Уравнение с одной переменной (СИ) - "Motoharu" (читать книги полностью без сокращений txt) 📗

Уравнение с одной переменной

Стань моей птицей,

Стань моей птицей,

Чтобы во мне повториться,

Чтобы во мне повториться.

Стань моей кровью,

Стань моей раной,

Чтоб задыхаясь на плаху,

Чтоб на прощанье не плакать,

чтоб в четыре крыла по периметру неба,

Чтоб кричали тела горячо и нелепо,

чтобы высохшим ртом по периметру пульса:

Не целуйся!

© Ночные снайперы

- Щекотно.

Невозможно привыкнуть к дыханию там, где нельзя, к мягкости знакомых губ, которые всего минуту назад были на губах, а теперь задумали нечто иное.

- А с этой стороны было не щекотно, - смеётся, целует. И хочется выгнуться навстречу, чтобы снять это тянущее напряжение. Бесстыдно, развратно, просить, требовать, умолять… только быстрее…

- С той не щекотно… а с этой щекотно.

И опять горячо, и всё плывёт, влажные вздохи, переходящие во всхлипы. Руки скользят по стене - холодная. Хочется прижаться к ней пылающей щекой, но… опять забыл, что хотел. Не стоит смотреть вниз, просто закрыть глаза и довериться.

«Она жуёт свой орбит без сахара

И вспоминает всех, о ком плакала…»

Откуда-то извне запел Сплин и стал активно буравить стол. Костин телефон. Я его ненавижу… всей той своей частью, которая ещё способна хоть что-то соображать.

- Не теряй мысль, - улыбнулся Костя, всегда бодрый, даже когда вытворяет эти безумные вещи, и, ловко перегнувшись через меня, подхватил всё ещё разухабисто голосящий мобильник. Лицо Кости на мгновение стало серьёзным - не любил он незнакомые номера.

- Да, слушаю, - он медленно сел на кровати и слегка сгорбился, так, словно ему дали в руки тяжёлые сумки. Сердце тревожно сжалось, но я не посмел прикоснуться к нему. По лицу было понятно, что это слишком личное, то, что я не смел тревожить. – И что тебе нужно? Она уже во втором классе, представляешь? А ты только проснулась!

Костя со злостью сжал в руках простыню, мельком глянул на меня, и не увидел. Сейчас он был далеко. Но меня это нисколько не задело, даже наоборот, заставило волноваться. Кто-то спрашивал про Лену. Зачем?

Я слышал, как из динамика доносится чей-то очень высокий голос, он говорил и говорил, а Костя молчал и становился всё мрачнее и мрачнее.

- Нет, я к тебе её не повезу. Она даже имя твоё забыла, к счастью. Да, я занят. Больше не звони мне.

Костя нажал отбой и кинул телефон на кресло. Я подумал, что он сейчас бы с огромным удовольствием скинул его с десятого этажа. Ещё несколько секунд он просидел молча, прямо глядя перед собой, а потом уже обернулся ко мне и бледно улыбнулся.

- Кукушка кукушонку купила капюшон, - проговорил он и, наклонившись, поцеловал в щёку. Я протянул руки и обнял его, ни о чём не спрашивая. Костя сам всё расскажет, если захочет, а если не захочет, то значит, так нужно.

- Моя мать познакомилась с отцом на каком-то фестивале бардовской песни. Отец был музыкантом, пел какой-то бред про нашу родину и первую любовь. Колесил по стране с такими же полоумными как он сам. И вот они встретились нечаянно. Потом разбежались. Через девять месяцев нечаянно родился я. Мать хотела оставить меня в роддоме, ни средств, ни жилья нормального у неё не было, родители отказались помогать, сказали, иди ищи отца ребёнка и решайте это с ним. Конечно, она никого не нашла, да и где? От подруги узнала адрес его матери, привезла ребёнка ей. Обрисовала всю ситуацию, а я уже тогда был белый и на отца похож, как две капли воды. Бабуля нисколько не усомнилась, что я её внук. При таком-то папане попробуй усомнись!

Костя сжал мою руку и положил к себе на грудь. Я чувствовал, как бьётся его сердце. Спокойно.

