Прятки (СИ) - Шолох Юлия (версия книг .TXT) 📗

Шолох Юлия

Прятки

Трудно сказать, когда я впервые заподозрила, что на моем пути все будет не так уж легко и просто, а главное, далеко не всегда будет зависеть от моих собственных усилий. Может, когда шла подавать документы и впервые увидела, какие на стоянке машины, будто вокруг не двор института, а как минимум Международная Швейцарская выставка автомобилей? Или когда поняла, что они принадлежат совсем не преподавателям? Может, когда прочитала в списках поступивших свое имя? Или когда ассистентка деканата рассказывала мне про экзамены, занятия и конкурсы на стипендию, но смотрела с таким малопонятным тогда сочувствием, что становилось не по себе? А может, когда сталкивалась с другими абитуриентами, часть из которых сопровождала охрана, часть походила на сошедших с глянцевых журналов моделей и все они зашли сюда, не испытывая ни малейшего сомнения в том, что поступят?

Но одно знаю точно — осознала я всю глубину пропасти только в тот день, когда встретила его.

1

…Тетя Тамара была моей спасительницей и в прямом и в переносном смысле слова. Когда погиб папа и мать погрузилась в мир, где все вопросы решаются с помощью градуса, именно старшая сестра отца, у которой никогда не было собственной семьи и детей, приехала в наш городок и следующие шесть лет заменяла мне сразу обоих родителей. Когда мама все-таки вышла из состояния пьяного угара, ее жизнь уже была безнадежно исковеркана. Лучшая работа, на которую она впредь могла рассчитывать — торговля на рынке. Друзья и добрые знакомые за прошедшее время порастерялись и общаться больше не желали, а восьмилетняя дочь, то есть я, считала ее чуть ли не чужой тетей.

Сейчас мне проще понять, хотя нет… не проще. Я не смогу ее понять, разве что попаду в точно такую же ситуацию. Надеюсь, не попаду. Никогда.

Придя в себя и вернувшись в семью, мама тетю Тамару довольно быстро из дома выжила. Не скажу, что они плохо ладили, но у них был постоянный источник спора и военных конфликтов — я. Но так как мне было всего восемь и все права были у мамы, тете ничего не оставалось, как сдаться. Наверное тому помогла доставшаяся ей от деда однокомнатная квартира в столице, а может терпение лопнуло, но так или иначе, исчерпав попытки ужиться с агрессивно настроенной женщиной, у которой внезапно проснулся материнский инстинкт, тетя сдалась и уехала. Странным образом вся агрессия мамы тут же испарилась и она великодушно отпускала меня гостить к тете каждое лето, а периодически еще и на каникулы. Все это время они общались по телефону с такой вежливостью, будто за всю жизнь слова дурного друг другу не сказали.

Когда в школе наступил последний учебный год, вопросов, куда именно ехать поступать не возникало, само собой подразумевалось, что я поеду к тете Тамаре, там жилье и присмотр. Что еще нужно семнадцатилетней девчонке? Много чего, но возьмись я перечислять, сочувствия все равно не дождусь. Мама может и поняла бы, а тетя у меня старой закалки и быстро пропустит мимо ушей даже такие безобидные развлечения, как вечер в клубе или поездка на пляж. Она уверена, что жизнь подождет, сейчас главное сдуру не наделать глупостей.

А я глупостей никогда и не делала. То есть почти никогда. Характер такой.

Когда учителя слушали мои планы про поступление, только головами с сожалением качали. Не потому, что моих знаний не хватало, причина, естественно, была более прозаична.

— Ну куда ты полезешь, — сетовала моя классная руководительница, — там только дети дипломатов да богачей. Не поступишь…

Но я поступила. Не знала до последнего и до сих пор точно не скажу, почему меня взяли на бюджетное место. Балы ЕГЭ в любой школе могут накрутить хоть до небес, но в приемной комиссии со мной провели собеседование и, похоже, остались довольны — мои баллы были настоящими, все до самой последней единички. Заслуженными.

