Немой крик (СИ) - Дана Стар (электронная книга TXT) 📗
Тот самый ублюдок, который только что поглумимся над моим телом, снова перекинул меня через плечо и потащил в неизвестном направлении, напевая себе под нос развесёлую морскую частушку, одновременно покуривая самокрутку.
Меня накрыла неизлечимая апатия. Сил на борьбу не осталось. Продранной тряпкой я просто повисла на его бетонном плече, кусая язык до крови, от невозможности выругаться, от невозможности просто хотя бы закричать!
Боже! А как же мне хотелось орать во всё горло! Звать на помощь, умолять о пощаде! Материться, угрожать, драться до последнего вздоха, отстаивая свои права!
Бесполезно.
Я просто жалкое, отравленное жесткой судьбой ничтожество. Безродная нищебродка, шалашовка, грязная оборванка!
Никому я не нужна.
Никто искать не будет.
Не человек я. А вещь. С которой в праве делать всё, что вздумается.
— Эй, Боцман! Ты где шляешься?? Как обычно, да? Червяка своего наяриваешь?
Мы подошли к одному из контейнеров, рядом с которым, покуривая приторно пахнущую дурь, стояли несколько неизвестных мужчин в застиранных матросках.
— Заткнись, капитан Барбоса, ёпте! Я успел. Эта последняя! Коли уже давай ей жопу, спать укладывай и жрать айда! Чёрт! Как же бухнуть охота!
— Ты глянь, довольный какой! Что, поимел небось эту цыпочку! Башкиров если узнает — сам тебя поимеет. На торги выставит, яйца подрежет и платье напялит. Станешь вылитой тёлкой! Там на этом, как его там… А! Грёбанном Ко-Ронге тебе цены не будет! Ах-ха-ха! Извращенцев до хрена хватает!
— Иди ты нах*й! Да не узнает он. Я же её это… только потрогал.
— Ну смотри, не подставляй товарищей. С нас тоже спросят. В бумагах сказано, что она целка.
— Ага! Целее некуда! Ну всё! Харэ трепаться! Коли давай!
Я нервно дёрнулась, когда чья-то грубая лапа задрала мне юбку.
— Классная! Попка-то ураган! Кукольная, миниатюрная, но мягонькая… Я б вдул!
— Заткнись уже и слюни подбери! Эта элитная шлюха тебе не по карману. Она, говорят, особенная.
Они заржали, а я жалобно застонала, когда почувствовала жгучий укол в области ягодицы, а затем не менее грубый шлепок.
После укола, примерно через пару минут, почувствовала, как куда-то улетаю. В иную реальность. Такую тихую, беззаботную. В которой хочется остаться навсегда. Мышцы слабеют, разум отключается, и я засыпаю, пока эти чёртовы ублюдки бездушно швыряют меня в один из тех грязных, покрытых ржавчиной контейнеров, в котором холодно, моторошно и воняет навозом. Вместо одеяла — отсыревшая солома, вместо туалета — железное ведро.
— Сладких снов, куколка! Жаль отблагодарить за услуги не чем. Я сейчас на мели.
Надменный хохот, противный скрип металла, и беспросветная, пугающая тьма.
Душа рыдает от одиночества, сердце захлёбывается в крови, глаза жжёт от бесконечных слёз.
Это конец.
Назад дороги нет и не будет.
ГЛАВА 4.
Я уже давно потерялась во времени. Казалось, будто я находилась в этой замкнутой клоаке целую вечность. То открывала глаза, то снова проваливалась в сон. Периодически меня рвало и тошнило. То ли от бесконечной качки, то ли от наркотика, то ли от голода, то ли от всего это дерьма разом. В контейнере было холодно и темно. А ещё, как оказалось, там я находилась не одна. В этой ржавой клетке для обезьян, жалобно постанывая, забившись в дальний угол, лежала ещё одна девушка.
Я до озноба, до потери сознания боялась темноты. Если бы не транквилизатор — наверно моё сердце бы точно не выдержало.
Потому что в приюте воспитатели часто запирали меня в подвале с крысами, оставляя гнить на сутки в могильной тьме. Просто потому, что не хотела есть их похлёбку из куриных лапок и пить чай с плесенью. А в недоваренной крупе обычно попадались крысиные шарики. Однажды я высказалась об этих ужасах в письме, которое тайно попыталась отправить в социальную службу.
