Дневник первой любви - Лубенец Светлана (лучшие книги без регистрации txt) 📗

Светлана Лубенец

Дневник первой любви

4 сентября

Я не знаю, куда себя деть. Я себя ненавижу. Мне нет места в этой жизни. Я страшнее всех девчонок в классе. Я поняла это сразу, первого же сентября, на торжественной линейке. Вернее, тогда я подумала, что несерьезно подошла к подготовке. Я даже не догадалась попросить родителей купить мне что-нибудь новенькое из одежды, а пришла в прошлогодних джинсах и в бежевой вельветовой курточке на «молнии», в которой тоже уже ходила в школу в прошлом году.

А все девчонки так расфуфырились, что прямо противно было смотреть. Во-первых, все накрасились, как на дискотеку. Настька Шевченко даже приклеила накладные ресницы, но весь день отказывалась в этом признаваться. Смешно. Как будто кто-нибудь поверит, что за лето ее собственные ресницы смогли каким-то непостижимым образом вырасти и загуститься. Во-вторых, все увесились бижутерией, как новогодние елки: бусики, цепочки, кулончики и еще раз цепочки. Целые связки из разнокалиберных цепочек, как только шеи выдерживали? В-третьих, разоделись. Та же Шевченко нацепила прозрачную облегающую рубашечку, чтобы все сразу могли увидеть, какой на ней потрясающий кружевной бюстгальтер.

Мне тоже хотелось бы бюстгальтер, но… до сих пор мне ни один не подходит. А что будет, если у меня ничего существенного в этом месте вообще так и не вырастет? На кого я буду похожа? Конечно, пока под вельветовой курткой никому не видно, что у меня на груди ничтожные образования, но через два дня у нас физкультура. Придется надевать футболку. И что? Все сразу увидят, что за лето я совершенно не изменилась. Я даже не подросла нисколько. А Шевченко стала выше почти всех мальчишек. Ходит такая гордая, надменная. Прямо королева красоты! Модель!

Пожалуй, я на физкультуру не пойду… Можно, правда, надеть сверху куртку от спортивного костюма… Но будет очень глупо, если я одна буду в куртке.

Я вообще все время одна. В прошлом году мы дружили с Наташкой Погорельцевой, но в этом году она почему-то уселась за одну парту с Шевченко. И вот всё шушукаются и шушукаются… Я сначала хотела подойти к Наташке и спросить, в чем дело, а потом думаю – зачем? Все и так ясно. Все наши мальчишки не сводят с них глаз. Погорельцева вчера тоже накрасила губы. Кровавой помадой. А ей абсолютно не идет. Наша классная Елизавета тут же потащила ее отмываться. Еще бы! Наташка выглядела, как настоящая вурдалачиха!

Дома тоже все отвратительно. Я родителям не нужна. Я их все время раздражаю. Мы совершенно чужие друг другу люди. Сегодня мама целый день нудила, что я не гашу свет в ванной. А я не замечаю, что не гашу. Я же не специально вредничаю. Что, ей трудно самой погасить? Разве это стоит того, чтобы говорить об этом целый день?

А вчера я показала ей фотографии прошлогоднего весеннего похода по Тосненским пещерам, которые наконец сделал Костик Морозов. Я там в одном месте так здорово получилась! Это был конкурс по вязанию узлов. На фотографии у меня в руках веревки, которые я сосредоточенно связываю. А волосы так красиво обрамляют мои щеки. Обычно я убираю волосы в хвост на затылке, а в тот раз почему-то не убрала. Так мама даже не спросила, что я делаю. Мельком проглядела фотки и сунула их мне обратно. И даже не в руки, а куда-то в шею, потому что не глядя. А я-то собиралась ей в подробностях рассказать об этих узлах и вообще о походе, о пещерах. Мама ведь даже не знает, что я в том конкурсе, по узлам, заняла второе место. Могла бы, между прочим, и первое, если бы… Но ей это совершенно неинтересно. Ей интереснее нудеть про свет в ванной и про то, зачем я положила грязный свитер в шкаф. А он не такой уж и грязный, я собиралась его еще поносить.

