Пора выбирать (СИ) - Авдеев Макар (чтение книг txt) 📗
— Рассказывай, — сказал Толоконников, — за что тебя взяли?
— А вы таки и не знаете, — с недоверием ответил Захар.
— Нет, — отрицательно мотнул головой тот.
— Вот и я не знаю, — честно признался Захар. — Пришёл на митинг против коррупции. На Привокзальной площади. Мне мало того что не дали спокойно попасть на площадь, так ещё скрутили и посадили в полицейскую машину. Может, вы мне объясните, что происходит?
— Ну, я это, не знаю, — замялся полицейский. На его сонном, ленивом незамысловатом лице проявилась тень заинтересованности. — А это что у тебя? — тыкнул пухлым пальцем, похожим на сардельку, на торчащий из пакета Захара плакат.
— Это-то? — спросил Захар. — Плакат на митинг, вот, смотрите. — Он вытащил бумажку и передал полицейскому, тот взял её в руки и стал крутить так и эдак.
— А что означает «хватит нести чушь про компот»?
Захар сначала думал, что полицейский притворяется, что это такой приём ведения допроса, но когда тот спросил про смысл лозунга, и про то, что значит нарисованная уточка в углу, Гордеев принялся проводить ему ликбез про коррупцию, и про Феврального, и про расследование. Когда выяснилось, что собеседник даже ничего не слышал о фильме «Он нам не Тимон», за несколько месяцев собравшем двадцать миллионов просмотров, Захар вылупился на полицейского с таким удивлением, как будто на его месте вдруг возник Громозека. Упитанный полицейский, в свою очередь, смотрел на Захара с тем детским невинным выражением, с каким смотрит ребёнок, когда ему рассказывают что-то новое и неизвестное доныне.
Уже в участке, в коридоре, Захар встретил парня с окровавленной головой, который снимал на видео, как казаки пили водку на площади. За это казаки отоварили его нагайками по голове, и он пришёл писать заявление. Распитие спиртных напитков в публичных местах было запрещено по закону.
Захара привели в кабинет, и женщина в тёмно-синей форме начала его опрашивать. Как только она узнала, что Захар ещё несовершеннолетний, то сказала ему вызывать родителей. Гордеев набрал маму и спокойным голосом сообщил, что он задержан, и адрес, по которому находился участок. Пока ждали родителей, парень повторил то же самое, что говорил раньше: он пытался пройти на Привокзальную площадь, а его задержали из-за какой-то бумажки, найденной у него в пакете.
— А дальше что вы собирались делать с этой бумажкой? Идти на митинг против коррупции? А вы знаете, что ваш митинг был не согласован? Видите, у вас благая цель — вы выступаете против воровства, но вы должны понять, что закон нельзя нарушать, и нужно проводить митинги только с разрешения, — укоризненно сказала женщина.
— В Новороссийске активист пришёл подавать заявку на митинг против коррупции, и его избили прямо в здании администрации, — парировал Захар.
Женщина стушевалась, а стоявший рядом полицейский со скучным лицом начал доказывать Захару, что митингами всё равно ничего не добьёшься, а сам Захар неполноценный и неправильный. Срываясь иногда на крик, он глаголил, что нельзя идти против системы — только сломаешь себе жизнь. Захар мрачно всё это выслушивал, не пытаясь спорить, лишь чувствуя уныние из-за того, что «страж порядка» так инфантильно рассуждает.
Когда приехали родители, страсти поутихли. Родители имели способность в нужный момент производить на людей успокаивающий эффект своим располагающим видом и тёплой манерой общения с ними. Женщина-полицейский сказала, что Захару повезло, что он не успел вытащить плакат из пакета — тогда бы на него непременно пришлось оформлять протокол. Отец демонстративно пожурил Захара на глазах у полицейских. Мама объяснила, что она судья, и у неё могут быть проблемы, если на её сына будет составлена какая-то бумажка, и попросила нигде не фиксировать в отчётности пребывание здесь Захара. Она была сама убедительность, сама искренность, само красноречие. Женщина в форме чуть ли не сама отдала ей в руки лист, который было начала заполнять, когда опрашивала Захара. Маму заверили, что ничего нигде оформляться не будет. Вот если бы он принял участие в митинге — тогда наверняка, а так как Захар только собирался… ну нельзя же, и вправду, наказывать за мысли.