Но заведующая, узнав о моих намерениях, очень разозлилась, приказав уборщице принять воспитательные меры, чтобы доказать мне, что ябедничать — не хорошо!
Лариса Викторовна за этот инцидент жестоко избила меня кожаным армейским ремнём с массивной металлической пряжкой. Без капли жалости. До кровоточащих ран. И даже до шрама. На шее… У меня до сих пор остался уродливый рубец в области шее, в районе затылка. А ещё она грубо окунула меня с головой в эту рвотную похлёбку из остатков куриных потрохов.
С тех пор я больше никогда не жаловалась.
С тех пор я полностью замкнулась в себе.
С тех пор я до потери сознания боялась темноты и замкнутого пространства.
***
Из вынужденного сна меня снова выбросило в холодную реальность.
Девушка, с которой нас поместили в один контейнер, истерически забилась в дальнем углу ящика. Я ненадолго пришла в себя, от того, что она нервно ворочалась и била ногами в металлические стены наглухо запечатанного бокса. Но у меня не было сил, чтобы хоть как-то помочь бедняжке. Я не могла двигаться. Физически. Тело будто парализовало опасным ядом.
Бедняжка что-то мычала, стучала, пыталась кричать… Но никто не приходил. Вероятно, ей просто заклеили рот, а тело сковали цепями.
Через несколько минут она затихла.
У меня от этой страшной тишины волосы на всём теле дыбом встали.
Попробовала подползти — бесполезно.
И снова сознание отключилось, растворяясь в беспощадной действительности.
***
Под утро, кажется, меня разбудили чьи-то сумасшедшие вопли.
А когда я открыла глаза — увидела голубое-голубое небо.
Без единой тучки. И тёплое солнце. От которого телу стало немного теплее.
— Твою ж маааать!!! Вы уроды, бл*ть! Чё делать-то теперь?? В контракте ясно было сказано шестнадцать дырок! Шест-над-цать!!!
— Босс, не паникуйте! Может она просто спит??
— Ты что, сука, тупой что ли? Не дышит она! Не дышиииит!!! Как лёд холодная, а во рту засохшая пена! Вы твари все до единого за это ответите! Понятно!!! Кто на вахте дежурил?
С адским трудом подняла голову и увидела Григория.
С виду он напоминал бешеного кербера. (P/S: в греческой мифологии - это пёс, охраняющий выход из царства мёртвых).
Я лежала на полу, прямо на палубе, по-прежнему связанная по рукам и ногам, а мужчина, размахивая пушкой, безжалостно отчитывал моряков, периодически раздавая подонкам мощные пощёчины.
Взгляд правее — и у меня перехватывает дыхание. В нескольких метрах от контейнера лежит некая фигура, с головой прикрытая грязной тряпкой. А из-под этой тряпки выглядывает рука. Рука женщины. Бледная. Тощая. Без единого намёка на жизнь.
О, Господи!
Это ведь неправда!
Это просто мираж.
Я все ещё без сознания, под действием наркотика и у меня галлюцинации.
— Кто на вахте этой ночью дежурил?? Кто, сукааа!?? — Григорий схватил одного из матросов, швырнул его на пол, приставив к голове дуло пистолета.
— Пожалуйста! Пожалуйстаааа! Не надо! Не я это! Не я!!! — матрос истерически взмолился, — Боцман! Он дежурил!
— Где он?
— Отсыпается, видать! Я говорил ему, чтобы не жрал много, а он переборщил, видимо! Водка палёной оказалась… Сам гнал и сам траванул...
— Заткнись! Не интересно! Сюда его тащите! Вместо тёлки этой погибшей на панель отправится! И дело его личное мне на руки гоните! Семья есть??
— Д-да. Дочь с женой на кухне поварихами работают. — Выкрикнул один матрос из толпы.
— Это уже что-то! Тогда и их тоже тащите. В мой кабинет.
Клацнув предохранителем пистолета, Григорий вдруг ко мне направился.
На корточки рядом присел, а я сжалась вся как губка, покрываясь ледяной дрожью. Внимательно мазнул по мне властным взглядом, лоб потрогал, пульс прощупал и по щеке как ребёнка потрепал:
— Молодец! Вытерпела! Жить будешь. Ещё немного осталось, моя хороша, моя драгоценная девочка! Мы уже на месте, крошка. Скоро ты озолотишь своего папочку настолько, что он, наконец, купит себе островок на Мальдивах и парочку близняшек-азиаток, которые будут сутками напролёт сосать папочкин толстый член.