Скорее всего, взяли меня только благодаря недавно случившемуся скандалу, когда со своих мест полетело пару ректоров и Президент лично рекомендовал остальным принимать не только деньги, но и мозги. Но, так или иначе, повезло или заслужила, мечта моя сбылась.

Наверное, стоило рискнуть и поступить хотя бы для того, чтобы увидеть, как радуется новости тетя Тамара. Никто и никогда не гордился мною больше, чем она. Будь ей позволено, меня водили бы по знакомым, предварительно обклеив ярлыками: "Донельзя лучшая племянница", "Свет очей моих" и "Смысл моего безрадостного существования". Я не шучу — у тети была такая вот жизнь — когда ей стукнуло пятнадцать, появился брат — мой отец, и на нее взвалили воспитание младенца. Видимо, тогда все материнские инстинкты, которыми она обладала, себя и реализовали. А меня она восприняла сразу как любимую и единственную внучку.

Может показаться, что я не очень-то привязана к своим родным, но это совсем не так. Тетю я люблю так сильно, что стоит всего лишь посмотреть на ее улыбку и улучшается настроение. А уж когда она неловко шутит, используя современный молодёжный сленг или пытается очень тонко (по ее мнению) разузнать что-нибудь о моей личной жизни, так вообще хорошее настроение хоть консервируй на случай наступления черных дней. Я бы так и делала, если бы знала способ.

Маму я тоже очень люблю. И безмерно уважаю. Не каждый поймет, за что можно уважать женщину, шесть лет бродившую в дыму пьяного угара, забросив без присмотра малолетнюю дочь. Но я уважаю ее именно за это — после всего она смогла остановиться. В каком-то смысле поздно, но все-таки. И смогла жить дальше, потеряв возможность со своим высшим экономическим получить нормальную работу, потеряв здоровье, красоту и выдерживая бескрайний шлейф своей дурной репутации. Непросто продолжать держаться, когда каждый знакомый, а тем более посторонний за спиной называет шлюхой и даже не считает нужным приглушить голос. Нет, домой мама никогда никого не водила, так как тетя Тамара стерегла меня и квартиру словно цербер. Но вот сама много где побывала — не считая бесчисленных собутыльников, ее вытаскивали из каких-то садовых домиков, гаражей и даже голубятней. Но мне все равно, я давно ее простила. Я ее люблю. За ту улыбку, с которой она извинялась, когда не хватало денег на новую игрушку или одежду, что мне хочется. За те маленькие вкусности, которые она приносила мне по выходным из магазина, а сама к ним не притрагивалась, потому что если делить на двоих, то ничего не останется. И особенно за тот свет в глазах, точнее за остатки света, которые появляются только когда мама вспоминает о папе.

Еще может показаться, что детство мое было очень сложным и тяжелым, но это совершено не так. Не считая времени, когда пропал папа (его уход я восприняла именно так, был и вдруг просто пропал), моя жизнь была интересной и вполне счастливой.

В шесть лет у меня появился первый настоящий друг.

В тот день я копалась в песочнице и как-то получилось, что все остальные дети двора разошлись, кто на обед, кто на кружки, кто уроки делать. А я ждала тетю, которая задерживалась где-то в магазине или на почте, сейчас уже и не вспомню.

Но зато хорошо помню, как увидела тощего мальчишку, который шел со школы, остановился, тщательно оглядел пустую площадку, но никого достойного внимания не обнаружил. Ему не оставалось ничего другого, как подойти ко мне — все лучше, чем играть одному. Мальчишку этого я, конечно же, знала — он был на два года старше, учился во втором классе, проживал в соседнем подъезде и звали его Костик.

— Че делаешь? — строгим голосом спросил сосед, выставив вперед одну ногу, что должно было, видимо, обозначать его уверенность в себе и собственной неотразимости.

— Кашу варю, — буркнула я, так как никогда не сомневалась, что мальчишкам высокое искусство приготовления такого наисложнейшего блюда, как каша, не осилить.

Он и не осилил. Скривился и заявил, что научит меня настоящим играм. И правда, научил. Через час я уже бойко стреляла из пистолета и плашмя падала в песок, чтобы избежать попадания смертельных вражеских пуль.