Девять минут (ЛП) - Флинн Бет (полные книги .TXT) 📗
- О, здесь и вправду неплохо. Все комнаты выглядят также хорошо?
Она не ответила, но посмотрела на меня, словно говоря: «Шутишь что ли?».
Я присела на край маленького дивана. Она разместилась на краю огромного кресла и просто уставилась на меня.
- Так ты должна помочь мне осмотреться? Что в точности это означает?
Ответа не последовало. Мо встала и прошла на кухню, затем открыла холодильник и достала содовую. Она вскрыла банку, подошла и вручила ее мне. Сказав «спасибо», я поставила напиток на низкий кофейный столик, не сделав ни глотка. Хотя, если подумать, во рту у меня пересохло, пожалуй, глоток был бы кстати. Так что я отпила из банки.
Думаю, она заметила, что я расчесываю места укусов комаров, потому что она снова встала и прошла через кухню в следующее помещение, я полагаю, это была спальня, совмещенная с ванной комнатой. Вернулась она быстро и без слов передала мне бутылку антисептика и ватный шарик. Она кивнула на мои руки, и я поняла, что мне предлагается обработать укусы. В голове немедленно пронеслось: «Хорошо, значит, она не совсем бесчувственная. Только внимательный человек побеспокоился бы о такой глупости, как комары». Я тогда даже близко не понимала: не будь она внимательной, ей бы пришлось серьезно поплатиться за это.
Я продолжила болтать ни о чем, протирая укусы смоченной в лосьоне ватой. Мо по-прежнему отказывалась отвечать мне, как я ни пыталась вовлечь ее в разговор. Никогда прежде я не встречала кого-то, столько лояльного к своему лидеру. Наверное, у них есть какое-то негласное правило – с пленниками не брататься.
Ох, в таком контексте я не думала об этой ситуации, но по сути – вот оно, точное определение. Пленница. Меня удерживают против моей воли. Я обязана добраться до телефона. У меня появился план. Не самый лучший, но если я буду вести себя, как ни в чем не бывало, возможно, смогу провернуть задуманное. Кто знает? «Может, я и не пленница на самом деле», - одернула я себя. Возможно, я чрезмерно эмоционально реагирую. Все это не по-настоящему. Просто похоже на сюжет из какого-нибудь фильма.
Я жадно приложилась с содовой. Когда в банке почти ничего не осталось, я встала и непринужденно сказала: «Допила, спасибо. Мусорное ведро на кухне?». Не дожидаясь ее ответа, я пошла на маленькую кухню, делая вид, что ищу, куда выкинуть банку. Левой рукой я, словно невзначай, потянулась к телефону на столешнице. Не успев поднять трубку, я почувствовала ее позади и замерла, как вкопанная. Одна рука все еще на трубке, другая с банкой зависла над раковиной. Маленькая, тихая Мо держала нож у моей шеи.
- Ээй, Мо, в этом нет нужды. Я просто хотела сделать звонок. Сказать родителям, где я. Они будут беспокоиться и все такое.
Она убрала нож, я повернулась и увидела, что она смотрит на меня также, как когда я спрашивала, все ли комнаты так хорошо выглядят. Нет, маленькая скромница Мо не была дурой. Она была легкой, неслышной, но вполне в состоянии навредить мне. Блин, она ведь могла быть в моем положении несколько лет назад. Но этого я точно не знала.
Запинаясь, я пыталась объясниться: «Я просто напугана. Я не знаю, что со мной будет теперь. А ты знаешь? Почему ты ничего мне не говоришь? Если бы ты просто рассказала, что происходит, или чего мне ожидать, я бы смогла взять себя в руки».
Она была ниже меня, но мы стояли совсем близко, и я могла детально рассмотреть ее лицо. У нее были красивые глаза, даже под всем этим макияжем, и я убедилась, что у нее прекрасная кожа. Ее улыбки я еще не видела, так что ничего не могла сказать о ее зубах.
Ни одна эмоция не отразилась на ее лице, пока она изучала меня. Я была потеряна. Я осталась одна. Эта мелкая «потенциальная подружка» вовсе не была мне другом. Она просто делала свою работу.
Она приоткрыла рот, словно собираясь сказать что-то. Наконец-то, хоть какой-то ответ. Слово утешения. Хоть что-то.
