Я захватываю замок - Баканов Владимир Игоревич (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
Стоп! Опять насмехаюсь! Я тупица. Тупица. Саймон в восторге от этого, как он выражается, головоломизма (лучшего названия и не придумаешь!) — значит, все действительно чудесно. Американское и английское издательства выплатили отцу аванс, хотя книгу он допишет нескоро. Вероятно, через несколько лет. Первые четыре раздела опубликуют в Америке уже в ближайшем будущем. Может, тогда я угомонюсь?
Если б отец ответил на несколько вопросов! Или Томас ненароком подкинул бы своих гениальных идей! (Открыв тайну «Раздела А», брат решил, что рассказать об остальном «не готов».) Зато мачеха всегда рада поделиться соображениями, но толку от них никакого. Из последних ее шедевров: «космическая значимость» и «сферическая глубина».
Конечно, можно обратиться к Саймону. Вот кто с радостью бы помог! Но затевать с ним личную беседу не хочется — решит, будто я за ним бегаю. Наедине с Саймоном я не остаюсь и вообще стараюсь не попадаться ему на глаза. Сижу, как мышка, пока он не уйдет в Скоутни.
А может, увидеться с ним сегодня? Сбегу с насыпи, когда он выйдет из караульни, и скажу, что хочу обсудить работу отца. Меня и правда интересует книга. Но главная моя мечта — очутиться рядом с ним. Как же проверить, говорила ему Роуз обо мне или нет?
Подожду до завтра. Честное слово, завтра — крайний срок.
Ничего не поделаешь, судьба распорядилась иначе. Саймон вышел во двор… помахал мне рукой… двинулся к мосту… поднимается!
Ладно, главное — не смущаться. Буду говорить об отце, и только о нем…
Сколько полезного можно узнать за час! Но я хочу написать о том, что произошло в конце. Нет, если начну с конца, то забуду начало. А мне дорого каждое слово Саймона.
Мы сидели рядышком на расстеленном пледе. Саймон пришел попрощаться: через несколько дней он уезжает в Америку. Отчасти из-за матери — она предпочитает провести зиму в Нью-Йорке, отчасти из-за книги — хочет застать первую публикацию в журнале и написать рецензию.
— Ваш отец говорит, что я в него вцепился, как терьер в крысу, и треплю, треплю… — улыбнулся он. — Но, по-моему, он рад встряске. Только бы бросить его к ногам нужных людей.
— Саймон, не сделаете мне на прощанье подарок? — подвела я разговор к интересующей меня теме. — Помогите понять, к чему ведет отец в новой книге.
Оказалось, что он как раз собирался это обсудить!
— Я уеду, а положиться можно лишь на вас, — сказал Коттон. — Вы одна поймете… Нет, Томас парень сообразительный, но у него интерес другой — несерьезный, я бы сказал, детский. Мистеру Мортмейну необходимы в первую очередь вы, ваше понимание.
Вот это новость! На душе сразу потеплело.
— Да, я очень хочу разобраться. Только он не станет мне ничего объяснять. Почему так, Саймон?
— Каждый должен найти ответ сам — в том и суть загадки.
— Но ведь нужно знать принцип, по которому разгадываются ребусы.
Саймон ответил, что именно поэтому решил со мной поговорить. С позволения отца, конечно.
— Есть конкретные вопросы?
— Уйма! Во-первых: почему произведение — сплошная головоломка?
Коттон рассмеялся.
— Вижу, начали с самого вкусного! Постичь логику творца невозможно. Во всяком случае, мистер Мортмейн здесь не первопроходец. Мир, созданный Господом, по сути, загадка.
— Да уж, — фыркнула я. — До сих пор все в растерянности… Но зачем отцу брать пример с Него?
— Думаю, так поступает любой творческий человек. Хотя, наверное, каждый человек — потенциальный творец. И цель мистера Мортмейна — пробудить в людях творческое начало. Изучая его книгу, они сами участвуют в созидательном процессе. А созидание равно открытию. В том смысле, что все уже создано иной силой. Назовем ее Богом, если так понятнее. Остается только это отыскать.
Воображаю, с каким озадаченным лицом я слушала Саймона, потому что он вдруг сказал:
— Наверное, мои объяснения никуда не годятся. Подождите… Соберусь с мыслями.