Когда Захар с родителями покинул участок, он был готов услышать всё, что угодно. Но отец не сказал ему ни слова осуждения, что почти повергло Захара в шок. Отец сказал только, что они с матерью очень за него переживают, чтобы он был осторожнее и не подставлялся, и ещё добавил, что они живут в интересное время.
Родители сели в машину и уехали, Захар кое-как отвязался от настойчивых предложений подвезти его до дому, сказав, что ещё хочет погулять по городу. Родители выразили надежду, что их сын не пойдёт снова на митинг. Естественно, как только Захар свернул за угол, то сразу направился на Привокзальную площадь, до которой было пять минут идти. Единственное, теперь он собирался уже не принять участие в митинге, а хотя бы просто посмотреть, что там происходит. Если бы его второй раз подряд задержали, и родителям повторно пришлось ехать за ним, вышло бы неловко.
И вот он пришёл. Как выяснилось, в его отсутствие протестующие, запертые на площади, сумели где-то прорвать оцепление и стали уходить от прибывших спецназовцев. Спецназовцы в стильной чёрной форме, с дубинками и в шлемах, успели схватить многих. Когда Захар выходил из кабинета полицейского, в коридоре уже собралась очередь из новоприбывших «нарушителей». Теперь в районе Привокзальной площади происходила форменная неразбериха, куча мала. Митингующие протяжённой колонной, смешиваясь с обычными пешеходами, шли вокруг площади, а за ними шли полицейские. Так они обошли вдоль заграждения несколько раз, словно Ахилл и Гектор вокруг Трои. Потом протестующие попытались вернуться на площадь, но им не дали это сделать казаки, которые заняли оставленные позиции.
Эту сцену Захар свидетельствовал воочию, стоя в задних рядах и выглядывая из-за голов других наблюдателей. Группа казаков с угрожающим видом преградила людям проход на площадь. Несколько парней несмело попытались приблизиться, один казак хлестнул нагайкой по земле. Огромный нетрезвый боров в маскарадном костюме сильно толкнул парня, который подошёл к нему на расстояние одного шага, так что парень чуть не упал. Полицейский, стоявший невдалеке, даже не повёл бровью, как будто ничего не замечал. Всё это фиксировалось на камеры. Кто-то в отчаянии воскликнул: «Полицейские, что же вы стоите? Вы что, не видели, что он его толкнул? Сделайте что-нибудь!»
Когда какой-то мужчина попробовал ответить на агрессию агрессией, полицейские словно ожили, и быстро повязали смельчака. Такое развитие сюжета заметно остудило энтузиазм толпы. Общее настроение в толпе царило упадочное, люди начинали редеть. Захар понял, что больше ловить тут нечего. Кое-как разыскав Постернака, и убедившись, что с ним всё в порядке, Захар тоже ушёл домой.
Вечером маме Захара позвонила директриса школы, которую он заканчивал. Инна Даниловна рассказала, что ей звонило её высокопоставленное начальство и просило провести воспитательную беседу, так как Гордеев был замечен на запрещённом мероприятии. Мама была немало удивлена. Не мудрствуя лукаво, она выложила директрисе, с которой никогда близко не общалась, всё как было, потому что считала, что скрывать ей нечего, и сын ни в чём не провинился. Директриса, на удивление, обнаружила понимание.
— Я тоже не одобряю такой политики нашего президента, — сказала она. — Сейчас что, тридцать четвёртый год? Почему человек не может выйти на улицу и высказать своё мнение?
Часть первая. Луч надежды. Глава 7. Дети коррупционеров
После митингов двадцать шестого марта, целью которых было объявлено потребовать ответов у Шатунова на обвинения в коррупции, никаких вразумительных объяснений ни от самого Тимофея, ни от президента не последовало. Единственной реакцией была уже упомянутая фраза про компот, которую, конечно, нельзя считать конструктивным ответом на компрометирующие документы. Также Шатунов заблокировал аккаунт Феврального в модной социальной сети «Instagram».