И вот тогда я заметила, что у Мо нет языка.
Глава 4
Впервые за всю жизнь я произнесла слово, прежде не сходившее с моих губ: «Мама». Я хотела к своей маме.
Я родилась на Валентинов день в 1960 году. Моя мать назвала меня Джиневра Лав Лемон*. Да, это мое настоящее имя. Чтобы понять, как я его получила, вам придется понять мою мать Делию – безнадежного романтика и хиппи. Но прежде, чем вы осудите ее за то, что она так нелепо назвала меня, вам стоит знать: в конечном итоге, мое имя приведет Армию Сатаны к краху.
? Джиневра/Guinevere – очень старомодное английское имя, Лав/Love - «любовь», фамилия Лемон/Lemon – «лимон». Замешательство героини насчет своего имени можно понять – Джиневра Любовь Лимон, если буквально.
Делия Лемон забеременела мной в период ее жизни в коммуне хиппи и никогда не пыталась установить, кто в точности являлся отцом. Она встретила моего отчима Винса на протестах против войны, когда мне было около шести лет. Они поженились три года спустя на Вудстоке. О да, я была на Вудстоке. Я сказала вам, что они поженились, но я не знаю, было ли это событие официально зарегистрировано. Она по-прежнему использовала свою собственную фамилию – Лемон.
Она была слишком крутой, чтобы называться мамой, поэтому я всегда звала ее Делия. Делия Лемон была чудаковатой. Мне нравится сравнивать ее с миссис Джонсон из песни «Harper valley PTA». Помните ту песню? Где Ассоциация учителей и родителей передает через маленькую девочку записку ее матери, в которой выражается крайнее неодобрение ее воспитания. Эта мама отправляется на следующее собрание Ассоциации и устраивает там выволочку каждому присутствующему.
? В песне миссис Джонсон появляется на собрании в провокационной мини-юбке и обращается поименно к членам собрания, упоминая их собственные грехи, - кто-то пьет, кто-то домогается своей секретарши и тому подобное. В конце песни она обращается к собранию с вопросом: «И у вас хватает наглости заявлять, что я, как мать, плоха?».
Я думаю, нестыковка в этом сравнении заключается в том, что мама из песни больше заботилась о своей дочери и о ее репутации, чем Делия заботилась обо мне. Делия не была плохим человеком. Просто все правила ей были безразличны. Ее действительно не волновало, что подумают люди. «Дети цветов» - так называли хиппи, и Делия была классическим их представителем. Она просто плыла по течению.
Я все еще помню ужас на лице моей первой учительницы, когда она узнала, что я не зову свою мать «мамочка». Я называла ее по имени. Так было всегда. Помню, однажды я спросила Делию, кто такие «мамочки», потому что у всех моих друзей они были, а она со смехом отмахнулась, добавив, что в ярлыки она не верит. Я была слишком маленькой, чтобы понять, что это значило.
Делия работала в магазине здоровой еды еще до того, как подобные магазины стали популярны. Она выращивала собственные травы и марихуану. Подбирала бродячих животных. Она никогда не носила бюстгальтеров, а в ее гардеробе были сплошь топы и длинные волнистые юбки с растягивающимися поясами. Она ходила босой так часто, как предоставлялась возможность. Ее темно-русые волосы были разделены посередине пробором и всегда заплетены в две косы, доходившие ей почти до талии.
Ей нужно было убедиться, что я накормлена и всегда одета в чистую одежду для школы. Ну, почти всегда. Мятую, но чистую. Это была вершина ее материнства.
Дома всегда было множество горшечных растений, подвешенных на замысловатые держатели, сделанные вручную в технике макраме. Всегда тлели ароматические свечи и благовония. И хотя Делия работала в магазине здоровой еды, сама она выкуривала по пачке сигарет в день, пока Винс не заставил ее, наконец, бросить. Я привыкла зажигать свечи, чтобы их аромат перекрывал запах табака. Позже это станет моей привычкой, не зависящей от того, что Делия бросила курить.
Винс был водителем грузовика, доставлявшего пиво. Он был на этой работе столько, сколько я помню его. Не могу сказать ничего плохого о Винсе. Он был нормальным парнем.