Любимец моих дьяволов (СИ) - Мелоди Ева (бесплатные версии книг .txt) 📗
Когда аргументов не осталось, начал собирать вещи в дорогу…
От Москвы до нашего города ехать чуть больше двенадцати часов. Герман выделил нам Джип Чероки последней модели, запихнули все Лизкино барахло, следом Майло и двинули в путь. Почти всю дорогу девчонка спала, в обнимку с собакой. Остановки делали пару раз из-за пса, и один – в гостинице на пару часов, поесть и «припудрить носик». Не разговаривали. Меня разбирало отчитать Лизку за случай с Анной, но в дороге начинать склоки не хотелось. А потом и вовсе в самокопание ушел… чем ближе к родному городу, тем явственнее Скорос вспоминал, стискивая руль… Даже запах ее мне мерещиться начал. Я не готов к встрече с Василиной Бурмистровой. И не хочу, чтобы Брейкер стала свидетелем моих страданий. Она ни за что не откажет себе в удовольствии повернуть нож в ране.
Глава 4
С самого детства я ощущала себя птицей в золотой клетке. Не помню где впервые встретила это выражение. Но с тех пор всегда ассоциировала его с собой. Отец был сложным человеком. Своеобразным, странным, вспыльчивым. Одно из воспоминаний детства – однажды летом, в загородном доме, он заставил меня собирать гусениц с кустов смородины, голыми руками. Мне было лет восемь и меня тошнило от отвращения. Было до того противно, я пыталась делать это листьями, но отец пристально следил за мной и запрещал. Все закончилось на втором тельце несчастного насекомого – я упала в обморок. Когда очнулась в своей комнате на постели, куда принес меня отец – первое что услышала:
- Слабачка. Я силе хочу тебя научить. Стойкости. В жизни слишком много дерьма. И тебе обязательно придется с этим столкнуться.
- Зачем мне давить насекомых руками? Чему это может научить? – спрашиваю слабым голосом.
- Не бояться запачкать руки.
- Для чего могут грязные руки пригодиться?
Отец, ничего не ответив, вышел из комнаты.
На самом деле он не был жесток со мной. Никогда не бил, не повышал голос. И во многом баловал – я ни в чем не знала отказа. Но я мало что просила. Мне были не интересны дорогие игрушки, красивые тряпки. Я любила книги, потом это увлечение прошло – начала вязать, это успокаивало меня. Долгое время моей мечтой было узнать о том, кем была моя мама. Но я боялась задавать отцу этот вопрос. В детстве он его просто игнорировал. А лет с восьми я вдруг поняла – он никогда мне на него не ответит… Еще несколько лет я жила мечтой что вырасту, найму частного детектива и узнаю все самостоятельно. Но потом я еще лучше узнала своего отца. И поняла – бесполезно рвать душу. Этот человек настолько хорошо умел прятать концы в воду – я никогда ничего не найду…
Со временем мы смогли выработать с Германом Брейкером правила взаимного сосуществования. Но иногда от его холодности, от отсутствия нормальной родительской любви у меня сносило планку. Я пыталась вывести отца на эмоции. Хоть какие. Потому что загибалась в дорогой золотой клетке от отсутствия любви. От невозможности получить эмоцию. Хоть какую. Отец всегда был ровным: холодным, замкнутым, погруженным в свои дела, бизнес.
Наверное, в такой обстановке у меня не было шанса вырасти нормальной. Богатство развращает, даже если внутри ты его не приемлешь. Оно все равно накладывает на тебя отпечаток. Наверное, как и бедность. Мне кажется то и другое – одинаково плохо. Крайности уродуют человеческую натуру, калечат.
От меня ждали, что вырасту избалованной сукой. И я с удовольствием это демонстрировала. Некая защитная оболочка, к которой привыкаешь, словно к второй коже.
***
В родном городе у меня почти не было подруг. Зато переехав на Рублевку – я нашла целую компанию. Не то что прям трепетные близкие отношения – но хотя бы нормальное общение. Неожиданный спонтанный отъезд очень сильно повлиял на меня. Поначалу было страшно. Не хотелось покидать все привычное. А потом стало будто легче дышать. Ничего не давило. Я была очень благодарна отцу за это решение, хоть и понимала – он сделал это не ради меня. Тут замешаны совсем другие интересы.
