Держи меня (СИ) - Иванова Ксюша (библиотека книг txt) 📗

Держи меня — Ксюша Иванова

1. Ночь

Я держу тебя за руку и всё расплывается.

Успокой меня заново. Мне ужасно нравится,

Как ты выглядишь в этой нелепой шапочке…

Вы слышите музыку во сне? Или только видите картинки? А голоса… звучат ли они в вашей голове по ночам? И, если вдруг слышите, то что для вас эта музыка — напоминание о каком-то событии, состояние души или, может быть, исчезающее к утру ощущение, будто бы что-то слышал, а вроде бы — и нет?

Каждую ночь я слышу музыку. К утру, когда сон особенно беспокоен, когда обостряется физическая боль. Музыка просачивается в мой очередной кошмар сначала отрывистыми бессвязными звуками, потом — нарастающей мелодией. И вот уже: "Я держу тебя за руку…" звучит нескончаемым рингтоном в моей голове. Каждую ночь, вот уже 6 с половиной месяцев…197 чертовых дней…

А утром, которое наступает для меня еще в предрассветных сумерках, утром мой мозг терзает только один вопрос: "Почему я не умер? Почему я не умер с ними вместе?"

Ну, и, конечно, сны… Это, вообще, отдельная история. Я бы сказал, что мне снится один и тот же сон. Но это не совсем так. Обычно в начале я не вижу ничего страшного, но сердце уже стучит сильнее обычного в предчувствии, в ожидании того, что неменуемо должно случиться.

И ЭТО случается…

Я за рулем. Я знаю, что мне некуда торопиться, потому что наш самолет — только через три часа. И мы все успеем. На заднем сиденье в детском кресле сидит мой сын. Два зеленых тиранозавра в его руках то кусают друг друга, то яростно вгрызаются в мое кресло. Когда звучит "Случайно падали звезды…" он бьет по сиденью прямо мне в спину носком ботинка, причем четко попадая в ритм. Это немного раздражает, но я пока сдерживаюсь, хотя еще немного… и: "Сынок, прошу тебя, прекрати стучать!"

(Если бы я знал…. если бы я только знал… я никогда не повысил бы на него голос. Да что там! Если бы я знал, я бы оставил его дома. Если бы я знал, я бы нашел эту тварь заранее и разорвал бы его на куски!)

Раздражение мурашками по коже ползет по рукам, от пальцев вверх под куртку… Но не столько из-за ударов, сколько по причине непрекращающегося нытья на пассажирском сиденье:

— Ромочка, милый… — (ну, какой я тебе, сука, милый? И "Ромочка" в сложенных уточкой, надутых стараниями недешевых хирургов, уродских губах звучит оскорблением). — Ну, может быть, еще не поздно? Я ведь и вещи собрала. Как Вадюша будет без меня?

— Он будет со мной, — мне казалось, я сказал, что называется, как отрезал. Но она, видно, считала по-другому. Потому что лахудра продолжала ныть, пытаясь поймать мой взгляд:

— Я договорилась в издательстве — мне согласны дать неделю в счет отпуска.

Все, что я мог сказать на это, стало бы фразой, состоящей из нецензурных слов. И я бы сказал, но в машине сидел ребёнок.

Стараясь не слушать ее, я думал о том, как мог я пять лет назад жениться на этой лахудре, как мог целовать эти мерзкие губы. Хотя, нужно быть все-таки честным с самим собой, такими они стали уже после нашего развода. И этот факт однажды тоже был камнем брошен в мой огород, ведь денег, что зарабатывал я тогда, на подобные вещи не хватило бы точно.

Только легко доставшиеся деньги имеют свойство быстро кончатся. Особенно деньги спонсоров. Особенно, если тратить их на шмотки и губы…

Наверное, тонкая струйка финансового потока была перекрыта очередным мужиком, не сразу, но все-таки разглядевшим внутри спелой и сочной кожуры гнилую сердцевину.

Мне на этот процесс понадобилось три года, целых три года!

