Действуй, Принцесса! - Климова Юлия (книги без сокращений .txt) 📗
– Вальсов пока не было, к каблукам постепенно привыкаю, а на улиток даже не смотрю, – ответила я, глядя на строчки.
…Я скоро вернусь…
– Я жду тебя…
Не умею писать письма, но захотелось именно так… Мне кажется, ты будешь стоять у окна, читать и улыбаться.
До свидания, Настя.
Тим.
Я действительно стояла у окна и улыбалась, как ребенок, на которого свалился неожиданный подарок. Не так много слов (мне хотелось бы в двадцать раз больше!), но столько тепла и надежды для меня в каждой строке… Я опустила руки, закрыла глаза и так простояла около минуты. Кладбищенская часовня, да и только! Видела бы меня в эту минуту тетя Тома…
Тим помнил обо мне, думал, скучал. Я не ошиблась – разлука сближала нас, волновала чувства, приоткрывала двери в другой мир…
– Спасибо, – произнесла я, прижимая к груди листок.
Какими счастливыми были женщины прошлых лет, столетий! Они получали письма – свидетельства личной тайны, могли складывать их стопочкой, перевязывать шелковой лентой и хранить под подушкой или в шкатулке, доставать темными вечерами и перечитывать при свете свечи или лампы…
«Я тоже буду хранить и перечитывать, – решила я, прекрасно понимая, что больше писем ждать не стоит, Тим скоро вернется. – Да, у меня не будет стопочки, ну и что! Хотя если он когда-нибудь еще куда-нибудь уедет…»
Быстро спрятав конверт в косметичку (пусть будет всегда со мной!), я устремилась в ванную и замерла перед зеркалом, старательно выискивая недостатки в собственной персоне. «Ну, с худобой ничего не поделаешь… Зато у меня глаза зеленые и светлые волосы. Отличное сочетание… Правда, волосы не такие, как показывают в рекламе шампуня, но… ох…»
Потратив минут пять на изучение и придирки, я почувствовала в себе непреодолимое желание сделать нечто хорошее. Это же неправильно, если счастлив только один человек.
«Нина Филипповна…» – пронеслось в голове, и я вернулась в комнату.
Теперь я думала только о тете. Вспомнился разговор с Лерой, и негодование вновь взвилось к потолку. «Я как-то прочитала ее дневник. Там всякая чушь про смысл жизни… Ахи, охи, вздохи! И сто листов про любовь к Брилю…» У моей двоюродной сестры какое-то свое, особое, представление о добре и зле…
Неужели Нина Филипповна и правда безответно любит Льва Александровича? Вопрос завертелся юлой, лишая меня остатков покоя. Я знала, каково это: надеяться, ждать, мечтать, верить и не верить. Это очень тяжело, а иногда накатывает такое отчаяние, что хочется плакать то тихонько, точно мышка, то громко, точно сирена пожарной машины.
Для Нины Филипповны я была готова на любые подвиги, но, увы, не представляла, как можно ей помочь.
«Так, у меня болит живот. Очень сильно болит. Справа… Нет, слева, а то еще загремлю в больницу с подозрением на аппендицит. А если внизу? Тоже неплохо. Застудилась! В тридцатиградусную жару? Нет, все же слева. Там что? Неизвестно. Вот заодно и узнаю! Значит, у меня болит живот, и мне срочно нужно поехать к врачу».
– Помогите, – репетируя, тонко пропищала я и решительно направилась к двери.
Нина Филипповна с такой чуткостью отнеслась к моему «тяжелому заболеванию», что на пару минут мне стало стыдно.
– Куда ты сегодня ходила? – спросила она, когда машина тронулась с места.
– В книжный.
– Ты что-нибудь ела на улице? Покупала булочки или шоколадки?
– Да, кажется… – протянула я, продолжая выстраивать домик из кубиков бессовестной лжи. – Шоколадку! Точно, я покупала шоколадку на остановке.
– В такую жару! – упрекнула Нина Филипповна и тяжело вздохнула. – Ничего, иногда достаточно промыть желудок и… – Она вновь посмотрела на меня. – И все пройдет. Лев Александрович непременно поможет.
Я отметила, что имя Бриля она произнесла тише и немного торопливо, будто опасалась выдать собственную тайну. Это открытие произвело на меня сильное впечатление: детская радость и вселенская грусть встретились, перемешались и превратились в мягкий, пушистый комок.
