Зубрилка для Чёрного (СИ) - Котлярова Екатерина (книги без регистрации txt, fb2) 📗
— Да, — киваю.
— Хорошо. Я пошёл вниз, а ты можешь переодеться в моей комнате. Дэн не вернётся.
— Хорошо. Спасибо тебе большое, — шмыгаю носом и вытираю слёзы со щёк.
— Не за что, Катюш, — парень расплывается в улыбке.
Подходит ко мне, склоняется и вдруг целует меня в щёку. Я крупно вздрагиваю и отшатываюсь. Смотрю на парня с недоумением и испугом. Марк делает вид, что ничего не замечает. Выходит из номера, а я, убедившись, что осталась одна, подхожу к чемодану. Кладу на пол, открываю и достаю джинсы и свитер. Сначала кладу на край кровати, расстёгиваю свою тёплую кофту, но кидаю взгляд на дверь, которая в любой момент может открыться и в номер кто-то зайдет.
Я подхватываю вещи с кровати и захожу в ванную комнату. Кидаю взгляд на себя в зеркало и отшатываюсь. Всё лицо красное, губы опухли, глаза стали узкими и сильно покраснели. Я снимаю очки, собираю волосы в пучок на макушке, умываюсь прохладной водой.
Снимаю с себя тёплую одежду, в которой ехала. Складываю аккуратной стопкой на полке, тянусь к джинсам и вздрагиваю, с огромным трудом сдерживаю испуганный вскрик, когда раздаётся громкий грохот. Будто кто-то выламывает дверь. Я выпрямляюсь. Пячусь к раковине, пока не упираюсь в неё поясницей. За дверью в ванную комнату раздаются тяжёлые шаги. Как в замедленной съёмке, вижу, как опускается ручка. Кто-то с той стороны дёргает дверь. А когда осознаёт, что она заперта на замок, дёргает со всей силы.
Заглушить испуганный вскрик не выходит. Вижу, как вырывается кусок косяка, когда дверь распахивается. Широко распахнув глаза, я смотрю на вошедшего. И переступаю ногами на месте, глядя на разъярённого, тяжело дышащего Игната.
Он облачён в белую майку, которая облепляет его торс. Я перестаю слышать звуки. Я перестаю видеть окружающий меня мир.
Всё сейчас концентрируется на нём. На этом огромном и доведённом до крайней степени бешенства парне. На его широких, невероятно широких плечах. Они бугрятся мышцами. Под смуглой кожей, резко контрастирующей с белой майкой, будто тугие канаты перекатываются. Его ноги широко расставлены. Кулаки сжаты с такой силой, что даже без очков я вижу, как сильно побелели костяшки пальцев. Нервно сглатываю. Облизываю потрескавшиеся губы. Чувствую, как тут же начинает щипать абрис. Но я не обращаю на это внимание. Весь мой мир сейчас сосредоточен на парне, который ледяной скалой застыл в проёме.
Я поднимаю глаза на его лицо. И забываю, как правильно выполнять самое простое, жизненно необходимое действие — забываю, как правильно дышать. Как правильно делать вдох, чтобы воздух поступил в лёгкие. Я теряю себя. В его зрачках. Двух чёрных провалах, которые поглощают. Которые утягивают на самое дно, как две воронки. Как две чёрные дыры. Окажешься в них — никогда не вынырнешь. Никогда не вернёшься. Это верная погибель.
Молодой человек смотрит на меня так, будто готов кинуться вперёд и растерзать меня. В его карих глазах столько эмоций, что меня будто в котёл с кипятком опускают.
Игнат выдыхает сквозь стиснутые зубы, а взглядом начинает медленно скользить по мне, застывшей в нелепой позе у раковины и заламывающей пальцы от страха и волнения. Игнат не прикасается ко мне. Стоит в семи шагах от меня. Но мне кажется, что его взгляд осязаем. Будто не глаза изучают мои стопы с поджавшимися пальчиками, а шершавые подушечки пальцев скользят медленно. Изучают. Царапают.
Он уже прикасался ко мне. И я точно знаю, что чувства, которые вызовут его прикосновения, будут именно такими. Обжигающими. Вызывающими дрожь и мурашки.
Мне бы вспомнить про правила приличия. Прикрыться руками. Схватить полотенце и обмотаться им. Но… Но я не могу. Взгляд Игната сковал меня. По рукам и ногам. Невидимой рукой сжал горло, не позволяя сделать ни единого вдоха.
Тёмные глаза скользят выше. По щиколоткам, к коленкам. Слышу хруст — это Игнат сжал кулаки. А затем сглотнул тяжело, будто в горле что-то мешало. И продолжил скользит взглядом дальше. По бёдрам.
