я не
могу сделать то же самое для него. Ему нужно то, что
моё тело не может ему дать.
Я не могу заставить его проснуться. Он так и не
сказал мне, что делать. Его тело горит, сильно, но в
комнате моро зильник. Держать ли его в тепле или
сбить температуру? Я сижу рядом с ним и пытаюсь
молиться. Если я близко наклонюсь к лицу Айзека,
то почувствую тепло, исходящее от его кожи. Никто
не учил меня, как молиться. Я не знаю, кому молюсь:
ожиревшему богу, который всегда ухмыляется? Богу с
головой женщины и с туловищем мужчины? Богу с
дырами на кистях рук и ступнях? Молюсь всему что
можно. Мой рот движется со словами, умоляющими
словами. Я никогда раньше не говорила с Богом.
Отчасти винила его за всё плохое, что случилось со
мной. Я утверждаю, что нет, но это н е так. Обещаю
никогда не винить Бога снова, если он только спасёт
Айзека.
Думаю, он услышал меня, когда Айзека
внезапно перестаёт трясти. Но когда я опускаю
голову к его рту, то чувствую не глубокое дыхание. Я
