Я. Не. Жертва (СИ) - Костадинова Весела (читаем книги .txt, .fb2) 📗
Впрочем, еще через пол часа бесполезных попыток, я сдалась.
От мороза перехватывало дыхание, а на ресницах тот час образовался белый налет. Да что там ресницы, даже глазам было больно от такого холода.
Поддерживая друг друга, мы доковыляли до остановки, где я посадила ее на скамейку, а сама, плюнув на все приличия, почти выскочила на дорогу, чтоб поймать хоть кого, за какие угодно деньги. Каждая минута была почти пыткой — я перестала чувствовать кончики пальцев как рук, так и ног, и старалась не думать, как же плохо маме. Конец марта, блин! За 20 минут мимо не проехало ни одной машины! Ни одной! Глаза заволакивало слезами и льдом, я усиленно терла щеки попеременно то себе, то маме, надеясь только, что мы не замерзнем окончательно.
В конце улицы показался внедорожник. Где-то в подсознании, я понимала, что такая дорогая машина вряд ли предназначена для таксования, но, чем черт не шутит, поэтому, подняв руку, ждала чуда.
— Олененок, — тихо прошептала мама, — мне не хорошо.
О! Если мама начала жаловаться, дело совсем плохо. Я рванулась к ней, стараясь поддержать ослабевшую фигурку.
— Мам, пожалуйста, потерпи, — ну все, наша последняя надежда сейчас просто уедет — краем глаза я следила за дорогой, ожидая увидеть как пролетает мимо нас машина. Но она не проезжала, а напротив, остановилась и выскочивший из нее человек быстро подбежал к нам. Помог поддержать маму, подхватил ее за талию и повел к машине. Через минуты мы все оказались — о чудо! — в теплом салоне: мама сзади, я села вперед, к водителю.
— Кажется, — потирая зажмуренные глаза и онемевшие щеки, сказала я, — вы нас спасли.
— Кажется, Соколова, — заметил веселый голос, — это входит у меня в привычку.
— Да ладно! — я замерла и посмотрела на своего спутника слезящимися глазами, — поверить не могу….
— Уж как-нибудь постарайся, — улыбнулся Пятницкий и включил печку на полную мощность. — Адрес говори, снегурочка.
На полном автомате, офигевшая от удивления, я сказала, куда ехать.
Не знаю, что именно удивило меня больше: подобное совпадение или же искренняя, добрая, веселая улыбка, которой светилось обычно сдержанное лицо Пятницкого.
— Перчатки снимай и грей руки, — велел он, — да не суй ты их к печке, больно же будет!
— Уже… — поморщилась я.
Внезапно он снял перчатки и взял мои ладони в свои руки, интенсивно растирая задубевшие пальцы. Я настолько одурела от происходящего, что даже не успела возразить. Было ощущение сюрреализма ситуации, словно передо мной сидел знакомы-незнакомый человек. Я знала его лицо, фигуру, глаза, голос, но не узнавала его поведение. Совершенно.
Тепло от его рук разливалось по моим, снимая онемение и боль, вызывая где-то в животе нечто, очень напоминающее трепыхание, пока, к счастью, лишь трепыхание, бабочек.
— Лучше? — спросил меня Пятницкий, отпуская ладони, — вот теперь можешь греть у печки. Ты нас не познакомишь? — он глазами указал на маму, которая с огромным интересом наблюдала за всем этим цирком.
— Да… простите, — опомнилась я, придушив крылатых разлетавшихся тварей, — мам, это мой… — да что я несу! — преподаватель физики — Геннадий Иванович. Геннадий Иванович, это моя мама — Алла Викторовна.
— Очень приятно, — пропела мама, — весьма наслышана…
— О, не сомневаюсь, — заверил ее Пятницкий. — Подозреваю, студенты в полном восхищении от моей способности преподавать физику.
Мама мелодично засмеялась — я давно не слышала от нее такого смеха, а мне кровь бросилась в лицо. Я отвернулась от них, наблюдая, как мелькает за окном замерзший и замерший город.
Впрочем, своим спутникам я не очень-то была и нужна— они прекрасно общались между собой. Я видела, что маме тяжело, но она с большим удовольствием поддерживает шутливый разговор. И не смотря на когнитивный диссонанс в голове, мое чувство благодарности к этому человеку быстро росло.
