Море волнуется — раз - Туманова Юлия (прочитать книгу .TXT) 📗
Во-первых, хозяин влюбился без памяти, работу забросил и целыми днями выяснял отношения с Глафирой. Глашенькой, Фирочкой, ягодкой, солнышком и т. д. И с одной стороны, это было на руку Агнессе Васильевне, у которой теперь появилось развлечение — кинотеатр на дому, мелодрама и триллер в одном флаконе. А с другой стороны, надежда на внуков, пусть и не родных, таяла с каждым днем. Дело в том, что будущая хозяйка дома оказалась рьяной феминисткой, не желающей посвящать свою жизнь служению мужчине и деторождению.
Вот именно такими словами выражалась Глафирочка.
Поначалу влюбленный Эдик не обращал внимания на эти заявления, вселявшие безмерную тревогу в Агнессу. Но невеста продолжала настаивать, с работы не увольнялась, в дом жениха с вещами не переезжала, несла какую-то чушь о правах человека и вообще вела себя, как последняя эгоистка.
Ко всему прочему ей едва исполнилось двадцать лет, и Агнесса успокаивала себя тем, что вместо внуков может довольствоваться одной уже взрослой внучкой.
Если закрыть глаза на взбалмошный характер, ослиное упрямство и идиотскую, прямо-таки патологическую тягу к самостоятельности, — на днях, например, Глафира в гордом одиночестве пыталась перетащить чугунную бадью в сарай, затем лишь, чтобы проверить свои силы! — внучка получалась хоть куда.
Красавица, умница — вместо модных журналов листает на досуге справочник вузов, спортсменка и главное — скромница. В том смысле, что денег с хозяина на тряпки и развлечения не то что не требует, но и не берет, когда он сам предлагает. И все-таки Агнесса была настороже, будто бы свекровь на смотринах.
— Ах, всего лишь секретарша?! По-твоему, это недостойная работа?!
Агнесса Васильевна вздрогнула от очередного вопля упрямой девицы.
Эдик пробормотал что-то невнятное, но, по всей вероятности, очень обидное, потому как вслед за этим раздался жуткий звон.
Чайный сервиз, всплеснула руками Агнесса.
— Что ты делаешь?! Милая, давай успокоимся и поговорим, как нормальные люди!
— Значит, по-твоему, я ненормальная?!
— Я этого не говорил!
— Но подумал!
— Откуда ты знаешь, что я подумал? — в отчаянии воскликнул Эдуард.
— У тебя это на морде написано! — взвизгнула эта истеричка.
— У меня не морда! — оскорбился он и, вероятно, перестал удерживать возлюбленную, которая тотчас подлетела к двери.
Агнесса Васильевна едва успела отпрыгнуть и сделать вид, что занимается поливкой цветочков.
Процокав мимо нее, Глафира вдруг притормозила на лестнице и, не оборачиваясь, громко декларировала:
— У вас в лейке нет воды, уважаемая! И почему все в этом доме такие лицемеры?!
Агнесса не успела возразить, из гостиной выскочил хозяин, красный и злой, и закричал возмущенно:
— Кто лицемер? Я — лицемер?! Да ты на себя посмотри, моя дорогая! Говоришь, что любишь, а сама сервизы коцаешь за милую душу, и на работу свою рвешься, будто там медом намазано, и…
— Не смей говорить о моей работе в таком тоне! В конце концов, если бы не она, мы бы не познакомились!
— Кто это «она»? — забывшись, удивленно спросила Агнесса Васильевна.
Влюбленные голубки одновременно уставились на нее, будто только сейчас заметив.
— Вы цветочки поливаете? Вот и поливайте! — высказалась Глафира.
— Не груби Агнессе Васильевне, она тебя старше на сто лет! — вступился Эдик.
— Почему это на сто?! — обиделась Агнесса.
— Значит, домработница для тебя важней, чем я? — обиделась и невеста.
Эдик взвыл и воздел руки к потолку, будто собираясь прочесть молитву. Потом вспомнил, что неверующий, и просто потряс кулаками в воздухе.
— Что? Ты мне угрожаешь? — по-своему поняла его жест умница и красавица.
Агнесса готова была стукнуть ее лейкой по голове. Может, опомнится, а?
И вообще, неужели эти двое не понимают, что такое впечатляющее начало романа грозит обернуться настоящей катастрофой после свадьбы?!
