Чья-то любимая - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Престон и Пейдж были женаты уже года три или четыре, но Престон до сих пор в своей женитьбе сомневался. На Нью-Йоркский фестиваль он бы Пейдж с собою ни за что не повез, если б только ему удалось от этого отвертеться. И если бы я оставался в Голливуде, мне бы выпала очень приятная неделя. А если бы я не остался, то это, скорее всего, положило бы конец тому недолгому развлечению, которое я представлял собою для Пейдж. Пейдж не могла даже слышать имени Джилл, когда я его упоминал. И вряд ли бы она обрадовалась, если бы я сообщил ей о намерении сопровождать Джилл в Нью-Йорк, чтобы создать ей там надежный тыл. Пейдж настолько же не доверяла мне, насколько Престон не доверял ей. Скажи я ей, что собираюсь в Нью-Йорк потому, что моему очень-очень старому другу нужна моральная поддержка, ее презрению не было бы границ. Когда же теперь, сидя в гостиной Джилл, я стал обо всем этом думать, оказалось, что надо принимать в расчет уйму самых разных обстоятельств. Я даже обрадовался возможности хоть как-то от этих мыслей отвлечься, хотя для этого приходилось подслушивать разговор Джилл.
Однако Джилл была куда шустрее меня.
– Мы все проиграем на слух, о'кей? – произнесла она в телефон как раз в тот момент, когда я кончил жевать сельдерей. – Ты мне позвонишь или еще что-нибудь придумаешь. А может, мы встретимся на той же вечеринке.
Потом Джилл положила трубку, и наступила тишина. Какое-то время Джилл молча сидела на своей синей подушке, а я потягивал из бутылки.
– Это был Бо, – наконец сказала Джилл.
– Эти мальчики с юга умеют быть настойчивыми, – произнес я. – Конечно, те из них, которые не ленятся быть трахарями. Старина Бо все еще пытается добиться своего.
– Я и сама не знаю почему, – сказала Джилл. – Просто смешно. Все знают, что он влюблен в Жаклин Биссет.
Джилл была права – об этом знал весь мир. Или, по крайней мере, та его часть, которая следила за сексуальными и эмоциональными терзаниями киношной колонии, назовем это так. Должен признаться, что и я сам довольно упорно слежу за всеми такими слухами, потому всю свою жизнь живу ими. Правда, я пытаюсь соблюдать хоть какие-то рамки и непрестанно доказываю, как это важно. В основном я пропагандирую эти мысли для Джилл, что стало уже привычкой. Хотя и весьма забавной, потому что у нее таких рамок куда больше, чем у меня. Но в ее случае все дело в том, что подобных рамок у нее слишком уж много.
– Наверное, это безответная страсть, которую уже так давно Бо Бриммер питает к мисс Биссет, стала самым нашумевшим нелюбовным приключением нашего времени, – сказал я. – Ты только подумай! Его считают одним из самых очевидных примеров всей западной цивилизации. И почему так случилось? Про их отношения знают жители Африки. Про это знают жители Австралии. Знают даже в Антарктике. И я снова спрашиваю, почему так получается?
– Мне кажется, это очень здоровый симптом, – сказала Джилл. – Бо – такой человек, который собирает новости, обходясь без постельных интрижек. А у женщины, как правило, единственная возможность почерпнуть новости, заключается как раз в обратном.
– О, это все дерьмо, – выругался я. – Не нагоняй на меня тоску своей полемикой. От женщин самих поступает немало новостей. Я лично Жаклин Биссет даже ни разу не встречал, ты только сама подумай.
– Ну, для тебя-то она вполне хороша, – сказала Джилл. – Она отвечает мировым стандартам с точки зрения внешности, но тебе бы лучше держаться от нее подальше. У нее и так полно неприятностей, и у тебя – тоже.
– Ты никогда не задумывалась, насколько это для всех удобно, что такое нелюбовное приключение связано именно с Бо? – спросил я. – Ведь он бы мог влюбиться в какую-нибудь секретаршу, а секретарша эта могла бы оказаться не менее красивой, чем Жаклин. И страсть его к этой секретарше тоже была бы безответной. Но только в этом случае не было бы никакой рекламы, никакой публичности. А без громкой публичности не бывает никакого психического толчка.