Он довез нас до самого дома, помог маме выйти из машины. А после, внезапно, обнял ее за талию и легко подхватил на руки.
— Открывай двери, — велел он мне, — и вызывай лифт.
Теперь я выполнила его указания беспрекословно. Мама тоже не очень возражала, тем более, что была измучена и процедурами и дорогой, просто старалась не шевелиться, чтоб нашему спутнику было удобно держать ее на руках. Мама и до болезни была, как и я, легкой и изящной, а сейчас еще и сильно потеряла в весе, поэтому держать ее было не так сложно, не смотря на кучу одежды. И все же, поднимаясь в лифте на 7 этаж, я невольно восхитилась силой и выдержкой Пятницкого, он даже не сбился в дыхании.
Дома, мама, раздевшись, извинилась и ушла в свою комнату. Мы остались вдвоем в прихожей в неловком молчании.
Нужно было поблагодарить его, но я впервые не могла подобрать слов, все они казались банальными и дежурными.
— Я, пожалуй, поеду, — откашлялся он, и я поняла, что он чего-то ждет от меня. Нет, не благодарности, а чего-то другого….
— На улице мороз, может, вы хоть кофе будете, или чай? — во рту как — то пересохло.
— Я бы не хотел доставлять неудобства, — возразил он.
— Это не неудобство, — улыбнулась я, — я и сама хочу согреться. И маму надо накормить. Если вы подождете еще с час — будет готов обед, мне только курицу поставить в духовку надо.
— Оль, — он впервые назвал меня по имени, — ты уверенна?
В полутемной прихожей его голубые глаза внимательно и требовательно смотрели на меня. Я все понимала, чувствовала, что, позволив ему просто остаться, навсегда изменю наши отношения. И не была уверенна, что хочу этого. Но в тоже самое время не хотела, чтобы этот день, эта встреча заканчивались так сухо и холодно. Мне нравилось слышать его голос, нравилось обмениваться колкими замечаниями, нравилось дразнить и злиться на него.
— Я уверенна, что хочу накормить человека, который спас меня от превращения в лед, — насмешливо фыркнула я, — и будьте спокойны, я даже ничего в приправы не подмешаю.
— Это обнадёживает, — хмыкнул он в ответ, расстёгивая куртку.
5
Странное было чувство первый раз в жизни готовить обед не только для своей семьи, а для кого-то совершенно чужого и в то же время удивительно близкого. До сих пор у меня ни разу не было ни отношений, ни особо сильных влюбленностей. Да что там, я в принципе считала себя довольно холодной, думающей в первую очередь головой, в чем меня Ритка вечно попрекала. Те чувства, которые я испытывала сейчас тоже вряд ли можно было назвать влюбленностью, это была скорее искренняя благодарность. Но вместе с тем, я не могла не признаться себе в том, что Геннадий Иванович нравится мне гораздо больше, чем обычный преподаватель. Да, наши девушки были правы — мужчина был красив, обладал прекрасным, правда довольно ехидным чувством юмора и за словом в карман не лез. Но я не знала его, совершенно. Многие вещи, которые открылись мне за последний год, поставили больше вопросов, чем дали ответов. Его поступки говорили о том, что я не безразлична ему, но не более того: он мог просто жалеть меня. Но его прикосновения…. Они точно были не из жалости, ни когда он коснулся удара, ни когда помогал остановить кровь из брови, ни сегодня, когда грел мои руки. При этом он ни разу не перешел незримой грани моего личного пространства, отступал ровно за секунду до того, как мне становилось некомфортно.
— Тебе помочь? — внезапный вопрос прервал поток моих мыслей.
— Что? — я обернулась от раковины, куда только что бросила картофель для очистки, поняв, что того, что я подготовила утром не хватит на троих.
— Помочь почистить? — Пятницкий отпил, приготовленный кофе и кивнул на картофель.
Приплыли!
— О, нет, спасибо, слава богу это я умею делать лучше, чем собирать электрические цепи, — проще было перевести все в шутку.
— С этим я тоже могу помочь, — усмехнулся он. — Подготовилась к семинару?
Выражение моего лица было весьма красноречиво — я сморщила досадливую мордочку.
— Вот зачем вы сейчас об этом вспомнили?
