Раненое сердце (СИ) - "полевка" (лучшие бесплатные книги .txt, .fb2) 📗

И только супруги имеют права и право неприкосновенности перед законом. Они даже могут пожаловаться на своего мужа кади, и тот должен будет дать мужу наставления, как правильно надо обращаться с супругом. В Коране на эту тему есть несколько сунн, которые объясняют права и обязанности и мужа, и его законной половинки. Поэтому супруг имеет права, а вот наложник нет. Я не смогу привезти тебя, как супруга, без моего ребенка, и не смогу объявить тебя своим дыханием. Это значит, своим истинным омегой, потому что на Сабахе все знают, что мое дыхание – Лекси. Привези я тебя вместо Лекси, у моего отца будут большие неприятности в Совете Преданности. Никто не поверит, что я смог найти свое дыхание так просто. У моего отца и так будут неприятности из-за того, что я приеду без Лекси, но это неизбежное зло. На него и так все косятся из-за того, что он создал свой эмират на пустом месте и, более того, он успешен в своем деле. Чужие победы радуют отнюдь не всех, и завистники не преминут потрепать полы его халата при любой возможности.

- Пусть наложником, – Том прикоснулся пальцами к губам Рана, – хоть тушкой, хоть чучелком, главное, с тобой. Видеть тебя, иметь возможность к тебе прикоснуться вот так…

Том потянулся и осторожно прикоснулся к красивым и таким манящим губам Рана. Он дурел от собственной наглости, но эти губы сводили его с ума, они снились ему, как наваждение, и вот наконец, он может к ним прикоснуться. Он сам не верил, что все это на самом деле, но руки альфы мягко обнимали, а четко очерченные и такие горячие губы только дрогнули, когда омега ткнулся в них, как слепой щенок в поисках тепла.

- Сердце мое, ты уверен?

Ран потянулся навстречу всем телом, всем существом, боясь верить в происходящее, и от этого шепота, жаркого, обжигающего, у омеги все волосы стали дыбом, как от близкой молнии. Глаза альфы были, как две воронки, в которые затягивало все вокруг. Том чувствовал его дыхание на своем лице, тепло его тела, и даже то, что так уверенно давило ему на живот. Он растерялся немного, не понимая, что происходит, а потом понял, что от него ждут ответа и усмехнулся навстречу приоткрытым губам альфы.

- Я уверен в этом больше, чем в собственном имени. Томасом меня назвал папа, Фомой меня назвали в храме, но имя, что дал ты, мне нравится больше всего.

Том закрыл глаза, когда губы Рана накрыли его. Сильные, властные, одуряюще вкусные. Тома никто и никогда так не целовал, до одури, до слабости в ногах. Он цеплялся за одежду Рана, у него кружилась голова и ему казалось, что он падает. А Ран, как в трансе, прижимал к себе стройное юное тело, упиваясь его чистотой и доверчиво приоткрытым ртом, как будто омега умирал от жажды, а он был его водой. Но он сам утопал в сладком безумии первой близости со своей парой. Это было невероятно и необычно, знать по малейшему движению тела, по едва уловимой дрожи все желания и ловить встречную волну обожания и восторга. Чувствовать себя желанным, очень нужным и удивительно целым.

Ну да… он ведь нашел свое чудо, свою половинку души, недостающий паззл в картине своего мирозданья, давно потерянный осколок своего сердца. Он очнулся, только услышав стон острого наслаждения. Оторваться от податливых сладких губ было почти невозможно. Как оторвать пластырь от раны, надо собраться с силой воли, прежде чем отпустить влажные и слегка припухшие губы. Том открыл осоловелые глаза и рвано вздохнул, пытаясь прийти в сознание. Для него это было, пожалуй, слишком… слишком сладко, пьяно, волшебно и бесконечно правильно.

- Сердце мое, – просипел Ран и прижал к себе омегу, он бы хотел вжать его в себя так, чтобы больше никогда не расставаться, но он жил в реальном мире и он не хотел обманывать доверчивое создание, – прости, прости, что я не смогу обещать тебе сказку. Что все будет безоблачно и беззаботно. Я не откажусь от своей семьи, даже ради тебя, я нужен своей семье, и вернувшись на Сабах, я буду обязан выполнять все законы и быть образцовым наследником. Так, чтобы моему отцу не ставили в укор, что успех его дела идет за счет воспитания детей. В его эмирате и так слишком много новшеств и отклонений от канона, его успех терпят только из-за того, что у него слишком могущественная родня. И я не должен стать камнем преткновения, после которого он станет открыт для разборов на Большом Совете Меджалис.