- Конечно же, она обещала вернуться, как только встанет на ноги, или когда найдёт моего отца. Через двенадцать лет она нашла его опять, у него уже своя семья была, но дурная привычка как вторая любовь, и они опять очень содержательно поговорили. Он обещал уйти из семьи, и что-то там ещё, но, конечно же, кто уйдёт от богатой дамочки, содержащей его и весь его творческий коллектив? И мать моя опять приехала к бабуле с подарком. Ну никак не хотела она воспитывать детей без мужа. Делать могла, а воспитывать - никак. Бабушка взяла и второго ребёнка. Ну не на улице же оставлять или в детдоме? Сказала, что как-нибудь прокормит, тем более я уже тогда взрослый был, мог подрабатывать и учиться. Так у нас появилась Ленка.

Костя погладил меня по голове и потёрся носом о висок.

- Отца своего я видел всего два раза. Он приезжал, когда нас с Ленкой не было дома. Но я раньше вернулся из школы. Стоял этажом ниже, слушал, как он прощался с бабулей, кажется, она плакала. Потом я выбежал на улицу и смотрел, как он садится в дорогую Ауди. Такая чёрная, обтекаемой формы. Я всегда мечтал именно о такой машине. Наверное, тяжело ездить в такой машине, когда у тебя где-то есть двое родных детей. А может, и не тяжело. Как любит говорить бабуля, жизнь прожить – не поле перейти… Она его всегда оправдывает. Наверное, чтобы мы не возненавидели. Но нам просто всё равно. А это хуже, намного хуже. А теперь вот и мать нашлась. Хочет повидаться, а денег на дорогу нет. Как была дурой, так и осталась.

Мы лежали молча несколько минут. Костя гладил мою руку, а я всё думал о том, какая же воля нужна, чтобы остаться человеком в том мире, где нет людей, только тени, жалкое подобие. Безволие и страх правят бал, но остались ещё такие, как Костя, его бабушка… и может, не так он и плох, этот мир?

- Костя… - хочется восхищаться им, безмерно. Шепчу на ухо, знаю, что ему нравится, когда я так делаю. – Я люблю тебя и за маму, и за папу.

Ласковая улыбка трогает его губы. Подействовало. Ещё немного и вернёмся к тому, на чём остановились. Хорошо бы. Люблю, когда из нас двоих - я слабое звено.

- Ты просто человечище, Димка. Давай я тебя за это укушу.

- За это - это за что? – смеюсь я, укладываясь на спину и позволяя делать со мной всё, что угодно.

- Посмотрим на твоё хорошее поведение, - целует в губы, проводит кончиками пальцев по коже над поясом штанов, забирается под резинку, гладит. Я тоже люблю его трогать. Это наш личный культ – прикосновения. По несколько часов можем просто ласкать друг друга, не заходя дальше. Сначала Костя не понимал, какой в этом толк, хотелось всего, сразу и как можно быстрее. Но постепенно я научил его растягивать удовольствие. Иногда этого было вполне достаточно – засыпали как убитые, забыв о том, что, собственно, хотели сделать. Костя потом ходил хмурый, конечно, ему казалось, что он теряет форму – любил придумывать всякие глупости про себя. Этому он тоже, видимо, у меня научился.

- Слушай, Диман, ты и при маме по дому в таком виде ходишь? – Костя сидит за столом, режет огурцы для салата и изредка кидает тёмные взгляды на меня. Спиной чувствую, куда он смотрит и о чём думает. Люблю его провоцировать – знаю, что ему нравятся мои шорты и майка. Я в них ещё в пятом классе на физкультуру ходил. С тех пор я немного подрос. Невинно пожимаю плечами.

- Иногда хожу, когда жарко дома. А что такого?

- Ничего особенного, - хриплый Костин голос вызывает толпу мурашек, которые сбегают от затылка по спине вниз. И щёки начинают загораться. До сих пор не могу привыкнуть к Костиной эмоциональности. – Просто очень короткие шорты.

Оборачиваюсь, слегка прищуриваюсь.

- И что ты предлагаешь с ними сделать?

Костя облизывает губы, резко втыкает нож в разделочную доску и поднимается из-за стола. В груди всё сжимается от предвкушения – сейчас обнимет. Тянет к себе, прижимает. Проводит костяшками пальцев по шее сзади. Чувствую его возбуждение – это заразно.

- Снять их нафиг, - шепчет на ухо, прихватывает губами. Сладко, немного больно, но от этого вдвойне приятно. Костя любит раздевать меня сам. Я ему доверяю, больше чем себе доверяю. И больше ничего не боюсь. И кажется, что так будет всегда.

За окном шуршит дождь. Мы лежим на полу, не двигаясь. Тело приятно ноет, остывая, и лень пошевелить даже пальцем.