Янтарная бусина: крестьянка - Цыпаева Ольга (полная версия книги .TXT) 📗
Добежав до Цыпаевых, Борька влетел в дом, но драться было не с кем. На полу лежало Санькино бездвижное тело.
Борька подошел к нему и пнул в бок. Тот не издал ни звука, лишь посмотрел на Борьку невидящими глазами.
— Вставай, скотина, драться будем. За сестру мою Катеньку. Помнишь, как обещал не обижать ее? Помнишь, пьянь? Как на коленях ползал, помнишь? Как говорил, что даже не посмотришь на чужих баб, помнишь? — Борька тряс почти бездыханное тело за плечи.
— Катенька пришла… — прошептало тело и снова закрыло глаза.
— Все у тебя не по-людски, Цыпаев! Катеньку из-под венца увел, раньше не нужна была. С бабой чужой повошкался, и то жена застала. Даже избить тебя стыдно, кто же мертвяков бьет.
Борька брезгливо толкнул Саньку сапогом в бок, сплюнул в его сторону и хлопнул дверью.
Неделю никто в деревне Саньку не видел, и на работу он не ходил. Пошли слухи, что учительница приходит к нему с сумками.
Не выдержала этого Катенькина мать, пошла к зятю, тайком от дочери пошла — та бы ее ни за что не пустила.
Дверь была заперта. Постучала Саня, никто не открыл. Долго стучалась, пока дверь не открыла девка, одетая по-городскому.
— Здравствуйте, вы кто?
— Родня, пусти, — отодвинула девицу плечом Саня и вошла в дом.
Девушка молча прошла за ней следом.
В углу валялась опрокинутая фляга из-под браги. Стол был заставлен бутылками из-под самогона и водки. Тут же валялась обкусанная картошка, сваренная в кожуре. На кровати лежал мертвецки пьяный Санька.
— Александр Алексеевич приболел, — заметила девушка, — а я ему тут по хозяйству помогаю. Он тяжело переживает разрыв с женой. Как такого мужчину можно бросить? — пожала голыми плечами новоиспеченная хозяйка.
— А ты, знать, Прасковья. — Саня присела на лавочку.
— Да, Прасковья Сергеевна, а вы? — села напротив Прасковья.
— Александра.
— А по отчеству? — мило улыбнулась Прасковья Сергеевна.
— А без отчества, — свысока посмотрела на собеседницу Саня.
— Ну что ж, будем знакомы, — протянула Прасковья руку.
— Будем. — Саня руки не подала.
— Вам, наверное, рассказали, что я тут за ним присматриваю, чтобы он глупостей не натворил.
— Вижу, и лекарства, смотрю, из городу привезла, — кивнула Саня на пустые водочные бутылки.
— Да, ездила, он просил.
— А еще что просил?
— Да ничего больше, — растерялась от атаки Прасковья.
— Так вот, девонька, давай начистоту. Если я тебя еще раз увижу в этом доме — все космы выдеру. Поняла?
— А что вы видите плохого в том, что я помогаю больному человеку? У него же нервное расстройство.
— Ты меня поняла. — Саня поднялась с лавки и так посмотрела на Прасковью, что нервы у той сдали.
— Какое вы имеете право мне указывать?! — вскочила Прасковья. — Уходите из этого дома и больше не показывайтесь. Не тревожьте больного человека! Или вы поскандалить пришли? Идите и ругайтесь со своими деревенскими бабами! Там вам и место! А я его люблю, нам хорошо вместе, и никуда я отсюда не уйду! — верещала учительница.
— Жаль, что не поняла, сама виновата. Я ведь хотела по-хорошему, ну держись, стерва! — Александра вцепилась в волосы Прасковье и поволокла ее из дому.
— Пустите меня! Я на вас жалобу напишу! — визжала Прасковья.
— Я те напишу, сучка. — Саня выволокла учительницу на улицу и потащила по всей деревне. — Будешь знать, как к чужим мужикам в штаны лезть!
— Больно! Пустите!
Из домов повыскакивали любопытные, хохотали что было мочи. Саня не смотрела ни на кого и тащила Прасковью за деревню. Деревенские делали ставки — доведет Саня учителку до конца деревни или не осилит.
Как ни упиралась Прасковья, но Санина рука не отпускала ее ни на миг. Еще бы! Разве сравнится деревенская баба, всю жизнь протягавшая тяжести, с городской недотрогой, которая тяжелее ложки ничего сроду не подняла.
Все это время неожиданно протрезвевший Санька стоял и смотрел через щель в двери на происходящее на улице. Слышал он все с первого до последнего слова, но глаза открыть боялся. Да и не стал бы он за Прасковью заступаться — гнал, гнал ее, а она приходит: «Вам уход нужен, вам уход нужен!» Сядет рядом с ним и смотрит, как он самогонку жрет. Сестра милосердия! Да еще Катеньку ругать пыталась!
— Я те покажу, как отцов у детей отымать! Навек запомнишь. Чему ты ребятишек учить будешь? В чужие семьи лезть? Я дурь-то из тебя выбью! — доволокла Саня разлучницу до конца деревни.
Прасковья поняла, что сейчас ее будут бить.
— Пустите меня, Александра! — подняла Прасковья заплаканное лицо, черное от растекшейся туши.
Саня опустила руку. Отпрыгнула от нее Прасковья.
— Чтобы завтра духу твоего не было в деревне! — уткнув руки в бока, исподлобья посмотрела Саня.
— Мне документы надо забрать из сельсовета.
— Вот утром и заберешь, а к обеду чтоб уехала. — Саня развернулась и не торопясь пошла в сторону дома. — Да лицо умой, срам один!
За документами Прасковья поехала сразу же и ночью уже была в городе.
На следующий день Санька отправился на работу. А вечером навел красоту, выпил стопку для храбрости и пошел в Анютино за женой. Постучал он в калитку, никто не открыл. Вошел в избу. Катенька была дома одна, мыла посуду.
— Кать, я за тобой пришел. Ну, погорячились, и хватит. Пойдем домой.
Санька стоял в дверях и не решался войти, а Катенька его будто и не видела. Даже не посмотрела в его сторону.
— Не могу я без тебя. Свет не мил. Да и доченьке каково без отца? Ты об ней подумай.
— А ты о ней подумал, когда с учительницей кувыркался? — сказала Катенька, не поднимая глаз. — Иди отсюда подобру-поздорову. Видеть тебя не могу. Пропади ты пропадом с учителкой своей вместе! Не приходи сюда больше. — Катенька взяла в руки ухват и решительно двинулась на Саньку.
— Ну прости ты меня. Прости дурака. Сама она ко мне полезла. Не хотел я! Хочешь, на колени перед тобой встану? Не гони меня, Катенька. — Санька отступал задом и уж собирался было упасть на колени.
— На колени, говоришь? Видели мы тебя на коленях! И клятвы твои слышали! Снасильничала, говоришь, учителка? Да как сладила с таким амбалом, посмотреть бы! Хочешь, чтоб я всю жизнь тебя из-под чужих юбок вытаскивала? Нет уж! Хватит. Не верю ни одному твоему слову. Уходи, Шурка! Не то покалечу. — Катенька решительно подняла ухват вверх.
Санька задом вышел из дома и поплелся в Новиковку. В пустой неубранный дом. Шел он, низко опустив голову. Здесь даже самогонка не поможет. Что делать-то? Что делать?
Еще три раза ходил Санька к Катеньке. И на коленях стоял, и руки целовал. Дочке гостинцев приносил. Скворца ей поймал, говорить птицу учили вместе. Для жены подарки приносил, в город за ними ездил. Только не брала Катенька подарков. И не замечала его вовсе.
Работал Санька в этот день в соседней Баевке с артелью мужиков. В обед у реки сварили уху. Сладкий запах варева разносился по всей округе. Сняли с огня котел, поставили на середину. Уселись мужики вокруг котла с ложками. Разговор начал Илюшка Лаврентьев, рыжий парень, за словом в карман особо не лезший, да и за делом тоже.
— Слышь, Санька, нынче в обед Гришка Спиридонов приехал, сам видел, с ним поздоровкался еще. Да один, без жены.
— И что мне до Гришки? — Санька небрежно повел плечом, прихлебывая из ложки уху.
— Дурак ты, Цыпаев. Гришка здесь уж, почитай, семь лет не появлялся. Нюрка к матери приезжала, а Ульяна сама к ним ездила. — Илья исподтишка поглядывал на Саньку.
— Ну, это их заботы, кто куда ездит. — Санька продолжал спокойно жевать. — Мне-то что до них?
— Видать, и вправду дурак. Где у тебя жена-то сейчас? Ага, на работе. А вечером? Правильно, дома у родителей. А дома с кем? Одна, без мужика. А баб одних оставлять ни на минуту нельзя! Из этого все, что угодно, выйти могет! Да и злая она на тебя сейчас!
— Замолчи, пустая балаболка. Нужен ей этот Гришка как собаке колесо! — недовольно буркнул Санька, но насторожился.
