Вопросы цены и стоимости (СИ) - Абзалова Виктория Николаевна (лучшие книги .txt) 📗
Договорить у него не получилось. На последних словах Ожье откинул голову, резко втянув в себя воздух.
- Ты… - выговорить хоть что-то сквозь сжатые до хруста зубы получилось не сразу. - смеешь говорить, что я способен потребовать с Равиля деньги?!!
На какой- то миг вместо раздавленного виной и вынужденным бессилием человека, вернулся прежний Ожье ле Грие да еще в состоянии лютого бешенства. Но Фейран не Таш, хотя щадить торговца тоже не собирался:
- Ну, с Равиля еще долго ничего не потребуешь! - жестко осадил лекарь разбушевавшегося мужчину, прекрасно зная, как действует на него имя юноши. Я имел ввиду, что Луцато вряд ли захотят видеть тебя благодетелем. Хедва уж точно…
Гнев все еще мутил разум.
- А тебя, значит, в свое время хотели! - в свою очередь нанес удар Ожье. Было бы кому его вычитывать!
- Нет. Потому что не благодетелем, - так же бесстрастно согласился Фейран, напрочь проигнорировав выпад, - за свои ошибки он ответил, - и поправил, добивая окончательно. - Возлюбленным. Вещи это абсолютно разные, но как видно, кому-то для понимания не доступные! Так что вернемся к тому, какую помощь вы хотели оказать Равилю, и обсудим переезд.
На это Ожье возразить не нашелся.
***
Предложенный дом полностью устроил привередливого лекаря, однако как ему удалось уговорить на переезд Хедву - невозможно даже представить. Хотя все высказанные им логические обоснования действительно имели место, женщина упорно сопротивлялась участию Грие, настаивая, что позаботиться о жилье для них способен тот же Давид. И лишь вмешательство самого Давида, поддержавшего доводы Фейрана, что не к чему рисковать зря и привлекать к себе лишнее внимание, заставили женщину сдаться и устало махнуть рукой:
- Делайте, что хотите…
- Вы действительно думаете, что присутствие этого человека способно помочь Равилю? - все же хмуро поинтересовался Давид.
- Да, - твердо отозвался врачеватель. - Чтобы рана зажила, ее надо вычистить.
Давид понимающе кивнул, и однажды утром все они, после недолгих сборов двинулись в новое жилище. Больного юношу тщательно устроили на повозке, обложив подушками и одеялами, по обе стороны от него заняли место Хедва и Айсен. Дорога прошла благополучно, и Равиль даже оживился немного, с любопытством оглядываясь по сторонам.
По приезду, его уложили в приготовленной самой светлой и теплой комнате, юноша выпил лекарство, охотно поел, и спокойно уснул, в то время как остальные занялись хлопотами. Переезд не взволновал его, а причина не вызвала сомнений: каменный двухэтажный дом в самом деле был куда больше, удобнее и даже роскошнее домика приятеля Айсена. И юноша был рад, что по крайней мере, теперь из-за него людям, которые о нем заботились, не придется стеснять себя и ютиться как попало.
Тем более, что мэтр Грие не только позаботился о том, чтобы его «гости» ни в чем не нуждались, но и как можно меньше попадаться им на глаза. Он не удержался, когда они приехали, и увидел достаточно: в чем бы не убеждал его Айсен, но Равилю по прежнему куда нужнее не горе-любовник, грехи замаливающий, а те кто станет готовить бульоны и кашки, поить микстурами и переоденет в чистое.
Он старался иметь дело лишь с лекарем, хотя каждый раз тот умудрялся довести его до бессильного бешенства. Но Хедва воплощала собой живой укор, а случайно услышанный разговор между Фейраном и Айсеном усилил и без того нестерпимо жегшее чувство вины стократно.