«Она точно его любит…»
Еще больше проникнувшись уважением и участием к Нине Филипповне, я мысленно пообещала сделать ее самой счастливой на свете.
«Это вполне возможно… Почему бы и нет?..»
Но один вопрос изрядно меня мучил, я бы с удовольствием прихлопнула его влажным махровым или вафельным полотенцем.
– А Лев Александрович женат? – ляпнула я, сложив руки на коленях.
– Что? – переспросила Нина Филипповна, не веря собственным вмиг порозовевшим ушам.
– А Лев Александрович женат?
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
«А потому что мне было бы гораздо сложнее устроить вашу судьбу, если бы в его паспорте присутствовал штамп. Собственно, это был бы провал всей операции».
– Просто любопытно.
Нина Филипповна бросила на меня осторожный взгляд и спросила:
– А голова у тебя не болит?
– Пока нет, – пряча улыбку, ответила я. «Но если понадобится для дела, она заболит завтра, а послезавтра настанет черед печенки, а потом селезенки…»
– Не тошнит?
– Тошнит.
– Сильно?
– Терпимо.
У Нины Филипповны загудел мобильник, и она приняла вызов:
– Да, мама, да, едем…. Конечно… Да… Надеюсь, ничего серьезного. Настя ела шоколад, полагаю, проблема в нем… Непременно…
«Вообще-то, проблема совсем в другом, – бесшумно вздохнула я. – Просто я получила письмо от Тима (самое лучшее письмо от самого лучшего Тима!), взмыла к солнцу и захотела обнять весь мир. А вас, Нина Филипповна, в первую очередь».
Наверное, на моем лице застыло нездоровое блаженство, потому что, закончив разговор с Эдитой Павловной, тетя повернулась ко мне и спросила:
– А сейчас сильно тошнит? У меня есть пакет, если нужно.
«Эх, ничего-то вы не понимаете!»
– Нет, не надо, все в порядке.
В клинике Льва Александровича я была впервые, поэтому, пока Нина Филипповна звонила, а затем заполняла какой-то бланк, я изучала скучную серо-белую обстановку и читала информацию на стендах – в основном расписание приемов специалистов и рекомендации. С большим удовольствием я бы перечитала письмо Тима, но достать его не рискнула.
Один плакат, наглядно демонстрирующий внутренние органы человека, привлек мое особое внимание. «Что же находится слева? В животе…»
– Я вас провожу, пойдемте, – раздался приятный женский голос.
Я обернулась и встретила ободряющий взгляд Нины Филипповны. Оставалось только схватиться за живот и двинуться следом.
В кабинете Бриля пахло кофе. Запах сразу вызвал у меня улыбку и пробудил аппетит. Но вот о чем уж точно не имело смысла думать, так это о еде: с моим «заболеванием» в лучшем случае мне светила какая-нибудь противная микстура, а в худшем – клизма.
Нина Филипповна зашла со мной, обменялась со Львом Александровичем быстрыми взглядами и спокойно произнесла:
– Я подожду в коридоре.
Она вышла, а я с досадой закусила нижнюю губу. Мне хотелось, чтобы они поговорили. Хотя бы о погоде. «Не правда ли, жарко?» – «Да, очень». – «А завтра обещают проливной дождь…» – «Обещают, но почему-то не верится». Всего несколько фраз, но когда люди влюблены, даже простые слова значат очень много.
– На что жалуемся, Анастасия? – спросил Бриль, указывая на кушетку.
– Живот, – страдальчески сообщила я, повторяя про себя: «Клизму не надо… Не надо клизму…»
– И когда юная леди последний раз посещала туалет?
«Ну нет, мы так не договаривались…» Я поймала себя на мысли, что совершенно (абсолютно!) не могу относиться к этому огромному человеку как к врачу. То есть он, конечно, врач (отличный врач!), но не мой. Пусть он меня не лечит.
«Если я скажу, что вчера, то мне точно придется встретиться с клизмой», – вовремя сообразила я и перевела взгляд на громадного Бриля. Он мне показался еще выше и шире в плечах, черты лица стали резче и крупнее. Такой человек должен обладать огромной физической силой. Мое воображение мгновенно нарисовало яркую картину: Лев Александрович гуляет по лесу, выдергивает первое попавшееся дерево из земли и поигрывает им, точно травинкой.
