Серое, белое, голубое - Моор Маргрит (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Странно, что пес меня не узнает, думает Эрик. Я друг дома, почему же он при виде меня не виляет радостно хвостом? Привет, старина, расскажи, как дела? Почему ты целую ночь провел на улице? Почему нет огня у тебя в глазах? Пес не реагировал. Только в ту минуту, когда Эрик прекратил гладить его по голове, он словно очнулся и начал суетливо оглядываться вокруг. А потом вдруг взвыл, коротко, но так, что кровь застыла в жилах, — это было похоже на крик тяжелобольного. Господи помилуй! Эрик бросается со всех ног к двери, ведущей в кухню, и находит ее незапертой.
Там витает запах сушеных слив, выращенных в своем саду, домашнего торта, свежевыглаженного белья, намытых шампунем и аккуратно подстриженных комнатных собачек. Магда переводчица. Досадуя на свою сидячую работу, она вскакивает порой и быстро-быстро принимается за какое-нибудь дело, чтобы размять мускулы. Эрик заходит в коридор. Проходя мимо гостиной, он видит в открытую дверь на полках расставленные не по порядку художественные альбомы, некоторые из них лежат на полу в раскрытом виде, чувствуется, что здесь серьезно увлекаются искусством. Роберт владелец завода. Он знает все о французской живописи, это означает «от истоков до Сезанна», потому что «после» Сезанна, как он говорит, все пошло шиворот-навыворот. Случались вечера, когда Эрику из деликатности приходилось опускать глаза, если Роберт повышал голос и слишком уж расходился. А вот по этой лестнице он поднимался лишь считанные разы.
Дверь в спальню открыта. Он идет осторожно, повинуясь инстинкту, ступает на цыпочках. Он уже давно почувствовал, что это его вторжение — неотвратимая неизбежность, назначенная ему вопреки его воле. Он слышит знакомое сипение и свист: две собачки породы пекинес уже успели состариться и дышат тяжело. Странно, что, войдя, он сосредоточил все свое внимание на этой парочке: они забились под стул, лежат и дрожат там, выглядывая из-под складок шелкового сарафана с бретельками крест-накрест. Он долго-долго не отводит от них взгляд, так долго, что кажется, время остановилось. Но в конце концов приходится.
Магда лежит на полу. Кружевная не то комбинация, не то нижняя юбка, складками обхватившая ее талию и бедра, вся пропитана красным. Должно быть, она сползла с постели, пока ее кололи ножом, — на это указывает кровавый след на простыне. Похоже, она пыталась перевернуться на живот, при этом волосы упали ей на лицо. Опустившись возле нее на колени, Эрик смотрит внимательно и видит, что в последние мгновения своей жизни она хотела закрыть глаза. Он врач. Несмотря на то, что истерзанная грудь говорит сама за себя, он щупает пульс. Ее тело уже холодное.
Привычный путь на работу. Выезжая, знаешь, что со скоростью сто сорок километров в час проскочишь поля окрестностей Рейнсбюрха, пронесешься мимо старой, заброшенной трамвайной линии, мимо бывшего кафе. У него уже вошло в обычай въезжать в город в половине восьмого.
Молодая секретарша протягивает список предстоящих на сегодня операций. Операционная номер восемь. Мне нравится ее округлая ручка, пальцы, сужающиеся к концам, аромат, красноречиво свидетельствующий о том, какая она вся чистая и намытая. От густых ресниц падает тень на слегка тонированные щеки, возле губ проходит едва заметная морщинка — след весьма глубоких и противоречивых эмоций. Но полюбить эту женщину — нет, это невозможно.
Работа предстоит довольно простая. Люди обычно удовлетворены результатами хирургического вмешательства, произведенного за умеренную цену. Правда, порой случаются драмы. В канун Нового года всегда приходится дежурить. Как-то привели семнадцатилетнего рецидивиста. При том что у него уже не было одного глаза и части правой руки, и года не прошло, как он опять побывал в переделке. Эрик решил для себя, что изувеченные нос и скулы — не в его компетенции, но глаз надо было спасать. С профессиональной ловкостью он извлек стекло и инородные тела, обработал глаз больного дезинфицирующим раствором, наложил шов, который за три недели должен был постепенно рассосаться сам собой.
