Серебряный город мечты (СИ) - Рауэр Регина (читать полностью книгу без регистрации txt, fb2) 📗
И колкий страх, прошивая позвоночник, приходит быстро, опережает испуганные Алисины слова и собственное понимание:
— Вету уводят!
Уводят.
Голос Алисы ещё отдаётся болезненным эхом, а сердце пропускает удар, когда я уже расталкиваю всех, не обращаю внимания на возмущения и Ника, что выговаривает что-то сердито и властно, не слушаю.
Я скатываюсь вниз.
И Даньку с Лёнькой, пробивающихся сквозь всполошённую толпу, игнорирую.
Отмахиваюсь.
Выбегаю в холл, что пуст. И пустотой этой, тишиной и ярким светом дезориентирует, останавливает.
На миг, в который с холодной чёткостью получается заметить пару посетителей, прижавшихся к стене.
Охранника.
Сползшего по стеклянной двери.
И девушку рядом с ним, на коленях. Она расстёгивает его пиджак, прижимает руки к боку и пропитанной кровью рубашке.
— Они девушку поволокли к машине, — она сообщает с завидным хладнокровием.
Почти в спину.
Ибо в декабрьскую ночь я уже выбегаю.
Вижу Север, что брыкается, сопротивляется, молча и сосредоточенно, и на сотрясение воздуха силы она не тратит. Выкручивается и к зданию бросается, но… за волосы её хватают, вырывают белоснежные пряди вместе с болезненным всхлипом и к машине отбрасывают.
Не глядя.
И в хромированный бок монстроподобного джипа Север врезается, падает на утоптанный грязный снег, пытается встать, но руки у неё дрожат.
Разбиты губы.
— Отпустите её, — я выверяю и голос, и слова, что в звенящей от бешенства голове отыскиваются с трудом.
Заставляю себя не смотреть на Квету, а… отстраниться, сосредоточиться на двух бугаях, которые Север глупо пытаются заслонить, сделать вид будто всё… нормально.
Вот только ненормально.
И водительская дверь в тишине ночи хлопает особенно громко.
— По-тихому девчонку можно было уломать? — третий поклонник Севера спрашивает недовольно, огибает машину.
Смотрит на меня, как и остальные.
— Шёл б ты, парень, отсюда… — тот, что откинул Квету, советует дружелюбно, улыбается не менее дружелюбно.
И ножом поигрывает.
— Целее ведь будешь, — второй сообщает заботливо.
Подхватывает уже не вырывающуюся Ветку, пытается засунуть её в распахнутую машину, но Андрей вырастает чёрной тенью, как из-под земли, сбоку, и бьёт молча.
А я ударяю первым дружелюбного.
Выбиваю нож.
И тело переключается на инстинкты, отточенные движения и рефлексы.
Отклониться.
Разорвать дистанцию.
А после ударить.
Раз, но точно, быстро и сильно.
Как учили.
Отключить и связать, заглянуть в глаза, что задурманены, округлены, похожи на совьи, а потому повышенную активность и выносливость объясняют. Отбрасывают вопрос почему они решили увести с собой понравившуюся девушку, забив на возражения самой девушки, здравый смысл и закон.
— Кокс? — Ник подходит беззвучно, накидывает мне пальто на плечи, и интересуется он замороженным голосом.
Редким для него.
Специальным и грозящим неприятности.
— Скорее мет, — я возражаю.
Вытираю руки, встаю, и переглядываемся мы хмуро. Почему пропустили подобных идиотов и когда они накачались Нику узнавать придется. Узнавать и сильно надеяться, что толкать дурь начали не в клубе.
Впрочем, это будет потом, а пока следует дождаться полицию со скорой, коих, тихо матерясь, вызвал Ник. Ответить на все вежливые вопросы, оставить закорючки на протоколах и во враз опустевшем клубе Ветку найти.
Отыскать в кабинете Ника, где маячит и встревоженная Данька, возится с компрессом и льдом, которые не особо помогают.
Поэтому встречать этот Новый год Север будет опухшей красавицей.