До чего же противно все время слушать одно и то же. Все время приходится выныривать из гущи ненужных и необязательных слов. Почему бы маме хоть иногда не назвать меня доченькой или Катенькой, как раньше? Она разучилась. Я для нее только Катерина. Когда дети маленькие, с ними без конца сюсюкают, а как вырастут – так никому не нужны. Эти взрослые заводят себе живую игрушку, а как только она перестает быть маленькой и пушистой, сразу начинают нудеть про свет в ванной или еще про что-нибудь такое же дурацкое. Неужели взрослые не знают, что любой малышонок обязательно вырастет и с ним надо будет разговаривать всерьез, как с равным? И не про грязные свитера, а про жизнь! Например, почему она такая трудная? Почему я не нахожу себе в ней места? Я все время в тревожном состоянии, будто предчувствую: что-то случится, что-то непременно случится…

В общем, хочется залезть в какую-нибудь нору и никому из нее не показываться. Я специально начала вести дневник, потому что поговорить вообще не с кем. У всех какие-то свои интересы, которые с моими совершенно не совпадают. Какой смысл все время говорить о мальчишках? Вот сегодня – мы убирали класс вместе Машкой Калашниковой. Так она меня сразу начала спрашивать, кто мне нравится. А какое ее дело? Я, конечно, грубить ей не стала, а задала встречный вопрос:

– А тебе кто?

А Машка сразу:

– Я первая спросила!

А я говорю:

– Так нечестно спрашивать. Надо сначала самой признаться в интимном, а потом уже к другим лезть. А то, мало ли, я тебе скажу, а ты мне признаваться не захочешь. Это будет несправедливо.

– Ну хорошо, – говорит Машка. – Я тебе скажу, только ты поклянись, что никому не расскажешь.

Я сразу сказала:

– Клянусь.

А Машке не понравилось:

– Что это за клятва такая, из одного слова?

– А сколько тебе надо?

– Ну… не знаю… побольше…

– Пожалуйста, – не стала я упрямиться и торжественно объявила: – Клянусь, что никому не расскажу, кто тебе нравится.

Чувствовалось, что Машку моя длинная клятва тоже не очень-то устроила, но другой она и сама не знала, а потому ей пришлось удовлетвориться тем, что есть. Она бросила швабру, которой мела пол, села на кафедру нашего кабинета физики и сказала:

– Мне Игорь Александров нравится. Он такой…

Машка завела к глаза к потолку, но так и не нашла там точного определения, каков же из себя Игорь. Но мне это и так очень хорошо известно, потому что Игорь мне и самой нравится. Кроме того, я подозреваю, что он еще многим девчонкам нравится. Если не всем…

Александров – он высокий и спортивный. У него яркие карие глаза и темно-каштановые волосы. Многие женщины специально красятся, чтобы получить такой цвет, а у Игоря он натуральный. Он вообще очень яркий. Наверное, потому всем и нравится. Вот возьмем меня. Я тусклая и незаметная, вроде птицы воробья. Воробьи – они везде водятся, и их никто не замечает. А Игорь – он как какой-нибудь сокол или беркут. У него лицо немного хищноватое, но когда он улыбается, то это делается совсем незаметно. В общем, я здорово задумалась об Игоре, но Машка не дремала. Она тут же и говорит:

– Теперь ты признавайся, кто тебе нравится.

– Никто, – говорю я, потому что не повторяться же мне. Глупо ведь, если ей – Игорь и мне – Игорь.

Машка сразу с кафедры спрыгнула и развопилась на весь класс:

– Ага, про нечестность говорила, а сама нечестная! Я тебе душу открыла, а ты!

Можно подумать, что я ее просила открывать мне душу.

– Ты же клялась! – продолжала возмущаться Машка.

– Я клялась никому про твою любовь не рассказывать, а про себя я и не думала клясться!

– Нет, вы посмотрите на нее! – продолжала возмущаться Машка, непонятно к кому обращаясь, потому что, кроме нас, в кабинете никого не было. – Надо же так бесчеловечно врать!

– Почему ты решила, что я вру? – спросила я.

– Да потому что такого не может быть, чтобы дожить до девятого класса и ни в кого не влюбиться!