Забывшись, он поднял глаза. Роберт! Эрик так и знал, что он где-то тут, сидит на полу, скрывается за распахнутой дверью.
Роберт в нижнем белье сидит, прислонившись к стене, поджав под себя одну ногу и вытянув вперед другую. Кажется, он ранен. Эрик подходит к нему и, присев на корточки, осматривает его руку. На левом запястье несколько неглубоких порезов, течет кровь. Потеря крови совсем не смертельная, но этого достаточно, чтобы человек временно выключился из хаоса реальности.
Он глядит туманным взором и называет друга по имени:
— Эрик.
У его ног валяется нож с узким лезвием. Эрик внимательно осматривает его, ничего не понимая, и наконец задает вопрос:
— Что произошло?
В ответ лишь усталый жест.
— Так, ничего… абсолютно ничего.
На самом деле это не нож, а серебряный кинжал. Предмет непонятного предназначения, который Эрик никогда прежде не видел в доме. Лезвие, кажется, чем-то слегка запачкано.
— Странно, — произносит вслух Роберт.
— Что странно?
— Да этот нож для вскрывания писем.
— В чем он измазан?
Вместо ответа Роберт как-то непонятно ухмыляется, выбрасывает вперед вторую ногу и снова скрывается в алькове затмения рассудка. Эрик очень хорошо понимает его хитрость. Он старается выиграть минуты, протянуть время. Действительно, нет причин спешить. Почему бы и мне не подыграть ему? Слышно, как внизу на улице завелся мотор, затем машина с ревом уехала. Спокойствие. Скоро я начну звонить. Позвоню домашнему врачу и в полицию, скажу: «Произошло нечто ужасное. Немедленно приезжайте. Адрес: Старая Морская улица, номер дома не помню, восемь или десять, тут еще возле калитки собака стоит как вкопанная».
Комната вся светлая и холодная. Окно раскрыто настежь. Эта серая влажная погода, похоже, надолго. Его потянуло закурить, несмотря на то что он уже много лет расстался с этой привычкой, просто иначе трудно будет вынести общество друга детства. Этот кровожадный идиот устроился сейчас на полу. Скоро Эрик подойдет к телефону и станет бить тревогу. Роберту это придется не по нутру. Он, несомненно, решил в ближайшие несколько часов упрямо стоять на своем: смерть Магды Резковой, рожденной 20 ноября 1938 года под Брно, в Чехословакии, эмигрировавшей в 1947 году вместе с матерью в Квебек, в Канаду, в 1963 году вступившей там же в брак с серьезным голландцем, пишущим маслом пейзажи, ему абсолютно до лампочки.
Эрик поднялся и прислонился головой к стене.
4
Стоит Эрику закрыть глаза, как в памяти возникает Магда, выглядывающая из-за облепленной снегом фигуры мужа.
Это было вечером 22 января 1964 года. Роберт пришел, чтобы представить ее им, ему и Нелли, Эрик до сих пор хорошо помнит эту дату, потому что в ту самую ночь родился их сын Габриэл. Итак, Роберт стоял в дверном проеме. Погода была промозглая, по склону дюны летела, кружась, снежная поземка. Гости поднялись по лестнице наверх, Роберт шел первым. В свете лампы, укрепленной над входом, его лицо казалось белым как мел, возле рта клубился пар. Топая у порога каблуками, он почему-то засмеялся с ненатуральной веселостью, затем отступил в сторону и втолкнул в прихожую свою законную супругу.
На первый взгляд она показалась Эрику похожей на служанку — маленького роста, в вязаной зеленой шапочке. Улыбалась открытой и дружелюбной улыбкой. Эрик пожал ей руку, скрывая разочарование.
Днем он совершенно случайно встретил Роберта в поселке. Они не виделись более года, и потому Эрик не сразу решился окликнуть его. Насколько ему было известно, друг его находился в Нью-Йорке, где при помощи наследства, полученного от отца, собирался сделать блестящую артистическую карьеру.
— Эрик!
Человек в лиловом пальто, шедший ему навстречу, неспешно пересек дорогу, втолкнул его в ближайшее кафе и заказал жареную рыбу и вино.
— Ну и дыра! — сказал он, оглядевшись, и принялся рассказывать другу о женщине, на которой он был вот уже месяц как женат.