Да, несколько часов за последнюю неделю прошли в спокойствии и полном взаимопонимании. А что будет дальше?
Впрочем, Агнесса уже знала что. Сейчас невеста кинется прочь, добежит до ворот, потом устыдится и вернется мириться. Тем временем жених будет глотать валерьянку на пороге и, завидев поворот на сто восемьдесят в исполнении Глафиры, бросится навстречу. Они пересекутся во дворе, примутся друг друга тискать, всхлипывать сквозь смех, целоваться сквозь слезы, ну и так далее.
С минимальными изменениями этот сценарий повторялся со дня судьбоносного знакомства.
Агнессе — даме в высшей степени рассудительной и хладнокровной — оставалось только неметь от удивления и замирать от восторга.
— Котик мой, драгоценный мой, ненаглядный…
— Солнышко, Глашенька, милая…
Ну вот, пожалуйста, до беготни по двору дело не дошло.
Влюбленные застряли на лестнице, с которой теперь доносились до Агнессы сладкие причитания.
Между тем до свадьбы оставалось два дня, и она бы ни за что не поручилась, что торжество состоится. Эти двое в последний момент запросто могут переругаться или, наоборот, от избытка чувств и жажды романтики сбежать от приглашенных на конец света.
А она, Агнесса, отдувайся здесь! Одна-одинешенька!
Нет уж, надо брать дело в свои руки, хватит быть пассивным зрителем. В конце концов, Эдик — единственный близкий человек, и ей небезразлична его судьба. И если он сам сейчас мало что соображает, Агнесса просто обязана ему помочь. То есть, им обоим — ополоумевшим от страсти.
— Странно это все, — насупился Артем. — Ладно приехать он не может, а позвонить? Неужели нет времени к телефону подойти?
— Сам позвони.
— Так не берет же трубку!
Еремеич покосился на внука с лукавой ухмылкой. Тот гневался вполне серьезно и серьезно же недоумевал. Тридцать лет парню, а что он в жизни видел? Казарму, море, горы, простые и понятные мужские радости.
— Вот влюбишься, тогда поймешь, как это можно к телефону не подходить, — проговорил дед тоном старушки-вещуньи.
Артем с досадой чертыхнулся.
— Я с тобой серьезно, а ты мне — «влюбишься»! Эдька же взрослый человек, ну! Должен понимать, что друзья волнуются. Дело опять же стоит. Ты же знаешь, мы каждую неделю собираемся…
— А теперь ему не до этого, — хмыкнул Еремеич. — Ты, Темка, рассуждаешь как пацан малолетний и, вдобавок, как эгоист!
Артем решил, что с него хватит. Вылез из-за стола и ушел во двор — посоветоваться с Никой. Но та никаких версий по поводу странного поведения Эдика не дала.
Он попытался додуматься сам. Допустим, эта невеста — Агриппина, что ли? Ах, нет — Глафира! — сексуальная террористка. Или, например, боится, что жених сбежит накануне свадьбы. Вот и не выпускает его никуда, даже к телефону. Ну, а сам Эдька чего же? Неужто не понимает, чем это грозит?! На заводе и в сочинском филиале не появляется, работа стоит, Степка с Сенькой вопят благим матом, не умея справиться с клиентами-самодурами. Эдик же знает, что близнецов без присмотра оставлять нельзя, они вмиг от его конторы камня на камне не оставят. Только под его чутким руководством агентство по недвижимости цвело и благоухало, а братья выполняли четкие инструкции друга вполне добросовестно.
Не иначе, как затмение приключилось в Эдькиных мозгах.
А если эта его Фекла — тьфу ты, Глафира! — решит, что ему вообще работать необязательно, не говоря уж о том, чтобы просто встречаться с друзьями?! А если затмение не временное, а навсегда?!
И станут они изредка перезваниваться, справляясь о здоровье друг друга и обсуждая погоду. В редкие праздники соберутся за столом, а Горгона — да нет же, Глафира! — чинно поставит на стол поднос с кофейником и белоснежными салфетками. И даже ретивым близнецам не удастся ее победить, и на рыбалку Эдька не пойдет, и над шутками Степана смеяться перестанет, и распекать рассеянного Семена, назначающего свидание трем девицам сразу, будет ему некогда, и горячие, веселые споры с Артемом о политике и прочей дребедени вряд ли уже его увлекут.