Hospital for Souls (СИ) - "Анна Элис" (книги регистрация онлайн TXT) 📗
— Свалили, — ёмко изрекает Намджун, кивая своим шестёркам в сторону выхода с заднего двора.
И Чонгук падает. Валится с колен на мокрый от дождя асфальт, как только его руки отпускают с двух сторон, и, кое-как найдя в себе силы, поворачивается на бок, лицом к Юнги и Намджуну, так и не открыв глаза. Его щёки блестят от слёз, размочивших раны на губах и скулах, а руки, откинутые в бессилии и наверняка отёкшие от такого длительного удержания на весу, валяются прямо перед ним, тыльными сторонами ладоней кверху. Юнги замечает, что его костяшки целы, и осознаёт, что Чонгук даже не пытался пойти против Намджуна. От этого внутри разгорается злость и непонимание, а за ними жалость и желание подойти к нему, лечь на холодный грязный асфальт и отключиться рядом. Тоже от боли, но уже от моральной – такой же сильной, такой же парализующей.
— Интересно, стал бы ты бороться, Чонгук, — Намджун направляется в его сторону, перешагивает через него одной ногой и приподнимает его вверх за порванный ворот чёрной толстовки. — Если бы знал, что в этом нет никакого смысла?
— Намджун, — просит с места Юнги, начиная трястись от увиденного.
Ещё один удар, осознаёт он, и Чонгук не сможет справиться.
Намджуну совсем не весело, как это бывает обычно, когда он наблюдает за тем, как Юнги с Чонгуком колошматят. У него самого на лице какая-то усталость, изнеможение, но он всё равно замахивается на Чонгука, который открывает веки, чтобы посмотреть ему в глаза, и смаргивает скопившиеся слёзы.
— Намджун, пожалуйста, — дрожащим голосом произносит Юнги, всё ещё не в состоянии сдвинуться с места.
Они смотрят друг на друга достаточно долго: Намджун держит Чонгука, а над ним руку, пальцы которой усиленно сжимает в кулак, а Чонгук вглядывается в его глаза как-то до абсурдного понимающе, преданно, и расслабляет согнутые в коленях ноги, готовый принять самый последний удар.
— Давай, — губами произносит Чонгук.
А Юнги начинает часто мотать головой, не веря в происходящее. Как он смеет? Как у него хватает наглости просить о таком? Он ведь знает, что Юнги «на хрен ничего не нужно без него». Это было произнесено вслух, Чонгук тогда не мог не услышать. Он знает, что просьба не привязываться – это чушь, глупости. Юнги признавался в этом в открытую. Чонгук отдавал ему последний хлоргексидин, свои тёплые кофты, держал его лицо в своих руках. Чёрт возьми, он хотел поцеловать, он определённо точно тянулся к его губам своими, а сейчас он вот так просто собирается всё, что есть у них двоих, оставить?
Юнги не позволит. Не даст Чонгуку уйти, не разобравшись до конца, что они чувствуют друг к другу.
— Я согласен.
Звучит оглушающе.
Намджун поворачивает к Юнги голову и неверяще смотрит на него, не опуская кулак, который держит в воздухе.
— Повтори.
— Я хочу быть с тобой, Намджун, — уверенно говорит Юнги, не отрывая от него взгляд. — Давай уйдём отсюда.
Если бы Юнги перевёл взгляд на Чонгука, он больше не увидел бы слёз. Пустоту в глазах – возможно, мольбу заткнуть ему уши и стукнуть посильнее по лицу, чтобы не слышать эти слова в голове на повторе, – точно. Но не слёзы. Однако Юнги не может взглянуть на него. То, что он произнёс сейчас, – не иначе, как конец для них обоих. Но в этом и есть вся суть: Юнги готов потерять их связь, но не готов потерять самого Чонгука. Лучше жить, ощущая внутри тепло от воспоминаний о них и зная, что Чонгук далеко, но жив-здоров и счастлив. Лучше так, чем совсем без него. В таком мире не будет причин просыпаться по утрам и вставать с кровати.
— Что ж… Как пожелаешь, — отвечает Намджун и резко отпускает ворот чонгуковой толстовки, позволяя тому больно приземлиться и стукнуться затылком об асфальт.
Тише, умоляет себя Юнги. Тише, тише, тише.
«Это к лучшему».
«Ты сделал это ради него».
«С ним всё будет хорошо».
Но это совсем не помогает.