Я быстро освоилась в новой среде. Поступила в университет, где мне очень нравилось. Общалась, тусовалась. Стала почти нормальной. Если бы не папино давление в некоторых вопросах… которое иногда становилось невыносимым, и я срывалась. Эти его охранники, навязчивая идея выдать меня замуж за аристократа. Иногда я боялась, что отец впадает в маразм. Другие родители радовались бы, что дочь учится на пятерки, сама на бюджет поступила, хотя могла бы на платное, деньги ведь есть. Но чем больше у отца становилось денег, тем сильнее я боялась от них зависеть. Но принимала, конечно. Не собиралась отшвыривать от себя материальные блага. Даже с охранниками кое-как смирилась.
Пока в один прекрасный день меня не оглушил взрыв из прошлого. Тот, которого я меньшевсего ожидала увидеть на пороге своего дома. Точнее, не порог – столовая. Сидит напротив отца, потягивает кофе, привычно вальяжный, уверенный в себе. Один взгляд – и спазм в горле. Паническая мысль: «Как выгляжу? Только бы не подать вида, что волнуюсь!» О, если бы я только знала, какой сюрприз подготовила судьба… надела бы лучший наряд… Глупо, да. Якоба нарядами не купишь. Но мне необходима защитная оболочка, когда он поблизости. Ни один человек в этом мире не ранил меня так, как он.
С Якобом связан калейдоскоп ярчайших воспоминаний. Взаимный игнор, наверное, с первой встречи. Неприязнь на подсознательном уровне. И огромное количество взглядов, ситуаций, когда ты, пусть и издалека, но царапаешь глазами человека, притягиваешь его к себе ментально, не отдавая в этом отчет. Почему именно он? Что заставляет нас чувствовать нечто особенное, непередаваемое, именно к конкретному человеку? Тогда как ко множеству других остаешься абсолютно равнодушной?
И еще это особенное чувство, когда знаком с человеком с детства. Оно остается на всю жизнь. Пожалуй, это не менее близкие отношения чем супружество, в этом очень много интимного. Ведь в детстве мы беззащитны, открыты. И только с возрастом наращиваем броню…
Когда пытаюсь вспомнить, в каком возрасте во мне появилась странная навязчивая симпатия к Якобу Штаховскому – каждый раз теряюсь. Никогда не признаюсь вслух в этих странных чувствах. Они для меня – позорный факт биографии. Моя одержимость им началась, наверное, лет в десять. Когда мы с отцом приехали в наш новый загородный дом и отправились на барбекю-вечеринку к соседям. Красивый белокурый парень сразу привлек мое внимание. Он был очень взрослым по сравнению со мной… И разумеется, у него не было ни малейшего интереса к маленькой хмурой пигалице с косичками. А мне так запало в душу его лицо… В тот период я много читала, все что могла найти в отцовском доме. Предпочтение я отдавала разумеется любовному жанру, вот только папа его не жаловал. Поэтому чаще я читала детективы и классику. Но если в истории появлялся герой – я представляла лицо Якоба. Причем от Питера Пэна до Перри Мейсона – на всех вешала портрет Штаховского. Так началась моя одержимость.
Родители Якоба не были богачами как мой отец, но все равно, людьми состоятельными. А главное – интересными. Папа обожал общаться с ними. Ну а очередную мачеху никто не спрашивал. Как и меня. Но мне нравились Штаховские. Очень. Отец Якоба был поляком, отсюда и фамилия. Анислав Штаховский - крупный высокий мужчина с рыжей шевелюрой волнистых волос. Он был настолько мощным, коренастым и в то же время высоким, что казался мне гоблином из сказки. Он пугал меня. Тем более был молчалив, вечно погружен в себя, и вообще его редко можно было встретить – почти все время он проводил в своем кабинете. Позже я узнала, что Анислав очень добрый, и все бразды правления в этой семье принадлежат Ольге – матери Якоба. Только она умела приструнить сына. Но несмотря на строгость этой женщины, я тянулась к ней всей душой. Она была очень красивой, похожей на кинозвезду. Белокурые волосы, голубые глаза… С сыном Ольга была строгой, но со мной – наоборот, очень доброй и отзывчивой. От нее так и веяло материнским теплом.