Игнат криво усмехается и с хрипом, будто он простудился, выдыхает:
— С котятами…
Я вздрагиваю от звучания его голоса. Мне мерещится, что тысячи острых иголочек вонзились в мою кожу. Огненных. Жгучих. Превращающих и без того горячую кровь в лаву. В грудной клетке, где сердце часто бьётся, так странно всё опаляет. Что даже хочется голову опустить и проверить — не развёл ли кто-то там костёр. Но я слишком заворожена взглядом Игната, его кривой улыбкой, которая совсем не кажется весёлой. Скорее напряжённой. Вымученной. Болезненной.
Создаётся ощущение, что молодой человек с огромным, просто титаническим трудом держит себя в руках. Что любой звук, любое неосторожное движение с моей стороны сорвёт все стоп-краны. Поэтому я не шевелюсь. Только в красивое лицо вглядываюсь. Отслеживаю направление его взгляда. Вот он скользнул с бёдер выше. На подрагивающий живот, обвёл пупок и заскользил выше. К часто вздымающейся и опадающей от частого и надсадного дыхания груди, скрытой тканью спортивного телесного топа.
Мне кажется, что меня ударяют по затылку чем-то тяжёлым, когда Игнат пробегается языком по губам. Они настолько соблазнительно начинают блестеть, что я думаю лишь об одном: что, если сократить расстояние и прижаться к его рту губами? Узнать, насколько мягкие его губы. Насколько горячие. И насколько вкусные.
Но я не осмеливаюсь пошевелиться. Продолжаю стоять в нелепой, смешной позе, как мышь под веником.
Глаза Игната ловят в губительный плен мои. Молодой человек вскидывает руку и проводит ладонью по волосам. Взъерошивает их, приводя в полный беспорядок.
— Какого чёрта ты здесь забыла, Зубрилка? — грубо выплёвывает молодой человек, отворачиваясь ко мне спиной и разрывая контакт глаз.
— Что? Я-я-я переодеваюсь, — заикание входит в привычку, стоит этому парню оказаться подле меня. — Ты ворвался в ванную, Игнат. Ты сломал дверь.
— Я вижу, чёрт тебя побери, что ты переодеваешься, Зубрилка! — выплёвывает с презрением. — Что ты делаешь в комнате этого задохлика! Какого чёрта, мать твою, ты в одних трусах?
Он преодолевает расстояние между нами в три шага и хватает меня за плечи. Грубо. Сильно. На грани боли. Но стоит его рукам коснуться моей обнажённой кожи, мне тут же кажется, что меня насквозь прошибает ударом молнии. От макушки до пят.
Остро.
Горячо.
Больно.
Слишком-слишком сладко.
Настолько сладко, что хочется смаковать ещё и ещё.
— Я задал вопрос, Зубрилка! — повышает голос. Рявкает на меня. И встряхивает за плечи так, что у меня голова мотается, как у болванчика. — Отвечай, твою мать! Не беси меня!
— Я просто переодеваюсь, Игнат, — шепчу непослушными губами.
— Какого чёрта ты не в своей комнате?
— У меня нет комнаты, — глаза снова наполняются слезами.
Руки Игната на плечах перестают сжимать меня настолько сильно. Перестают причинять мне сладкую, такую необходимую боль.
— Я тебя проводил до комнаты, Зубрилка, — понижает голос и с тревогой всматривается в моё лицо. — Что успело произойти? Почему ты ныла? Губы раскисли, нос опух.
Я шмыгаю носом. Часто начинаю хлопать глазами, понимая, что вот-вот снова разрыдаюсь. От накатившей на меня обиды.
— Эй, Катя, — грубые и подрагивающие пальцы прикасаются к щеке. — Не плачь. Объясни мне, что случилось. Какого чёрта ты переодеваешься в комнате этого… задохлика?
— Юля… Она… Она выгнала меня из комнаты. А я… Игнат, — я вскидываю руки и пальцами вцепляюсь в крепкие плечи, ладошками чувствуя безумно горячую кожу молодого человека. — Что я сделала ей, Игнат? Я в жизни ничего плохого не делала. Я же ей всё… абсолютно всё, а она… За что? — снова всхлипываю и пальцами сильнее сдавливаю надёжные плечи.
Я цепляюсь за Игната, как за спасательный круг. Сейчас мой мир сосредоточился на нём. Сейчас я боюсь отпустить его. Убрать руки хоть на миг. Мне кажется, что он растворится.
Обнажённой кожи на талии касаются горячие пальцы. Оба вздрагиваем. Молодой человек с громким свистом выпускает воздух сквозь стиснутые зубы.