Неудивительно, что мальчик до сих пор в настолько плохом состоянии, ибо его болезнь началась отнюдь не с мерзавца Таша, пусть тот и постарался на славу! Равиль намучился еще в борделе, а перекупщикам-агентам его здоровье было без разницы. Придали более-менее товарный вид, и выставили на помост. Потом было короткое пребывание в доме Фейрана, которому тогда ни до кого другого, кроме Айсена дела не было, а потом в его жизни случился Ожье ле Грие… Мужчина вспомнил, как Равиль между занятиями любовью отъедался и отсыпался первые дни, пока не всплыла эта чертова метка, и только зубами скрипнул: уже тогда следовало, чтобы его осмотрел не хозяин-любовник в койке, а врач! Но юноша никогда не жаловался, только стонал в кошмарах, после долгого дня заполненного зубрежкой и новыми обязанностями. В Тулузе прибавились нервные срывы и обмороки, и даже если первое время после побега Таш не издевался над ним, то все равно, вряд ли осторожничал и берег. Не слишком ли много для одного мальчишки, поберечь которого в самом простом смысле никому в голову не приходило?
Равиль поправлялся удручающе медленно, хотя уже сидел сам, а однажды, воспользовавшись, что остался один, попытался встать. Результат оказался вполне предсказуем - в глазах потемнело, закружилась голова, и юноша упал, не сделав и шага.
Со двора услышав грохот через приоткрытое окно, заехавший к ним как обычно, Ожье влетел к нему первым, даже не задумавшись о своих действиях. Разговаривавший с ним Фейран отстал на шаг, а оценив увиденное, принялся ругаться такими словами, грозя привязать дурного мальчишку к кровати, что участие в происшествии мэтра Грие совершенно поблекло.
Больной был незамедлительно водворен туда, куда ему положено, и успокаивать его остался Айсен. Держа юношу за руку, он, как довольно часто делал в последнее время, просто сидел рядом, тихо рассказывая о своей встрече с Филиппом Кером, о том как тот привез его в свой дом, как Керы приняли его в свою семью, всячески помогая и поддерживая, и понемногу переводя тему на семью Равиля, на испереживавшуюся Хедву, весомую поддержку Давида…
- Но они не знают, кем я был… Ничего не знают обо мне… - внезапно прошептал Равиль, невидящим взглядом упершись в окно.
Айсен замер: Равиль начинает вспоминать?
- Они знают, - мягко возразил молодой человек. - Ты бредил и говорил об этом.
Юноша вздрогнул и недоуменно повернулся, произнося уже ясно:
- О чем?
Айсен тяжело перевел дыхание, не сразу справившись с нахлынувшими чувствами.
- Не думай пока, - произнес он так убедительно, как только можно, - ты вспомнишь, когда наберешься побольше сил для того. И сейчас все позади, все будет хорошо!
Равиль слабо усмехнулся в ответ: его так упорно убеждали в этом, вот только что это за «хорошо» - он представлял весьма смутно.
Однако, постепенно дни вошли в ровную обыденную колею. Тревог и волнений не достигало до их тщательно охраняемого убежища, Равиль уже вполне привык к людям, что его окружали и их постоянному присутствию, знал чего следует ждать от них в следующий момент, так что приступы паники и удушья практически сошли на нет.
Возможно, дело было еще и в неявном влиянии Айсена, с которым юноша инстинктивно чувствовал некоторую общность. СудЯ не столько по глубоким шрамам на запястьях, которые становились заметны, когда ухаживая за больным, молодой человек для удобства поддергивал рукава, откуда-то Равиль точно знал, что этот парень сам пережил немало, - гораздо больше, чем говорил, пробуя его утешить… Айсен не назывался его кровным родственником, не сочинял впустую о давней горячей дружбе между ними, знал о нем больше, чем сам юноша о себе сейчас, но Равиль крепко запомнил слова Хедвы, что именно синеглазый спасал его той ночью, а в солнечных глазах и мягком голосе всегда были лишь терпеливая, искренняя доброжелательность к нему… И такая же искренняя надежда.
Возможно для кого-то, решение показалось бы странным, но Айсен жил и дышал музыкой. Слова тех песен, что восхищали и сводили с ума равно толпу и призванных ценителей - казались ему неверными и тусклыми! Они не вмещали и тысячной доли того, что теснилось в сердце, что трогало струны, заставляя вибрировать их в нескончаемой мелодии любви и жизни во всей ее красоте и жути… И потому, он не столько говорил с больным, сколько садился - не рядом даже, а за стеной, у открытого окна, в уголке комнаты, глядя на тускнеющий закат, и играл то, чем до крика болела всегда его душа. О чем она безмолвно пела…