– С другой стороны, Бо ведь мог действительно полюбить Жаклин, и это принесло бы ему страдания, – сказала Джилл. – У них было несколько свиданий; возможно, это правда. В конце концов, Бо дей-стви-тель-но – живой человек. Такое могло случиться и с ним.
– Все южане – люди живые, – сказал я. – Тебе нет нужды мне об этом напоминать. И все-таки я подчеркиваю, что все получилось очень удобно. Это придает его страсти своего рода достоинство, да еще в придачу он может безо всяких осложнений заниматься своей киностудией.
Джилл встала и куда-то исчезла. Я взял в руки помер «Лос-Анджелес таймс», который лежал на полу возле кушетки. В передовой статье рассказывалось о поимке группы похитителей пуделей. Они крали пуделей в районе Беверли-хилз и изготавливали из них тушенку. Этими похитителями пуделей оказалась небольшая банда американских индейцев, окопавшихся где-то в Гольдуотерском каньоне. И хотя главу этой банды поймали, он не испугался. Его звали Джимми Тандер. «Если мы не можем поглотить нашего врага, мы будем поглощать его пуделей», – заметил Джимми Тандер. К настоящему времени банда съела уже шестьдесят пуделей, несколько собак породы ши-цзу и одного большого пиринейца.
По своим размерам газета «Лос-Анджелес таймс» напоминала небольшую табуретку, и я решил, что, пожалуй, не стану ее читать, а использую именно как табуретку. И потому я положил на нее ноги. Вернулась Джилл, неся кувшин с «кровавой Мери» и с новым пучком сельдерея.
– Надеюсь, ты туда добавила водку, – сказал я. – В предыдущей бутылке был почти один томатный сок.
– Ты всегда по воскресеньям такой склочный? – спросила Джилл.
– С самого младенчества. Не люблю те дни, когда не работают магазины.
– Бо предложил мне сделать фильм, – сказала она.
– Ну, и почему ты хочешь от него отделаться?
Джилл пожала плечами.
– Может, было бы лучше, если бы он по-прежнему был влюблен в Жаклин Биссет, – сказала Джилл. – Если он проявит должную настойчивость, то когда-нибудь сможет ее добиться. Тут ничего заранее сказать нельзя.
– Ни за какие коврижки! – изрек я и добавил в кувшин водки.
Джилл ушла к себе в студию и стала перебирать там груду сценариев. Она вернулась, принесла толстый сценарий в зеленом переплете и кинула его на кушетку. Взглянув на название, я прочел: «Дамская ночь».
– Бо нравится этот сценарий, – сказала Джилл. – Его написала одна женщина из Сент-Луиса.
– Я думаю, тебе не надо им заниматься, – сказал я. – Мне довелось делать несколько фильмов про Сент-Луис. И все они провалились. Мне кажется, тебе бы следовало сделать фильм обо мне.
Джилл улыбнулась.
– Это было бы здорово! – сказала она. – Ты хочешь фильм трагический или комический?
– Трагикомический, – ответил я. – Пока что еще ни разу не было хорошего фильма про сценариста. Если повезет, такой фильм принес бы огромные тысячи. Знаешь, на днях я в самом деле услышал один свой рассказ, только из него сделали народную песенку под названием «Попкорн и бриллианты». Само собой разумеется, я был попкорном.
– Напой-ка ее мне.
– Не могу, я ее слышал только один раз, – отказался я. – Я застрял в пробке на Вентурской автостраде и сначала не понял, что слышу историю своей жизни, пока песня почти не кончилась. Такая горьковато-сладкая песня.
Я поставил на стол бокал «кровавой Мери», а Джилл протянула руку и отпила из него глоток.
– Слишком много водки, – сказала она.
– Ну, ладно, – произнес я. – Может, и я буду жить в твоем люксе в этом Терри, как его там. Таким путем я смогу вблизи следить за твоими метаморфозами. Значит, придется пропустить парочку дебютанточек, ну и что?
Джилл чуть кивнула и вернула мне бокал. Больше мы ничего не сказали, но Джилл выглядела совсем счастливой. Пока она перечитывала сценарий, написанный какой-то женщиной из Сент-Луиса, я выпил целый кувшин «кровавой Мери». Весь полдень наш приемник был настроен на какую-то народную горскую станцию, и мы надеялись, что снова услышим мою песню. Но ее больше не передавали.