Прикрыв глаза, он задумался — точь-в-точь как на первое мая. Однако в этот раз я лишь скользнула по нему взглядом: нечего себе потакать, будоражить чувства. Даже о его отъезде вспомнить не смела. Вот уедет, тогда… Времени на размышления будет много.
Наконец Саймон заговорил.
— По мнению вашего отца, интерес людей к ребусам и головоломкам — нечто большее, чем желание занять досуг. Возникает он в раннем детстве. Вероятно, это следствие вечного любопытства, попытки выяснить, откуда же мы взялись. В процессе поиска накапливаются знания. Эти упражнения для ума развивают больше, чем любая другая интеллектуальная деятельность. Таким образом мистер Мортмейн хочет донести до читателей свои идеи.
Я попросила его повторить объяснение помедленней. И вдруг — о чудо! — картинка сложилась!
— Но как оно действует?! — воскликнула я.
Тогда Саймон предложил мне вообразить кроссворд.
— Пока его разгадываешь, в голове проносятся сотни образов. Так вот, в загадках вашего отца к общей сумме образов прибавляется вложенный им смысл. А к общей сумме всех разделов, ребусов, головоломок, схем, ходов прибавляется его философия поиска-созидания. Кстати, полагаю, в книге появится и детективный раздел.
— И при чем тут гуляющие зайчики? — немного насмешливо осведомилась я.
— Наверное, задают нужный тон. Представьте: вы — ребенок. Первые загадочные символы в жизни ребенка — буквы. Представьте, будто вы их не понимаете. Теперь сложите буквы в слова. А слова превратите в образы. Почему вы хмуритесь? Я заморочил вам голову?
— Нет-нет, — быстро отозвалась я. — Все ясно, только… Ох, Саймон, мне так обидно! Зачем отец усложняет? Почему не объяснит простым языком?
— Потому что многое нельзя объяснить простым языком. Опишите простым языком… красоту. Тогда поймете, о чем я.
И добавил, что в искусстве определенность почти невозможна. Задача искусства — вызвать ответную реакцию. А без новаторства и экспериментов, вроде отцовских, оно закостенеет.
— Не обижайтесь. Хотя, наверное, это естественно. Подсознательный страх неизвестного.
И мы обсудили другие, поначалу не принятые, новшества: последние квартеты Бетховена, современную музыку, работы великих художников, которыми теперь все восхищаются. Саймон говорит, что в литературе по сравнению с другими видами искусства новое встречается редко, поэтому отца нужно поддерживать.
— Ладно, буду поддерживать, как смогу, — вздохнула я. — Я еще немного досадую, но постараюсь не подавать виду.
— Не подавать виду не получится, — покачал головой Коттон. — Досада помешает восприятию. Господи, как же перетянуть вас на сторону отца? Ладно, смотрите… Вы все-все чувства можете выразить в дневнике? Все укладывается в славные крошечные слова? Не сносит постоянно в метафоры? Изобретатель метафоры — гений! Это теперь мы ее используем не задумываясь. Работа мистера Мортмейна в некотором роде — продолжение метафоры.
И правда, сколько же я мучилась, описывая свои чувства в день летнего солнцестояния! А, в конце концов, сравнила день с похожей на собор аллеей. С тех пор те образы навсегда связаны для меня с летним праздником и Саймоном. Кстати, непонятно, как образ сливается с реальностью. Почему одно — продолжение и украшение другого?
— Неужели отец пытается описать столь не поддающееся описанию?
— A-а! Вижу, что-то в голове сложилось! — обрадовался Коттон. — Можете объяснить?
И зачем я вспомнила день летнего солнцестояния? Зачем вспомнила о любви к Саймону?
— Э-э-э… ну уж не славными и не крошечными словами, — довольно беспечно ответила я. — Но досада прошла. Все будет хорошо. Я на стороне отца.
Мы начали гадать, что же подвигло его взяться за работу. Помогло ли ему заточение в башне? Думаю, наверняка никто не скажет.
Саймон предположил, что повлияло многое.
— Наш приезд, например. И мама. Она мертвого расшевелит. Возможно, библиотека в Скоутни. Я нарочно раскладывал там то, что могло заинтересовать мистера Мортмейна. Посидев под замком, он явно эмоционально расслабился и прекрасно осознает, что началом обязан вам. Благодаря «зайчику», оформилась главная идея: ребенок учится читать.