Боковым зрением Юнги видит, как Чонгук вновь поворачивается на бок, к ним лицом, и наблюдает за тем, как Намджун возвращается молча, берёт Юнги за руку и ведёт его прочь с заднего двора. Будто это заранее оговорено, будто всё так и должно было закончиться. А Юнги и не сопротивляется: сжимает взаимно его ладонь, словно они всегда были вместе. Лишь поворачивается на один короткий миг, чтобы взглянуть на втоптанного в грязь Чонгука, и натыкается на его влажные красные глаза, полные боли и мольбы не оставлять его здесь одного. Чонгук впервые смотрит на него так. Никогда раньше он не просил Юнги ни о чём и никогда не умолял вернуться. Это дьявольски больно – видеть его таким крохотным, сломленным и отдаляться от него, зная, как сильно он нуждается в поддержке и помощи. Как он бредит про себя и повторяет «Не уходи, не уходи, не уходи», пытаясь крикнуть это одним лишь взглядом, но никто его не слышит.
Это дьявольски больно. Но у них обоих просто нет другого выхода.
Юнги передаёт Чонгуку последнее «Прости меня» и отворачивается, продолжая ощущать его взгляд своей спиной.
Когда кого-то любишь, вспоминает он цитату из интернета, то кожей чувствуешь его боль и беду. Намного сильнее, чем он сам.
Когда кого-то любишь, мысленно добавляет, любая боль удваивается.
========== Part 10 ==========
Комментарий к Part 10
Это соулмейт-ау, в котором все люди рождаются с чёрной точкой сзади на шее. В момент встречи с предназначенным под этой точкой появляется ещё одна, но из-за безболезненности процесса и его локализации многие упускают этот момент и замечают вторую точку лишь по прошествии какого-то времени, поэтому зачастую с точностью не могут сказать, кто именно является их предназначенным.
У всех упомянутых в тексте персонажей уже по две точки.
Важный момент: когда соулмейты признают друг друга, между точками проводится линия.
— Чонгук, — снова зовёт Хосок.
В одиночной палате светло и достаточно тихо. Чонгук лежит на боку, спиной к сидящему рядом с кроватью Хосоку, и, редко моргая, смотрит на улицу сквозь оконное стекло. На небе солнце и в кои-то веки ни одной тучи; наверное, там поют птицы, зеленятся деревья, да и вообще очень тепло. По крайней мере, теплее, чем у Чонгука сейчас на душе. Хосок видит, как тот пытается посильнее укутаться в тонкое одеяло, как сжимается в комок, притягивая к себе колени, но всё равно не может согреться. Все батареи вывернуты на максимум, в помещении душно и нечем дышать, но Чонгук продолжает мёрзнуть, будто одержимый сенестопатиями, и скрывать своё внутреннее состояние от Хосока. От этого откровенно не по себе.
— Я позову врача, хорошо? — осторожно оповещает Хосок, протянув руку и положив её на чонгуков бок. — Ты… держись, ладно?
У Чонгука белая повязка на носу, края которого отекли, а под глазами синяки и кровоподтёки. Доктор сказал, что такое бывает при травме – из-за сильного удара сосуды становятся ломкими и происходит кровоизлияние под кожу. Это выглядит жутко, особенно если брать во внимание факт, что Чонгуку очень больно, хоть он и не заикнулся об этом ни разу, и что из-за отёка ему сложно дышать через нос. Хосок искренне переживает, пока шагает на пост, и мысленно уверяет себя, что Чонгук выкарабкается, как и всегда. А ещё страшно злится на Юнги, который игнорирует и его, и чиминовы звонки. Где его вообще носит, когда с Чонгуком происходит такое?
— Извините, — Хосок буквально повисает на стойке поста, мимо которой торопливо бегает персонал отделения, и робко улыбается медсестре, тут же обратившей на него внимание. — Мой друг, он…
— Что? — доносится со спины. — Что с вашим другом? — врач щёлкает ручкой, протягивает медсестре журнал и переводит заинтересованный взгляд на развернувшегося к нему Хосока. — Он поспал?
— Нет, — мотнув головой, тот поджимает губы.
— А вы?
Хосок виновато смотрит ему в глаза и не знает, что должен ответить. Он просидел около Чонгука всю ночь, и даже если бы очень хотел уснуть, всё равно бы не смог. Настоящая паника – вот, что он испытал, увидев валяющегося на земле Чонгука. С изувеченным лицом, со слезящимися глазами, с содранными об асфальт ногтями. Чонгук продолжал скрестись ими, будто не обращал внимание на боль, и был похож на отчаявшегося человека. Человека, который всё потерял и больше не видел смысла бороться. Хосок многого в жизни повидал, но он был не готов столкнуться с подобным. С окончательно сдавшимся Чонгуком – единственным, кто мог справиться с любыми трудностями и вынести любую боль.
