Наследницы - Кауи Вера (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
Она влюбилась в Блэза Чандлера, несмотря на все свои ухищрения: возводила надежный барьер из обиды и неприязни, усердно выискивала любой повод для подозрений, всячески стремилась — безуспешно, как выяснилось, — держать его на безопасном расстоянии. Слишком поздно: он занял прочное место в ее сердце и в ее мыслях, целиком завладев ими. В нем воплотились ее девические грезы — как будто Эдвард Рочестер вдруг сошел со страниц романа и обрел новую жизнь в облике Блэза Чандлера. Сама же она превратилась в Джен Эйр, что было только естественно, ведь они обе не отличались красотой.
— А это не потому, что ты до сих пор воображаешь себя уродиной? — спросил Лэрри, словно прочитав ее мысли.
Кейт была удивлена его проницательностью.
— Почему ты так решил? — сказала она, уклонившись от ответа.
— Мне кажется, ты просто не веришь, что можешь понравиться любому человеку… то есть любому мужчине.
Кейт сдвинула брови.
— Это не так, — произнесла она наконец и тут же искренне добавила:
— В свое время так оно и было, но я жила тогда не здесь, и вообще, той девчонки больше нет.
— В самом деле нет? — спросил Лэрри.
— Да, — твердо ответила Кейт.
— О'кей, — легко согласился он. — Значит, дело во мне. Не умею понравиться.
— Перестань, — насмешливо сказала Кейт. — Ты сам знаешь, что это не правда.
— Я не знаю, чему верить. Вроде бы я все делал правильно и говорил нужные слова…
— Так оно и было. Только мне нужны другие слова.
Лэрри застегнул рубашку, подтянул галстук и потянулся за пиджаком.
— Что ж, всех завоевать нельзя, — кивнул он, примиряясь.
— Полагаю, ты завоевал гораздо больше, чем положено тебе по справедливости.
Он встал, горделиво расправил плечи.
— Не жалуюсь.
Но Кейт чувствовала, что он раздосадован.
— Ты мне очень нравишься, — честно сказала она, — но не больше того. Возможно, во мне что-то еще сохранилось от прежней Кейт, и я не могу относиться к этим вещам легко…
Она ткнула пальцем в сторону измятого покрывала на софе.
— Для меня это должно быть… серьезно.
— Значит, это несерьезно. В любом случае, для тебя.
— И для тебя тоже, — спокойно парировала Кейт. — Будь честен.
— Какой же парень упустит свой шанс? — честно признался он.
— У меня такое ощущение, — с улыбкой произнесла Кейт, — что тебе шанс подворачивается частенько.
Он фыркнул.
— О'кей, обойдемся без разбитых сердец. Всего лишь еще одна любовь растоптана.
— Это тоже не правда, — резко бросила Кейт.
Когда дверь лифта распахнулись, он наклонился к ней:
— Мы по-прежнему друзья?
— Надеюсь, — ответила Кейт.
— Я заеду за тобой завтра вечером?
— Нет, у меня аукцион на носу. В четверг.
— Договорились.
Он одарил ее своей белозубой, широкой, беспечной улыбкой — и дверь лифта медленно закрылась за ним.
Кейт расправила покрывало на софе, отнесла бокалы на кухню и вымыла их. Затем выключила свет и направилась в спальню.
Она ничего не изменила в меблировке: кровать была очень большой, а драпировки выдержаны в серых и бордовых тонах — цвета чисто мужские. Все здесь было подобрано ее отцом: и блестящая полированная французская кровать, и высокий комод с восемью выдвижными ящиками, и роскошные бархатные занавеси. Она подложила под спину широкие твердые подушки и вновь склонилась над пачкой отцовских писем. Прочитав их в первый раз, она рыдала так, что даже заснула в слезах — настолько ей было стыдно за себя. Снова взяв в руки письма, в которых сохранилось так много от ее любимого отца, она спросила себя, не стало ли вырвавшееся на волю и безмерно выросшее чувство к Блэзу Чандлеру в некотором смысле роковым искуплением.