— Димка, — сестра замечает меня первой, выпрямляется и взглядом ощупывает, уточняет на всякий случай деловито. — Цел?
— Цел.
Ибо рассечённая бровь не в счёт.
— Ну да, — она вздыхает.
Поглядывает на притихшую Ветку и спрашивает обречённо у меня:
— Ворчать будешь?
— Тебя в холле верный рыцарь ждёт, — вопрос я игнорирую.
Выдерживаю буравящий взгляд.
И Данька сдаётся первой, поджимает раздражённо губы, и из кабинета она удаляется демонстративно, не скрывая обиду. Оставляет наедине с Севером, что молчит, сидит на краю стола и этот самый край ногтем увлечённо ковыряет.
Бросает косой и искрометный взгляд, когда я подхожу.
Встаю напротив.
— Извиняться я не стану, — она говорит быстро, даже не кривится.
Пусть и говорить ей точно больно.
— Не извиняйся, — я соглашаюсь легко.
Спокойно.
Почти.
Выдержка всё же даёт слабину, трещит от бешенства, что разливается по артериям и венам, стоит только взглянуть на лицо Севера, на синяки, уродующие тонкие запястья, на красную борозду, оплетающую шею словно ожерелье.
И остаться отстранённым и равнодушным не получается.
Там, слушая, что «девочка, чистый секс» сама нарывалась весь вечер, получалось. Было спокойствие, что считалочкой Агаты Кристи удерживалось. От десяти до одного, а от одного, обратно, к десяти… помогло.
И кулаки, что чесались сделать из человека кровавое месиво, в ход не пошли.
Даже, когда мой дружелюбный, будучи всё ещё под кайфом, охотно и в подробностях рассказывал, чего с красавицей, только глядя, как она крутит задницей перед всеми, хотелось сделать, и сожалел, что сделать не успели.
Посоветовал с нагловатой усмешкой и на прощание — уже лично мне — следить лучше за своей девкой.
Не моей.
И не девкой.
А настоящей заразой, которая умудряется глазеть одновременно настороженно и вызывающе. И серо-голубые глаза в обманчивом свете зимнего рассвета кажутся зеленоватыми.
Как северное сияние.
Ослепляющее.
Холодное, словно ярость, к которой добавляется страх, ледяной ужас, что Алиса могла не заметить, что минутой позже и мы бы не успели, что мы бы даже не поняли куда делась Север.
Не смогли бы спасти.
— Тоже считаешь, что я сама их спровоцировала? — Север интересуется.
Желчно.
С не меньшей яростью.
И злость на неё — иррациональная, тёмная — снова вспыхивает, толкает поинтересоваться в тон:
— А ты не провоцировала?
Сделать ещё один шаг к ней.
Прижать к столу и руки, не давая отодвинуться, поставить по обе стороны от хрупкого тела, наклониться, высказать всё моей взрослой не сестре:
— Ты жизнью наслаждаешься без оглядки на других, ты забиваешь на любое мнение, кроме своего, ты никогда не утруждаешься подумать, к чему может привести твоё вечное очередное веселье. Не думаешь о последствиях, о чувствах близких. Тебе нравится считать себя безбашенный, хотя ты просто безалаберная и безответственная эгоистка.
— Стрекоза, да? — она запрокидывает голову.
Не отстраняется, пусть между нами и остаётся не больше сантиметра, припоминает Крылова с его баснями и мою давнюю характеристику ей.
И в глазах цвета северного сияния мелькает что-то странное.
Непонятное, но понять я не успеваю, отвечаю:
— Да.
И пощёчину звонкую я получаю, а Квета скользит ужом мне под руку, выбегает из кабинета, сталкиваясь с кем-то в дверях.
— Ой, простите, я помешала… — кто-то лепечет растерянно.
Гремит и звенит чем-то.
И, досчитав до десяти, приходится обернуться.
Наткнуться на большие глаза оттенка горького шоколада. Застыть, рассмотреть лицо сердечком, курносый нос и тёмные волосы, заплетённые в две косы.