- Я понимаю, семья – это важно, – Том погладил альфу по лицу, – но разве я смогу помешать, если просто буду рядом?

- Но будешь ли ты готов принять наши правила и обычаи? – Ран прижал пару одной рукой за талию, не давая отстраниться, а второй прикоснулся к любимому лицу. Как давно ему хотелось провести по шелку щек и увидеть, как любимый ластится к руке, словно кошка, – когда я вернусь, меня принудят взять гарем. Вообще-то, наследнику дарят на шестнадцать лет жеребца, чтобы он оседлал его и доказал свою силу, и гарем, чтобы он доказал свою… хм, взрослость. Мне удалось избежать гарема в шестнадцать только потому, что все знали, что я вернусь домой со своим дыханием – Лекси, который является инопланетным омегой, которые не терпят гаремов. У меня не было гарема в знак уважения к Ошае. Но когда я приеду без него, первое что от меня потребуют ортодоксы, это гарем. На наследников смотрят, как на взрослых детей до тех пор, пока в его гареме не родится первый ребенок. Пусть даже и бета. Тогда устраивается праздник и с того дня наследник считается достаточно взрослым, чтобы в случае беды заменить отца.

- Я понимаю, – Том смотрел в печальные глаза альфы, – я не очень красив, а ты заслуживаешь самого лучшего…

- О-о, – Ран мягко засмеялся, – сердце мое, ты давно смотрелся в зеркало? Разве ты не видишь, как изменился? Ты не только вырос с тех пор, как появился в моей жизни, но и расцвел. Помнишь, однажды я сказал, что ты похож на бутон, который опалил мороз, и он не успел раскрыться? – Ран взял в руки лицо омеги, как драгоценность, – я самый счастливый человек. Я могу видеть, как расцветает мой цветочек. Мой!

Ран быстро целовал любимое лицо. Припухшие со слез глаза, покрасневший кончик носа, нежные щечки, и только лизнул сладкие губы, боясь, что не сможет выплыть из этого омута в трезвом уме. Вместо этого он прижал его к себе, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Он давно уже был один, и тело требовало свое, тем более, что это СВОЕ было самым желанным омегой во всем мире. Но Ран хотел, чтобы его омега, его любовь, сам принял решение поехать с ним, реально осознавая, с чем придется столкнуться. Том обнял своего альфу… своего… своего альфу… даже не верилось, что он может обнять его и услышать, как бьется его сердце. Гарем. Гарем… какая глупость, этот выбор… разве можно выбирать – быть пятым или… не быть. А потом омега услышал, что Ран шептал ему в волосы, и чуть не умер от счастья…

- В первый раз я почувствовал тебя, когда Урия напал на тебя. Я был на лабораторных и вдруг почувствовал ужас и почти сразу резкую боль на лбу. Я не мог понять, что случилось, а потом ты позвонил и я побежал к тебе. Когда я увидел ранку на твоем лбу, там, где я сам почувствовал боль, я растерялся. Я знал, что только истинные чувствуют друг друга, но у тебя не было запаха, да и выглядел ты, как ребенок, и я подумал, что обознался, что это просто совпадение. А потом у тебя была течка, и когда я услышал твой запах, я не знал что подумать, ты пах, как родной дом, как счастье, и мне пришлось уговаривать себя, чтобы оставить тебя там…

Я давно чувствую, когда ты просыпаешься по утрам, когда ты рад или боишься. Это странное ощущение, когда ты смотришь на человека и понимаешь, что у него на душе, мне порой кажется, что еще немного – и я услышу твои мысли. Когда отец говорил мне, что знает о папе все, где он, что делает, в каком настроении, я думал, что отец немного рисуется, как это возможно – ощущать другого человека, как часть себя? Но теперь я его понимаю… Том потерся о рубашку Рана, пытаясь пометить его своим запахом. Было немного страшно, а вдруг это все сон. Ведь ему не раз снилось, как он целуется с Раном, а потом он просыпался, глотая воздух с заполошно бьющимся сердцем. Том поднял голову и уперся носом в подбородок альфы, Ран замер и тяжело сглотнул, а Том вдруг поцеловал дернувшийся кадык. И тихо засмеялся сам себе. Нет. Это не сон. Во сне никогда не было кадыка и полоски недобритой щетины сбоку шеи. Во сне Ран всегда был идеальным и немного светился, а тут все неидеально, вот и пуговица на рубашке, похоже, скоро оторвется, висит на ниточке…