Она была преисполнена самых добрых намерений, когда прочитала письма впервые: мысленно клялась, что оправдает надежды отца, что станет достойной любви, пронизывающей все строки этих писем. Слишком поздно она осознала, что после его кончины перестала любить себя, хуже — возненавидела себя за то, что считала своим падением. Теперь же, ощутив исходящее от Блэза Чандлера тепло и раскрывшись перед ним в их искреннем разговоре, она понимала, что женщина может почувствовать себя красивой, только если ее любят. Девочкой она не считала себя некрасивой и не обращала внимания на слова бабушки, даже однажды передала их отцу. Он посмотрел на нее серьезно и сказал: «Но для меня ты красавица, моя маленькая Кэт». Лишь позднее, когда он перестал быть рядом, когда никто уже не называл ее прелестной, она потеряла всякий интерес к своей внешности, носила только джинсы и майки и уверовала в жесткую оценку бабушки, как в истину Евангелия. Только пережив шок от первого чтения, она начала вглядываться в себя и терзаться мукой невосполнимой утраты, сознавая, что обязана исполнить завещанное, ибо отец оставил ей самое дорогое, что у него было. Почему-то она совершенно не расстраивалась при мысли, что Блэз Чандлер также знает содержание этих писем — это обстоятельство сближало их еще больше. Письма были сугубо личными, но она была уверена, что он все понял — иначе не отдал бы их ей.
Кейт с удивлением обнаружила, что радуется его осведомленности. Теперь она могла признаться в своих чувствах к нему, хотя понимала их безнадежность — это не имело значения, поскольку ее радовали сами эти чувства.
Ей казалось, что она умерла для любви, поскольку в душе ее ничто не шелохнулось в ответ на страсть Николаса Чивли и Лэрри Коула. Теперь она ясно видела, что может полюбить мужчину, но только настоящего. Ей не суждено его получить, и в этом ее расплата за то, что она отвергла любовь, которую никогда не теряла, хотя и пыталась уверить себя в обратном.
Ей следовало бы печалиться, однако грусти не было.
Напротив, она ощущала, что окончательно и бесповоротно освободилась от тоскливого чувства пустоты и утраты, так долго владевших ею. Письма отца, полные безыскусной и горячей любви, заставили ее вернуться к самой себе.
У нее стало радостно на сердце, и она не смогла отказаться от удовольствия перечитать их еще раз.
…В Нью-Йорке Доминик переодевалась в вечернее платье, когда в комнату внесли цветы. Подумав, что их прислал мужчина, который должен был заехать за ней через полчаса, она сняла крышку с коробки и, едва взглянув на ее содержимое, похолодела от ужаса. Крошечные, Кроваво-красные розы были сплетены так, что напоминали огнедышащего дракона. На маленькой белой карточке было написано: «8 вечера. Следующий понедельник». Это был сигнал. На какую-то секунду она ощутила такой жуткий страх, что потянулась к телефонной трубке. Надо позвонить Блэзу, во всем ему признаться, ринуться под его защиту. Он мог окружить ее магической, непроницаемой стеной, опираясь на мощь своей Корпорации. Нет, сказала она себе, опуская руку, не торопись. Узнай, что они хотят. Не показывай своей силы. Оставь Блэза на крайний случай; Возможно, мы сумеем договориться. Я не поехала в Гонконг, как они надеялись. И не сменила судовладельцев. А если они попытаются избавиться от меня…
Постепенно к ней возвращалась прежняя уверенность.
Да, хладнокровно подумала она, надо встретить их лицом к лицу. Взять их на пушку.
И она сняла трубку, чтобы отдать распоряжение секретарше: пусть закажет билет на рейс, которым она должна будет прибыть в Кай Так в ближайший понедельник днем.
Сидя в машине, увозившей ее из аэропорта, она рассеянно слушала подробный отчет своего секретаря-китайца о том, что произошло за время ее отсутствия, и мысленно составляла план предстоящей кампании.
Когда Чжао Ли вошел, как всегда, не доложив о себе — ибо слуги пропускали его либо в силу соответствующих инструкций, либо из-за таинственной связи, существующей между всеми китайцами, — она была готова к встрече и ждала его, облачившись в черный шелковый чонсам с разрезами на бедрах и высоким оранжевым воротником, который был усеян неограненными сапфирами и квадратиками бриллиантов. В ушах ее сверкали знаменитые сапфировые серьги.