Наконец-то, мы подъехали к дому, где теперь жила лах… Вероника. Нужно было только пересечь перекресток. Я точно видел зеленый на своем светофоре. Соответственно, на светофоре справа должен был быть красный. Я достаточно медленно выехал на перекресток…

Этот момент… за секунду до…. самый страшный. И он самый медленный. Растянутый, разрезанный на кадры, тягучий… Я успел только повернуть голову вправо, туда, откуда неслась на нас большая чёрная машина. Потом, удар. Вспышка — как будто в моем мозгу взорвалось что-то. И тишина.

…. И где-то вдалеке, на самом краешке сознания тихий, прерывающийся всхлипами, голос, держащий меня, не дающий соскользнуть во тьму:

— Ромочка, сыночек, держись… Только не умирай!

Пришёл в себя в больничной палате, не помня (о, это блаженное чувство неведения, незнания, при воспоминании о котором потом, когда приходит боль, думаешь: "Не знаю, значит, этого нет").

Мама спящая, сидя на стуле. Седая голова (не замечал никогда, что у нее волосы уже такие белые… Как? Когда?) лежит на ладонях, ладони на моей руке.

Ничего себе, как замлело тело — ноги совсем отлежал! Пить… Пить хочется ужасно… Что со мной? Почему я в больнице?

Ещё не вспомнив, почему-то начинаю волноваться.

— Мама, мама, — не голос, нет, шепот, скрип какой-то… Рука слушается, пошевелил ею. Она тут же подняла голову.

— Ромочка, сыночек, — губы ее задрожали, затряслись, из глаз, красных, воспаленных, полились слезы.

— Нет, мама, нет, не говори ничего, — голос вдруг обрёл силу, — Где он? Где Вадик? Мама-а-а…

Вот именно тут я и просыпаюсь. Естественно, сто девяносто седьмой раз своим бешенным криком бужу свою несчастную мать. И все повторяется сначала.

Молнией в мозг врывается мысль о том, что я никак не могу пережить, о том, что никогда не смогу забыть.

Вероника умерла на месте.

Вадим еще целые сутки пытался жить… Но не смог…

А я… я смог. ЗАЧЕМ? Для кого? Я не спас его. Не закрыл своим телом. Я не отдал за него жизнь. Я не держал его за руку, когда он уходил…

Та тварь на черной машине погибла на месте только по одной причине — он был не пристегнут. Вылетел через лобовое стекло и напоролся головой на острый кусок металла от дверцы моей машины. Мне было жаль слышать это. Но не потому, что человек погиб, а потому лишь, что своей смертью он лишил меня смысла дальнейшего существования.

Два месяца я молчал. Ну, по ночам — это же не в счет? Я не хотел говорить. Потом до меня, наконец-то, дошло, что мать-то ни в чем не виновата. Ради нее, только ради нее стал выдавливать из себя слова.

Чувствительность так и не вернулась к ногам. Хотя, врачи говорят, что шансы есть. Нужна операция. Но чтобы она прошла успешно, мне нужно самую малость — просто захотеть жить.

Зачем?

2. День, несмотря ни на что…

Как же стыдно! Говорят, человек привыкает ко всему. Не верю. Уже почти полгода мне приходится по вечерам убирать подъезды соседних домов. А я все никак не привыкну. Вот она я — красавица: в старом спортивном костюме, кепке, надвинутой на глаза, с моими неизменными спутниками — тряпкой и ведром!

Нет, это, к счастью, не основной мой заработок. Я, вообще-то, работаю в банке в отделе кредитования, чем очень горжусь. Спасибо папе, что я успела выучиться. Уже болел, а на работу все равно ходил. Последний курс доучивалась уже без отца — было очень тяжело, потому что мама, после его смерти тоже начала болеть. Ей пришлось бросить свою работу, перейти, так сказать, на легкий труд — она стала консьержкой, ну, еще поначалу полы мыла в подъездах. Денег катастрофически не хватало. Сейчас мыть подъезды она не может — сердце и давление не позволяют. Но потерять эту, пусть даже не очень доходную, работу, я не могла нам позволить. Тем более, что убирать можно в свободное от основной работы время.

Теперь вместо мамы это делаю я. Очень боюсь каждый раз, что кто-нибудь из клиентов банка меня узнает. Поэтому одеваюсь так, чтобы быть как можно незаметнее, а волосы заплетаю в косу и прячу под кепку. В уши наушники, чтобы сделать работу побыстрее и не принимать так близко к сердцу. В ушах звучит: