Бог Ярости (ЛП) - Кент Рина (книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
Что-то подсказывает мне, что снобы не оценят, если я отпихну его к стене и позволю Коле и Брэну-младшему поздороваться друг с другом.
Остынь, Коля, чувак. Здесь твои будущие свекры.
— У тебя получилось, — вздыхает он, его улыбка ослепляет меня до сумасшествия.
— Ни за что бы не пропустил.
— Но на восточном побережье был шторм. Пожалуйста, только не говори мне, что ты совершил что-то безрассудное, чтобы добраться сюда.
— Безрассудство — мое второе имя. Но в данном случае я не смог бы ничего сделать, даже если бы захотел. Мы должны были получить разрешение на полет. Вылетел, как только смог, — я показываю на награду в его руке. — Мне жаль, что меня не было здесь во время церемонии.
— Теперь ты здесь. Это главное.
— Поздравляю, малыш! — поскольку я должен прикоснуться к нему, я обхватываю рукой его затылок и глажу шею. — Я так горжусь тобой и тем, как далеко ты зашел. Ты сделал это!
Он сует мне в руку награду и заставляет взять ее, покачивая головой.
— Мы сделали это. Я бы никогда не смог сделать это без тебя, малыш.
— Ты рожден для великих дел и смог бы сделать это независимо от того, был бы я здесь или нет.
— Нет, не смог бы. Ты — причина, по которой я вообще хочу этих великих вещей, помнишь?
Я киваю и целую его в макушку, на секунду задерживаясь, чтобы понюхать его великолепные волосы.
— Я так чертовски по тебе скучал. Никуда больше без тебя не полечу.
Он поправляет мой кривой галстук-бабочку, и на его губах появляется небольшая улыбка. Он всегда заботится обо мне, мой цветок лотоса, будь то физически или эмоционально. Он все еще любит поворчать, но сейчас это музыка для моих ушей. День, когда он перестанет ворчать, будет днем, когда он перестанет заботиться.
— Тебе лучше не покидать меня снова, — шепчет он. — Я не смогу заснуть без тебя.
— Какого хрена? Ты говорил мне перестать быть ребенком каждый вечер, когда мы разговаривали по телефону.
— Ну, я не хотел тебя напрягать. Но это не значит, что мне было легче, ты же знаешь.
— Ты точно поедешь со мной в Штаты. Или я останусь здесь. Джереми и Вон убьют меня, но это цена, которую я готов заплатить.
— Я же сказал, что приеду. Я могу работать где угодно.
— Спасибо, черт возьми.
Он переплетает мои пальцы со своими.
— Хочешь уйти отсюда?
— Да, блять.
Я уже собираюсь оттащить его, чтобы поцеловать, но он прижимается ко мне грудью и впивается в мои губы обжигающим, страстным поцелуем.
На глазах у всего мира. На его глазах.
Если бы кто-нибудь рассказал мне об этой сцене пару лет назад, я бы назвал его лжецом.
Но мой цветок лотоса, похоже, не может насытиться мной так же, как я не могу насытиться им.
Прежде чем я успеваю углубить поцелуй, он отстраняется, пресекая дьявольский план Коли.
И я тащу его за собой, проталкиваясь сквозь людские тела, отчаянно пытаясь оставить его одного.
Брэн отвозит нас в дом своих родителей, где мы, вероятно, какое-то время будем предоставлены сами себе, пока не вернутся его родители и Глин, прихватив с собой других психов, Лэндона и Килла.
Во время всей поездки я целую горло Брэна, покусываю его адамово яблоко, расстегиваю галстук-бабочку и пуговицы на рубашке, чтобы оставить засосы на ключицах.
Идеальный образ, который он так любит, разбивается о мой язык и пальцы, когда он стонет от удовольствия и произносит мое имя.
Мой цветок лотоса — самый невозмутимый водитель из всех, кого вы когда-либо найдете. Он никогда не взъерошивается, не злится, не ведет себя безрассудно, но даже ему приходится остановить машину на обочине, и я тащу его к себе на колени, чтобы Коля мог поздороваться.
Но на этом сеанс сухого перепихона прекращается, потому что он не может допустить, чтобы нас арестовали за непристойность. Несмотря на то, что у его машины тонированные стекла.
Единственная причина, по которой я останавливаюсь, — это то, что я не хочу быстрого секса в машине. Мне нужно как следует полакомиться им после недели разлуки.
Не поймите меня неправильно, мне нравился секс по телефону, грязные смс и фотографии члена, которые он иногда присылал — после того, как я завалил его тысячей фотографий рыдающего в агонии Коли, — но реальность намного лучше.
Как только мы оказываемся в доме, я прижимаюсь губами к его губам, и мы оба спотыкаемся, когда он прижимает меня к стене, его язык требует и воюет с моим.
Я меняю наши позиции так, что он оказывается у стены, а наши тела прижимаются друг к другу.
— Я так по тебе скучал, ты даже не представляешь, — дышит он мне в губы. — Ты больше никогда не уйдешь из моего поля зрения.
— М-м-м. Никогда больше, малыш, — говорю я ему в горло, проводя языком и губами по его пульсирующему пульсу и слабому шраму, оставшемуся после того, как я чуть не потерял его навсегда.
Он так далеко продвинулся с тех пор. Он стал намного лучше справляться со своими эмоциями. Научился прощать себя и даже улыбаться своему отражению в зеркале.
Но это не помешало мне стать помешанным на контроле. Это черта характера, которую я люблю так же, как он втайне любит мое безрассудное поведение.
Он не пытается меня изменить и принимает таким, какой я есть. Ему все равно, с кем я буду драться, лишь бы я не пострадал в процессе. Вот тогда он выходит из себя.
Шучу. Однажды Килл бросил мне в голову зажигалку, поскольку ему нравится бить меня всякой ерундой. Брэн швырнул ее обратно ему в голову и в упор сказал, чтобы он больше не бил меня, иначе он этого не потерпит.
Влюбился ли я в него чуть сильнее после этого? Возможно.
Брэн вздрагивает, и его руки обвиваются вокруг меня: одна обхватывает мою талию, другая тянет меня за волосы, когда он с горловым стоном откидывает голову к стене.
Я вдыхаю его в свои легкие и удерживаю там — цитрусовый и, блять, мой.
— В постель. Сейчас же, — я рычу на его полностью помеченную шею, и что самое приятное? Он больше не прячет мои засосы. Если уж на то пошло, ему нравится оставлять и свои собственные.
— Нельзя, чтобы ты вертелся рядом и привлекал к себе ненужное внимание. Мир должен знать, кому ты принадлежишь, — так он говорит мне каждый раз.
— Сначала я должен тебе кое-что показать, — он натягивает брюки и ведет меня по коридору.
— Это не может подождать? — я обхватываю его сзади, повторяя его шаги и целуя в шею.
Ходить в такой позе неудобно и определенно неинтересно, но Брэн не жалуется и даже дает мне доступ к своему горлу, стонет, когда я покусываю его адамово яблоко.
— Малыш… остановись… — его голос дрожит, когда он толкает дверь.
— Ты не можешь называть меня малышом и просить остановиться. Я сожру тебя нахрен.
— Николай…
— М-м-м?
— Сосредоточься, пожалуйста.
— Дай мне секунду…
— Николай!
— Что? — я поднимаю голову, слегка раздраженный тем, что он останавливает меня, когда мы оба горим желанием это сделать.
Как будто это недостаточно кощунственно, он отстраняется и смотрит мне в лицо.
И тут я понимаю, что мы находимся в его дурацкой домашней студии.
Не буду врать, с тех пор как он чуть не истек кровью на этом полу, я немного травмирован и предпочитаю не приходить сюда без крайней необходимости. Хорошо, что мы живем на острове, и всякий раз, когда навещаем его родителей, он не в настроении работать.
Однако теперь он снова втягивает меня в это зловещее место, и даже легендарное либидо Коли сжимается, когда в голове проносятся картинки того дня.
Это было давно, и мы смирились с этим. Мы даже ходили с ним на терапию, но никакая терапия не сотрет ощущение «я его теряю», которое билось в моем черепе, когда я держал его бездыханное тело на полу, пока его жизнь вытекала из него тошнотворным красным цветом.
Но сейчас, когда он стоит передо мной в своем помятом костюме и с сияющей улыбкой, эти образы постепенно исчезают.
Он здесь.
Он всегда будет здесь, черт возьми.
